А, черт! Если бы у нас было окно, можно было бы догадаться по небу. Сегодня такой пасмурный, туманный день...
Командир. Дронова приходила. Опять в кого-то втюрилась, кочерга несчастная. К тому же, она, кажется, намылилась рожать...
Комиссар. Надо было дать ей поесть. Селедку...
Командир. Селедку? (Смеется и обнимает Комиссара.)
Командир и Комиссар обнимаются дружески, похлопывая друг друга. Потом отступают и молча смотрят друг на друга.
Комиссар. Да, попали мы с тобой в историю... Черт побери, который час, а? Я в полшестого с одним мужиком сговорился встретиться. У ларьков на Минаевском рынке. Он мне топор обещал.
Командир. Псих! Да Минаевский рынок снесли давно!
Комиссар. Значит, на Рогожском.
Командир пытается собрать по кусочкам разбитый аппарат. Что-то прилаживает, подбирает с полу.
Командир. А зачем тебе топор?
Комиссар тихо смеется и закрывает лицо руками. Командир долго смотрит на него.
Командир. Ты, Комиссарушка, болен...
Комиссар. Да, я давно хотел сказать тебе. Ты не волнуйся, но... И пойми, пожалуйста... Я больше не могу летать. Меня тошнит.
Командир. Брось, брось. Мы должны летать. Нам надо все время лететь. Главное, не останавливаться... О, смотри-ка, гудит! (Подносит трубку к уху Комиссара.)
Комиссар набирает 100.
Голос в трубке. ...ское время... дцать часов... сть минут...
Командир. Западает что-то...
Комиссар. За топором я опоздал, это точно.
Командир (стоя лицом к заколоченному снаружи окну). Уже вечер. Осенний московский вечер. Синий-синий конец серого дня.
Комиссар (также глядя в забитое окно). Сумеречный час... Зажгли огонь на стрелке башенного крана!
Командир. На ящиках у метро продаются опята. И еще белые осенние цветы. От них горький запах...
Комиссар. Во дворах и подворотнях уже темно, а небо...
Командир. Небо еще остается светлым.
Комиссар. Спокойной ночи, малыши! Добрый вечер, Москва!
Командир. Главное, все время лететь. Лететь и лететь. Не останавливаться...
Точильщик работает. Искры летят. Вот он выключает свой станок. Складывает ножи и ножницы в портфель. Взваливает станок на спину и уходит, хромая.
emp1
На сцене все белое и блестящее. Компьютеры, мониторы, принтеры. За столом среди нагромождения всяких последних достижении электроники сидит какое-то инопланетное Существо, одетое в космонавтское обмундирование. На голове скафандр с антеннами. Оно опутано проводами. Кругом все мигает, пикает. Человек ли это? Робот ли?
Через сцену идет Дронова в длинном черном пальто, с белыми осенними цветами в руках. Останавливается перед Существом.
Дронова. Я хочу жить! Но я не могу жить без вас. Я люблю вас... Предлагаю вам руку и сердце и обещаю беречь вас, защищать изо всех сил и помогать вам жить...
На скафандре Существа загораются лампочки, что-то пикает, антенны поворачиваются, и слышится нечеловеческий, электронный голос.
Существо. Приходите в следующем квартале!
Конец первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Та же квартира. Комиссар и Командир в комнате. Командир бинтует Комиссару голову. Комиссар охает.
Командир. Может, поедем в больницу?
Комиссар. Все нормально...
Командир. Что мы делаем, а? Бред, марево, болезнь...
Комиссар. Ничего. Скоро все это кончится. Знаешь, я даже рад, что мы так решили.
Звонят в дверь.
Командир. Открыто же!
Опять звонят.
Командир. Нучто там еще!
Уходит за кулисы, где тут же слышится его изумленный возглас. Следом за кулисы уходит и Комиссар и восклицает попеременно «е-мое» и «Боже мой». Командир и Комиссар вносят на руках тело Дроновои. Полы черного пальто болтаются, капает вода. Несут Дронову на диван, укладывают.
