Шаг 1
Село Ариведерчи находится сразу за Косоедовкой – направо за кустами версты с две, не более. Туда при желании можно было бы проехать на электричке или на попутной машине хотя бы. Если своей нет. Но господин Пржевальский упрямо жил в своём 19 веке и для него было принципиально: добираться туда именно на лошади, а не абы как.
Лошадь Пржевальского – натура утончённая, нервная. Прислонясь спиной к придорожному тополю, как пастернаковский Гамлет к дверному косяку, она мечтала на цветок одуванчика, едва не затоптанный сапогами Пржевальского, мирно беседующего с косоедовскими мужиками о скором конце света, а заодно и о том, как покороче проехать в Ариведерчи. Обычный мужской трёп.
И вдруг в легком дуновении ветра лошади господина Пржевальского нечаянно послышался волшебный запах пряных свежесрезанных луговых трав. Ветер усиливался. Ноздри кобылы затрепетали, следом затрепетали ушки, грива и всё остальное. Кобылу сносило. А вскоре и вовсе снесло. Её брюхо разбарабанило словно мыльный пузырь, «Меня надуло ветром!» - осенило лошадь, пребывавшую в непонятной эйфории. Говорить она не могла, но думать ей никто не запрещал. Трепеща, словно государственный флаг, надутая, она летела по воздуху – вперёд, вперёд - в страну луговых трав. Летела, кружила примерно на уровне крыши собора Парижской Богоматери. Не выше и не далее. Как на привязи.
Пржевальский удивился. Лошадь пропала, и не видно нигде. Он так и не догадался задрать голову и посмотреть в небо. Там бы он её сразу заметил. Хитрые косоедовские мужики-то заметили. Но не сказали. Потому что хитрые.
Господин зачем-то решил ощупать тополь, к которому только что прислонялась его лошадь. Тополь оказался жидким и сразу потёк, как обычно течет тушь для ресниц. Пржевальский заподозрил подвох и обернулся к косоедовским мужикам. Но их нигде не оказалось. Дорога в Ариведерчи была свободна. Она ласково обдала незадачливого прохожего густым облаком пыли, как бы маня за собой.
Но Пржевальский без лошади – не Пржевальский. С криком «я требую!» он топнул неизвестно кому ножкой и остался стоять на месте в то самое время, как вся местность вокруг него начала быстро передвигаться куда-то влево и вбок. Над головой Пржевальского небо клокотало лошадью, которая всё это видела и была изумлена не меньше хозяина. Хозяин на небо опять-таки не посмотрел, поскольку принял лошадиное клокотанье за приближающуюся грозу. И поднял воротник. Поскольку не любил ни дождей, ни сквозняков.
Оставим упрямого Пржевальского и перенесемся в Ариведерчи. По слухам, деревня была основана в конце 18 века беглыми итальянскими кастратами. Отчаянная попытка кастратов вернуться к обычной жизни. Попытка, обреченная на неуспех, поскольку размножаться кастраты не могли. Хотя и пытались. Но что это были за попытки! Смешно. Ни единого шанса. И вот, однажды, когда последний божественный тенор на селе умолк навсегда, во всей округе воцарилась долгожданная выстраданная землепашцами тишина. С той поры на селе не наблюдалось ни одного кастрата, а все были румяны и плодородны. Но откуда они взялись – эти самые все? Как они возникли в такой ситуации? Возникла молва о том, что, дескать, построена Ариведерчи на святом месте. А свято место пусто не бывает. Это известно всем.
Пржевальскому же, по тем же косоедовским слухам, дозарезу нужны были святые места, чтобы замолить один страшный грех. Именно поэтому он и волочил за собой всюду свою чёртову лошадь. Без неё отмолить свой жуткий грех ему совершенно не представлялось возможным. Каков же он был – сей ужас, порожденный Антоном Макаровичем Пржевальским в годы своей буйной географической юности? Думаете: кто-то знает? Никто не знает. Так что придется ждать его личного чистосердечного признания. «Не дождётесь!» - внезапно подумал Пржевальский, продолжая наблюдать за передвижением местности….
