Белый вор - Сорокин Александр Сергеевич


АКИМ СИДЕЛЕЦ

БЕЛЫЙ ВОР

Тел. 8903-728-67-47

ЧАСТЬ I

БЕЖАТЬ НЕ СТЫДНО

1

ДОГНАТЬ И УНИЧТОЖИТЬ

Странник шёл и падал. Унты продавливали тронутый морозцем наст. Снег раздавался с хрустом, и пушистые перья тянулись по ветру. За плечом тускло горел размытый светильник солнца. Едва раздвигая сумрак, солнечные лучи не грели, низко катились над тундрой, отбрасывая от идущего человека длинную неуклюжую тень.

С подветренной стороны сопок снега стало меньше, и Странник с облегчением не сел, рухнул на плоские липкие от инея камни. Разгребая рукавицами снег, он нашёл ягель. Твёрдые мороженые корни на вторые сутки приелись. Исцарапанные жёсткой пищей дёсны кровоточили. Еда приносила боль.

Почувствовав привкус крови, Странник закашлялся глухим застарелым кашлем. В бронхах булькало. Странник застучал по бокам, пробуждая тепло, желая избавиться от мокроты. Колотил он безжалостно и сильно. Сейчас он

убил бы себя. Никто не видел слабости, и Странник не выдержал. Бессилие,

злоба и отчаяние вырвались плачем.

Наитием хищника он почуял опасность. На колеблющемся в северном сиянии горизонте он разглядел малюсенькую чёрную точку, безошибочно направлявшуюся к нему. Это была верная смерть, и она приближалась быстрее, чем к обречённым. Хотя Странник полагал, что не так уж недостоин смерти за совершенное в аффекте преступление, он хотел, если окончательно решит, умереть от собственной руки, а не по воле других. Издав низкий протяжный животный рык, Странник пополз вверх по сопке, выдирая с корнем чахлые сосенки, за которые жадно хватался. Он едва соображал, что делает. Скачущие вспыхивающие мысли сверлили мозг: если его не спасёт позёмка, он пропал.

Позёмка - единственная надежда, слепой отчаянный призыв, стелилась у земли пористым дымчатым покрывалом. Кочки тундры вырастали из неё колеблющимися пупырями. Казалось, мурашки бегут по телу спящего леденеющего великана.

Сон и слабость наваливались на самого беглеца, подавляя силы бороться. Ему надо прятаться, прятаться.… Иначе его убьют, застрелят, как бродячую собаку. Позёмка чересчур слаба, чтобы замести следы. Преследователям их отчётливо видно. В низине затвердевшей речки беглец провалился в сугроб чуть ли по пояс. Это не заметить никак нельзя.

На Большой земле сейчас часа два ночи. Здесь – полярный день, ему длиться ещё месяца четыре. Солнце не зайдет, мрак не даст укрыться. Странник нажал на кнопку ножа. Лезвие выскочило, скупо сверкнув. Этим ножом он убил троих, а сколько их едет?

Глубина горизонта, отсутствие препятствий позволяли смотреть далеко. Маленькая точка на горизонте разделилась на трое. Странник обрадовался: немного. Столько же, сколько тех.… Через час – полтора преследователи достигнут сопок.

Позёмка усиливалась, подул опасный ветер севера – востока, но верно взятое направление неумолимо вело снегоходы к сопкам предгорья, где в возбуждении последних часов искал укрытия беглец. Преследователи не рыскали, они строго шли по следам, медленно засыпаемым снегом надвигающейся бури. Прожектора на машинах пробивали прямые линии в клубящейся непогоде.

Сорвав дыхание, затравленно по – медвежьи повизгивая, беглец на четвереньках карабкался среди камней в поисках надёжного убежища. Он мог отсрочить конец, но вряд ли его избегнуть. От напряжения ремень унты лопнул, и пришлось замедлить бег. Странник растопыривал веером пальцы стопы , чтобы не потерять соскакивавшую обувь. Унты были чужие , превышали его размер. Обувь, как и тулуп, он снял с контролёра. По размеру подходило лишь нижнее, роба.