Я так и знал...
Комиссар. Значит, топиться ходила...
Командир. Как она тут оказалась? Яуза-то вон где...
Из карманов пальто Дроновой падают антоновские яблоки. Много. Стучат по полу, рассыпаются.
Комиссар. В Яузе утонуть нельзя.
Командир. Раствориться – запросто. А утонуть...
Комиссар. Дышит. Живая.
Командир. А... (Показывает пальцем на живот Дроновой.)
Оба наклоняются к животу, пытаясь что-то расслышать.
Входит девушка-коротышка в куртке поверх грязноватого белого халата. В руке – портфель. Из портфеля торчит топор.
Девушка. Ой. А к вам тут не заходила такая беременная с велосипедом?
Комиссар (снимая с Дроновои башмаки). Какая именно?
Командир (накрывая Дронову пледом). Дело в том, что беременные к нам что-то зачастили. Так и льнут.
Комиссар. С утра вскочат, на велосипед – и к нам.
Командир. Заезжают прямо на седьмой этаж выселенного дома.
Комиссар. С плакатом на торце.
Девушка. Ой. Фу. Да нет. Она не на велосипеде. Она только купила. Эля, из бакалейного. Ей восемь недель осталось. Идем по улице, а с грузовика «Дружков» продают. Мальчуковых. Ну, она и взяла. У нее как раз мальчик, ультразвуком слушали... Как вы странно смотрите...
Комиссар. Это что у вас в портфеле?
Девушка. Ой. Да топор. (Вынимает.) Меня Арсен Гамлетыч из мясного послал до точильщика добежать. А со мной Эля тоже пошла. А пока я с точильщиком, она делась куда-то. В переулке все дома позаброшенные, двери позабитые. Только вот у вас... Я по всем этажам, а ее нигде нет...
Комиссар. Девушка, милая. Отдайте мне этот топор. Подарите, продайте втридорога. А то давайте меняться.
Девушка. Ой. Да зачем он вам?
Комиссар. Зачем задумчивому юноше топор, ха-ха-ха. Вы что, Достоевского в девятом классе не читали?
Командир. Топор нужен мне. Крест хочу смастерить матери на могилу. А то этот хиппи престарелый, тятенька мой, никогда не додумается.
Девушка. Ой. А у вас мама умерла?
Комиссар. Да не верьте вы ему. Матери у него действительно нет. Но ее никогда и не было. У таких, как он, не бывает матерей. Такие, как он, заводятся сами по себе. От экологического, так сказать, запустения. Из радиоактивных осадков.
Девушкаглядит ошарашенно.
Командир. Продаете вы топор или нет?
Девушка. Ой. Я лучше пойду...
Комиссар. Стойте. За топор даю авто. «Сааб». Правда, он красный. Ну, перекрасите...
Командир. Да погоди ты... Давайте лучше знаете, что? Вы нам – топор, а я на вас – женюсь!
Девушка хихикает.
По рукам! Только я на вас не женюсь. Вот мой друг, пожалуй, женится. Он на всех женится, кто его ни попросит.
Комиссар. Выходите за меня, я вам бигуди подарю.
Девушка хихикает.
Девушка. Воздух у вас какой-то тяжелый. Открыли бы окошко. (Оглядывается.)
Комиссар. Э, нет. Вот это не надо! (Пальцем грозит.)
Командир. Окно у нас в торце. А на торце нашего дома висит плакат.
Комиссар. «Слава „МММ“! Не забудьте выключить телевизор!»
Командир. И мы гордимся этим.
Комиссар. И никакие окошки нам ни к чему.
Девушка. У вас что, совсем нет окна?
Комиссар. Как видишь, родная.
Командир. Жили-были Командир и Комиссар в темной комнате с огромным окном.
Комиссар. Ну, голубушка. Давай сюда топор, и бежим под венец.
Девушка хихикает, качает головой.