Шаг 2
Он поднял руку. И начался ветер.
Опустил её. И ветер прекратился.
Шагнул в воду. И вода застыла.
И пошел по ней. И вышел на берег.
И вода заплескалась опять.
И вошел в огонь. И огонь расступился.
И сказал слово. И было то, что сказал.
Ибо в чем усомнишься, того и не будет.
Но во что веришь, то и есть.
- Проще всего управлять тем, чего нет. Потому как: что бы ты ни сделал, всё равно всё исполнится, ведь этого же всё равно нет!
- Как же оно исполнится, если его нет?
- Легко! Его-то нет, но твоё желание-то есть. А значит, есть то, что можно желать. Раз этого желают. Поэтому всё, чего желают – существует.
- Бред какой-то.
- Нет, не бред. Ты можешь всё. Всё, что тебе угодно. Там , где нет ничего. Потому что там, где нет ничего, есть только твои желания. Незамутненные ничем иным. Ибо ничего иного нет.
Старенький профессор неизвестных наук Настарбинский привычно полемизировал с лаборантом Хорьковым в своем уютном небольшом кабинете. Уму-разуму учил Хорика неразумного, как его ласково звала невеста Дзелинда, рослая такая с нежной душой. Хорик ей доверял, а вот шефу своему не очень. Особенно в последнее время. Какой-то он стал не такой. Дядьку непонятного чокнутого разыскал где-то, и всё его о чем-то расспрашивал наедине.
Однажды Хорик собрался духом и робким голосом спросил про того незнакомца, профессор просиял глазами из-под очков, помолчал мечтательно и торжественно ответил, что это – Пржевальский. Не тот самый, а просто однофамилец. Но лошадь у него тоже была, не та самая, естественно, которую открыл знаменитый Пржевальский, а скромнее, чалая такая. Но, поскольку принадлежала она хозяину, то её по хозяину и называли – лошадью Пржевальского.
- Сударь! Подойдите-ка ко мне!
Хорьков насторожился, но подошёл
- А ударьте меня хорошенько! Бейте, не бойтесь!
- За что? Вы заболели, профессор? Вам нехорошо?
Вдруг старичок Настарбинский набросился на лаборанта, пытаясь укусить вставной челюстью большой оттопыренный палец его левой руки. Хорик дико заорал с перепугу и судорожным инстинктивным движением правой руки проехался по настарбинскому темечку. После чего незамедлительно испытал настоящее нервное потрясение.
Дело в том, что вместо темечка хорьковская рука на долю секунды вошла в профессорскую голову, правда, тут же вынырнув из неё. Профессор немедля отпустил палец лаборанта, поднял голову и довольно улыбнулся.
У впечатлительного юноши кружилась голова. Он ничего не понимал.
- Вижу, дорогой, что тебе пока сложно сформулировать свой вопрос ко мне. Ничего, я сам помогу тебе в этом. Скажи мне: который сейчас год и где мы находимся?
- Год 2012-й, находимся мы в России, в Сибири, в городе Новоэнске, в секретной спецлаборатории по изучению неизвестных наук.
- Как меня зовут?
- Настарбинский Григорий Потапович, - неуверенным голосом произнес лаборант.
- Хорошо. Всё так вроде бы. И не так. Ладно, сейчас объясню. Но сначала ещё один последний вопрос: чем мы тут занимаемся?
- Пытаемся теоретически смоделировать процессы, предшествующие концу света, который ожидается в конце этого года. Население взволнованно, и правительство…
- Хватит, сынок. Я скажу тебе правду. Не будет никакого конца света, потому что он уже был, причем очень давно и не один раз… Ты думаешь, что в лаборанты попал случайно? После школы пытался поступить в универ, не получилось, безработный, потом дворник и на тебе – лаборант секретной лаборатории…
Хорьков вопросительно посмотрел на профессора.
- Моё настоящее имя – Хальмер-Ю, ты – мой сын Джеликтукон. Твои нынешние родители были приемными.
- А?