Пурга ещё более усилилась. Видимость сократилась метров до десяти – пятнадцати. Преследователи на время исчезли из виду. Нараставший гул моторов говорил, снегоходы не отстали и не сменили направления.

Несмотря на сплошной поток снега, подветренные склоны были лысы. Нога Странника ступила на начинавший зеленеть мох. Случайные снежинки падали на камни и трепыхались на ветру, не тая.

Проход в расселине повёл внутрь сопки. Впереди маячила молочная синева. Ход разветвлялся. Бросив среди перьев крапчатые недосиженные яйца, пробежала стая белых сов с крупным первым выводком. С писком проскочили у самых ног пулярки. Странник рассчитывал, ему удастся спрятаться в темноте у развалов. Он забился за валун у скальной породы и замер. Если б можно, он растворился бы в камне, вновь проявившись при благоприятных обстоятельствах.

Моторы зарычали близ места, где он вошёл в пещеру. Скрипнули по камням и ягелю полозья. На бесснежном склоне людям не найти беглеца

по следам, но они позаботились о собаках. В пещере многократным эхом отдался псовый скулёж. Гулко прокатился выстрел. Охотники призывали отставших. Жертва ждала.

Ближе послышались возня, натужное сопенье, звук разгребаемого лапами щебня, шипенье мочеиспускания и запах мочи. Собак высыпали из мешков, притороченных к задникам снегоходов. Лайки прыгали, скакали, возбуждённо покусывали друг друга, обоняли воздух краткой свободы.

Вперёд пустили не лаек, а лагерную овчарку. Похожая на волка, с низкой бурой шерстью, жёлтой подпалиной на груди, выпученными, как при базедовой болезни, карими глазами, она поставила уши стрелой, потянула подвижным носом и сразу взяла след. Свора тягловых недоумков припустилась за ней морда в хвост.

Люди замешкались у входа в пещеру. По рации они пытались связаться с отставшими. Усилившийся ветер заставлял хвататься за камни, чтобы устоять. Пурга ослепляла, колотила сухими острыми кристалликами снежинок по щекам, лбу, векам, забиралась за воротники. Люди поспешно натягивали вязаные с прослойкой гагачьего пуха шлемы, оставлявшие открытыми глаза. Их прикрывали очками с широкими плотными стёклами. Северо-восточный ветер стремительно понижал температуру. Градусник на снегоходе склонялся к минусу сорока.

Меняющийся в пещере ветер, дувший из сотни расселин, крутил запахи вихрями. Взяв, собаки моментально потеряли след. Они закружили по петляющей пещере, удаляясь от беглеца. Бешено колотившееся сердце Странника смирило удары. Затеплилась надежда на смерть. Казалось, прошло много времени, как он призывал смерть. Костлявая ещё искушала, забилась в дальний уголок души, стерегла минуту.

Шорох собак, царапанье лап, визг и покусывания ищущей своры затихали, растворяясь в нарастающем свисте бури и порывах завывавшей на разные голоса пурги. Снег у входа насыпался высоким порогом, оставляя узкую щель муторному дневному свету.

Преследователи вошли под козырёк пещеры, остановились, закурили. До беглеца донеслись обрывки голосов. Отчётливо выписалась мужская фраза, уготовлявшая ему мучительную смерть. Вязкий набор слов повис под сводами, рухнул вниз, сдавив Страннику грудь. Страх путался с изнеможением от усталости и голода. Жажду беглец гасил, жуя снег.

Странник закрыл глаза. Вызванным из детства наитием он старался представить, что окружающее только кошмар, корявый морок угнетённого воображения. Но тогда кошмаром следовало принять и предшествующие полгода жизни.

На беглеца резко дохнуло гнилью. Прерывистое дыхание импульсами гнало дурной запах. Странник широко открыл глаза, впуская союзником крохи света. Чёрный силуэт лагерной овчарки отделился от стены. Собака тяжело дышала, глядела без зла. Она лизнула беглецу руку, сжимавшую нож.