- Дзелинда в курсе, она не стала менять имени, и она тебе не сестра, не беспокойся, я бы не допустил, сынок. Прости, что пришлось спровоцировать тебя, но когда ты ударил меня, там, куда ты бил, меня не было. Просто ты верил, что я там. А я знал, что меня там нет. Вера – великая сила, Джеликтукон. Мне о многом нужно тебе рассказать, тебе будет трудно понять всё сразу. Не торопись. Потом привыкнешь.
Шаг 3
Дзелинда опять опаздывала. Вот договорились же, что она ровно-ровно к обеденному перерыву принесет из квартиры, которую они снимали, кастрюльку с вкуснющими домашними котлетами и горячей картошкой, посыпанной свежим укропчиком. А вот опять где-то зависла. Впрочем, новоявленный Джеликтукон давно уже простил любимой четыре исконно женских житейских порока:
- нескончаемые разговоры о необходимости похудеть ещё на пару килограмм,
- постоянные опоздания куда угодно, даже если сборы начинаются за полдня до условленного времени,
- острую форму отсутствия топографических способностей,
- катастрофический бардак в дамской сумочке.
За время их общения Хорик нашел объективные объяснения всем этим женским изъянам. Первое: ни одна женщина не в состоянии признаться самой себе в своем реальном весе, она всегда надеется, что любые вещи на размер меньше непременно на неё налезут, например, потому что она сегодня не завтракала ( утренние печенюшки и шоколадка с чаем Дзелинде уже забылись).
Второе: у неё реальные нелады с оценкой потраченного на свои сборы времени. То есть, там, где фактически прошло уже полчаса, по ее прикидкам было не больше 15 минут, если же минул час, для неё это всегда полчасика, три часа – тоже… полчасика. Дело в том, что попутно своим сборам она пытается самостоятельно справиться ещё с разными мелкими и не очень мелкими делами, наговориться по телефону, сварить обед, запустить стирку в стиральной машине, одеть-снять-одеть-переодеть возле зеркала весь свой гардероб, выбирая, в чем же выйти из дома. Хотя к тому времени, если взглянуть на часы, то можно уже никуда и не выходить...
Третье: Дзелинда постоянно умудряется заблудиться в дороге. Даже когда от самого начала и далее на всем протяжении маршрута отовсюду абсолютно четко виден конечный пункт.
Четвертое: она постоянно в самую неудобную минуту, когда совершенно некогда, теряет что-нибудь самое важное, без чего нигде не примут и никуда не войти, то есть ключи или паспорт, водительские права или банковскую карточку и всё такое прочее. И Зато потом, когда уже везде поздно ( двери взломаны, в самолет не пустили… и так далее), всё это непременно находится в той самой заповедной дамской сумочке, в которой царит вечный бардак.
Но благородный Джеликтукон никогда не станет всерьез сердиться на женщину за то… что она – женщина! Дзелинду нужно нежно любить. Только любовь способна сгладить любые недостатки и более того, сделать их достоинствами!
Первое. Ничто так не сжигает килокалории, как любовь. Если Дзелинде кажется, что у нее лишние килограммы, значит, ей не хватает любви Джеликтукона. И это он обязан срочно исправить положение.
Второе. Если Дзелинда долго собирается, значит, она всего лишь инстинктивно тянет время, надеясь, что любимый догадается, чем сейчас надо заниматься на самом деле.
Третье. Если девушка заблудилась, то надо успокоиться, найти её и заняться любовью: ей просто хотелось, чтобы для этого её нашли.
Четвертое. Если она потеряла ключи или паспорт и так далее, значит, не это сейчас самое важное. А - понимание, сочувствие и горячая любовь Джеликтукона.
Он любит Дзелинду и не в состоянии отыскать в ней ни одного недостатка. Ибо видит во всём - одни достоинства. Потому что любит.
А вот и картошка с котлетами подоспели, спасибо, Дзелинда. Одними разговорами, как бы необычны они не были, сыт не будешь.
Шаг 4
- Как ты думаешь: кто мы?
- Люди?
- Да.
- Земляне?
- Да.
- Или нелюди?
- Да.
- Пришельцы?
- Да.
- Вы здесь?