         «Гнида… лапочка!» -  позвал он,  не зная клички.  Услышав голос, собака отступила и ощерилась. На рычанье откликнулась лаем приближающаяся свора. Почувствовав поддержку, овчарка напала.

         Началась яростная атака, где беглец наотмашь размахивал ножом, а собаки визжали, подбадриваясь, и кидались волнами на летающую дразнящую руку. Он ранил нескольких, не убив, разозлив до ослепляющего бешенства.

         Оставаться в убежище потеряло смысл. На шум склоки уже бежали люди. Беглец выбрался из камней. Размахивая ножом,  он отступал из пещеры к площадке над обрывом.

         Он вышел на площадку и оказался над пропастью, завешанной снежной взвесью, обманчиво в матовом неясном свету смотревшейся неопасно. Можно представить белый дутый батут, который спасёт.  Только смерть не отпускала. В обострённом воображении бледно – лиловой девушкой всплывала из пропасти, распростирая объятия.

         Овчарка прыгнула, целясь в грудь. Беглец перехватил собаку на лету, сжал жирное, откормленное на лагерных харчах горло. Хрящ затрещал, липкие клыки клацнули перед лицом.

         Свора вцепилась в полы тулупа и унты. Беглец неловко отбрыкивался и крутил овчаркой, как молотом. Левой рукой держа за кадык, правой он воткнул овчарке в шею длинное зубастое лезвие. Собака харкнула сгустком чёрной крови и обмякла. Беглец швырнул тело в белый снег. За овчаркой веером полетели в пропасть сброшенные с рукава три щеристые лайки.

         Глупо, но Странник поскользнулся. Лежал на площадке у пропасти не в силах покончить с жизнью, не сдавшись, спрыгнув вниз. В смерти его не догонят. Чтобы красиво уйти. время ещё было.

         Собаки грызли тулуп, надорвали ухо, разодрали пальцы, сжимавшие нож. Выстрел отогнал свору. Опер наступил подошвой на рукоятку «финки».

                                                           2

                                    УМЕРЕТЬ, НЕ СДАВШИСЬ

         Странника не посмели сразу бить. Надели наручники, упрятали в спальный мешок, приторочили ремнями к заднику саней.

         Странник через разошедшийся зипер видел умножившееся число снегоходов. Его искали кому не лень. Помимо трёх первых снегоходов задействовали даже санитарный вездеход с красным крестом.

         Люди в тулупах ходили, размахивали руками, гадая, нужно ли отправляться в обратный путь немедля. До зоны было с полсотни вёрст. Но усилившийся ветер мешал движению. Неослабевавшая пурга сократила видимость. Сделалось темно, как ночью. Дрожавшие на ветру прожектора чертили жёлтые конусы. Фигуры людей выплывали из молочного марева снегопада, неуклюже вспыхивали, попав в желтизну, и снова растворялись в белом мраке, будто сгорели бабочки. За лучшее осторожный почёл бы переждать. Хозяин однако торопился и гнал других. Ему требовалось прибраться, подготовиться к приёму столичного чиновника, проверявшему их отдалённые края и собиравшемуся срочно вылететь по поводу ЧП из Анадыря. Рейс придержали из – за бури.

         Караван развернулся. Прожектора полоснули тундру, контурами намечая низкорослые ёлки, облепленные бурым лишайником валуны, угрюмую стену предгорья. Ревущие моторы распугивали песцов и леммингов. Магаданский мент в чине полковника не выдержал, выстрелил. Разрядил магазин,

попал – не убив. Кровавое пятнышко вспыхнуло и погасло в снежном вертепе.

         Через полчаса тряской езды, когда полозья из глубокого снега то и дело выскакивали на выветренные камни, крайний снегоход сломался. Машину не

бросили. Караван остановился чиниться.

         Вчерашний хмель давал себя знать. Решения принимались опасные. На крутом берегу замёрзшей речки принялись спорить, где пересекать её. Прежний след замело. Ушлая мужеподобная инспекторша, единственная женщина погони, показывала направо. Мужчины смеялись, не доверяя. Хозяин махнул вперёд.