- Да.
- Или вас здесь нет?
- Да.
- ?
- Мы то, во что ты веришь. Ты – тоже.
- Сколько же вам ( тебе?) лет, отец?
- Много. Я – старше этой Вселенной.
- А что: есть и другие?
- Есть.
- И где они?
- Далеко, - Хальмер-Ю невольно улыбнулся вопросу…
На самом деле существует только то, во что ты веришь…
Настарбинский внезапно нахмурился, приложил ладонь к своей лысине, затем резко убрал руку и произнёс:
- Нет, не так. Неправильно всё. Не надо было тебе рассказывать!
- Но почему?
- Закрой глаза. Не жмурься. Просто спокойно плотно закрой глаза и смотри.
- Как смотреть? Ничего же не видно.
- Успокойся. И смотри так, как обычно смотрят вдаль... Ну!
Джеликтукон постарался внять совету новоявленного отца, хотя и совершенно не понимал, зачем он всё это делает. Некоторое время было темно и тихо. И вдруг там, вдали, едва забрезжив, нечто начало приближаться. Сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее. Через мгновение он увидел стоящего посреди пыльной дороги человека, в котором узнал недавнего профессорского гостя господина Пржевальского. Над ним примерно на высоте собора Нотр-Дам-де-Пари в воздухе наподобие флага трепетала чалая лошадь с животом надутым, как воздушный шарик. Вдоль дороги дул ветер, неся перед собой неуловимые струи пыли. Всё остальное: кусты, реки, деревни – медленно перемещалось куда-то в сторону. Один Пржевальский стоял на месте. Дорога под ним трепетала, извивалась, а он всё стоял. И ждал.
Джеликтукон чувствовал, что засыпает. Видение с Пржевальским затуманилось, загустело и растворилось во мгле. Он одновременно и бодрствовал и спал. Бодрствовал, потому что слышал где-то рядом голоса Григория Потаповича (по-другому, отцом, он его ещё не мог назвать) и Дзелинды. Спал, потому что видел закрытыми глазами, как по сосновой иголке поднимается муравей, позади которого, сквозь хвою пробивается закатное светило, и слышно, как вдали плещется о песчаный берег солнечно-радостное море. Ползущий муравей исчез в солнечном луче, словно обратившись в него, а Джеликтукон почему-то совсем не удивился тому, что летит, почти касаясь, изумрудно-прохладных волн моря.
Из дальней дали морской, из самых её глубин поднималась во всю ширь горизонта и стремительно приближалась исполинская волна. За ней – вторая, за второй - третья. Они накрыли собой и тут же покинули Джеликтукона, не оставив ни капли своей влаги ни на его ступнях, ни на одеждах. В эти мгновения одновременно и отовсюду звучала величественная музыка, словно невидимый гигантский оркестр исполнял яростную, торжествующую и щемящую симфонию самой жизни.
Джеликтукону стало душно, он обернулся и увидел, что находится в тесной темной каморке с крошечным зарешеченным окном под самым потолком. В углу помещения на обшарпанном сундуке, накрытом старым потертым ковриком, сидел мужчина в простой одежде, какую носили в странах Средиземноморья во времена Древнего Рима. У него была короткая борода и темные волосы. Джеликтукон хотел поздороваться с ним, но промолчал, потому что незнакомец шептал молитву. Слова молитвенного языка, конечно, были непонятны Джеликтукону. Он догадался о том, что это – молитва по той особой интонации, с которой они произносились. Кто он, этот узник? Какая участь его ждала? За решеткой едва забрезжило, когда снаружи раздался резкий гортанный голос и… всё исчезло.
И тут же в бесконечном тёмно-зелёном пространстве замелькали косматые голубые, алые, жёлтые и фиолетовые звёзды, радужные светящиеся облака пыли и газа. А потом всё померкло.
- Где я?
Шаг 5
Хальмер-Ю и Дзелинда мягко под локотки поддерживали раскрывшего глаза Джеликтукона.
- Мы с тобой, дорогой, мы рядом, - прошептала Дзелинда и нежно поцеловала любимого.