         От усердья снегоходы неосмотрительно рванули с места, и первые два сразу осели, попав в припорошенную ложбину. Рыхлого снега лежало в два человеческих роста. Машины кренились и проседали, буксуя. Хозяин, матерясь, выскочил из саней и тоже увяз.

         Неистовый ветер мешал передвигаться. Контролеры – шестёрки ползали на карачках, цепляя тросы. Чтобы облегчить платформы, с застрявших снегоходов все спрыгнули в снег. Лежали от ветра пластом, держались за полозья. Только на береговом гребне наст был низкий. Снегоходы хрипели движками, дымили выхлопом дизеля. Прокручивая, разбрасывали ослизлый булыжник.

         Пока занимались начальственными машинами, снегоход с беглецом, застывший на ледовом козырьке крутого схода к реке, покачнулся в порывах бури и, перевернувшись на бок, покатился вниз. Машина парусила боковиной. Она падала в облаке колотого льда и вздыбленного снега. Работавший привод толкал полоз, он впустую резал густой морозный воздух.

         Вылетевшие в сугроб водила с сержантом яро заспорили, кому остаться с беглецом. Сержант уполз вверх по склону. Водила выключил мотор, приткнулся на корточках у дверцы, разглядывая поверженную машину. Странник, свесившись с сиденья, ненавистно кверх-торманом  изучал водилу через дыру в мешке. Его бесило, неужели не удастся воспользоваться ситуацией.

         К свисту пурги примешался лай собак. Водила встал, бросил окурок. Водилу удивило, что лай не приближается, а смещается на сторону. Вскоре крики людей, грызня, возня и визг собак соединились в какофонию. Собаки визжали, как раненые. Водила подозрительно посмотрел на мешок с, сунул карабин подмышку и, проваливаясь в снегу, полез из ложбины разобраться. Его сутулая фигура растворилась в снежной стене, будто проглоченная.

         Выяснилось, упряжка лаек, посланная тягловой силой выправить  завалившийся снегоход, наткнулась на ослабевшего медведя – шатуна, не в хорошую пору явившегося к речке в поисках промоин. Голодные лайки, рассчитывая на лёгкую добычу, сцепились с больным зверем. Пролилась первая взаимная кровь, раззадорившая собак. Крики и стрекало погонщика не могли разнять остервенелую свору. В дело вмешался сержант и подоспевший водитель. Выстрелами из карабинов медведя повалили. Собаки пуще прежнего набросились на горячий труп.

         Странник отчаянно барахтался, отталкиваясь ногами от сидения. Ремни, которыми мешок приторочили к сиденью, сначала ослабли, потом лопнули.

         Странник покатился в мешке с высокого берега  к  речному руслу.

          Перескакивая с уступа на уступ, Странник задел ногами широкий козырёк, и тот рухнул, засыпав беглеца, образовав убежище. Сугроб отодвинул, заглушил шум собак, крики людей и рычание моторов. Перевозбуждение нервов явило равнодушие. Руками в наручниках беглец притянул к носу

шапку и пытался дремать, не рассчитывая проснуться.

         Его долго и бесплодно искали, прорезая через пургу ложе реки прожекторами. Яростная буря замела следы, неистовый ветер смешал запахи, и собаки стали бесполезны. Хозяин приказал оставить поиски, пока не стихнет непогода. Градусник устойчиво показывал минус сорок. Хозяин надеялся, что беглец замёрзнет. По – хорошему в этом стоило бы непременно убедиться.

         Снегоходы двинулись к зоне.

                                                           3

                                                  СТОЙБИЩЕ

         Стойбище эвенов спряталось в выемке между сопок. Здесь не так мело.

Опасливые аборигены загнали собак в чумы. Сидели семьями около костров,

грея чай и топя олений жир.

         Стена из шитых шкур дальнего чума затряслась. Эвены разом посмотрели в сторону шума. Полог над собачим лазом отодвинулся и показался белый человек с лицом в короткой щетине. Человек предстал в ментовском тулупе с чужого плеча, ушанке с опущенными ушами, подвязанными под подбородком, разорванных унтах, с боков которых выглядывали портянки, наручниках на запястьях.

Дальше