Командир. Да вы не смотрите, это мы сейчас в неглиже. На самом деле мы башлевые ребята. У меня – публичный домишко тут, на углу Подкопаевского, а мосье Комиссар неплохо зарабатывает киллером по вызову. Правда, он безручь, нескладь и никого не может как следует убить. Вечно только весь перепачкается...
Девушка (испуганно). Врете вы все.
Комиссар. Честное слово – красная звезда – дедушку Ленина – обманывать нельзя!
Командир. Соглашайтесь. Комиссар – классный парень.
Девушка. А он правда комиссар?
Командир. А кто же он? Конечно, комиссар. Ведь командир – я.
Девушка. Какой командир?
Комиссар. Какой, какой... Картотечный.
Девушка глядит ошарашенно.
Командир. Послушайте, барышня. Вы картошку едите? А откуда она берется, знаете? Ее собирают студенты, из числа которых сначала избираются командир и комиссар. Происходит это в осенних полях, где гуляет ветер, а кругом лежит притихшая, грустная, ненаглядная земля, которую раньше называли Родиной Октября.
Комиссар. Ноября.
Командир. Октября.
Комиссар. Ноября.
Командир заносит кулак над забинтованной головой Комиссара, но прячет руку в карман.
Комиссар (угрожающе). Отдаешь ты, наконец, топор, моя радость?
Девушка (запихивает топор в портфель). Пойду я...
Командир. Ладно. Кроме шуток. Давай расскажем ей все как есть.
Комиссар. Понимаете, вот мы с ним друзья, он командир, я комиссар. Но вся заковыка в том, что по странному совпадению мы влюблены в одну и ту же женщину.
Командир. В стюардессу. Причем влюблены мы в нее по уши, без задних ног, до потери пульса.
Комиссар. Летаем всюду за ней. А я уже не могу, меня тошнит. Я даже слово «самолет» не могу... Фу, опять тошнит...
Командир. Ссоримся, ревнуем. Вчера этот псих меня чуть не удушил.
Комиссар. И бизнес дал трещину.
Командир. Да, у Комиссара в благотворительном обществе милосердия совсем зачахла торговля танками, да и я давненько не наведывался в свою русско-японскую контору, где состою коммерческим директором.
Комиссар. Дружба врозь, работа не ладится, жизнь проходит мимо...
Командир. И мы решили...
Комиссар. Чтобы прекратить это безобразие...
Командир. Что один из нас сядет в машину и свалится с моста в Москва-реку.
Комиссар. Но тут что-то дело не пошло, полночи бросали жребий, орали...
Командир. На рассвете Комиссар на меня с ножом кинулся, пришлось ему голову пробить...
Комиссар. И тут мы додумались!
Командир. Надо просто-напросто убить нашу любимую.
Комиссар. Ликвидировать, так сказать, причину всех печальных следствий.
Девушка (едва лепечет). Как – убить?
Комиссар. Как убить, как убить... Так, чтобы она никому не досталась.
Командир. Вы представляете, какая начнется жизнь, когда мы с ней разделаемся?
Комиссар. Мы же... Мы же вот... Обои поклеим свежие!
Командир. Купим участок. Огород разобьем.
Комиссар. Осенью банки закатаем...
Командир. Газеты выпишем!
Комиссар. Акций всяких накупим!
Командир. Прикипим душой к какому-нибудь сериалу...
Комиссар. Москва-реку в самом широком месте переплывем!
Командир. Мы будем целоваться с девушками...
Комиссар. Думать, мечтать, спорить...
Командир. Но для этого нам необходим топор.
Лежащая Дронова шевелится и ворочается под пледом.
Девушка (испуганно). А там у вас кто?
Командир. Утопленница.
Девушка. Отпустите меня!
Комиссар. Яблоко хотите?
Девушка. Не подходи! Ааааа! (Вопит, убегает.)
Комиссар пожимает плечами.
Командир. Истеричка. Хорошо, что ты на ней не женился.
Пауза. Тишина. Командир и Комиссар разглядывают Дронову.
Чума. Вот чума...
Комиссар. Замуж бы ей устроиться...
Командир. Пластинку допотопную с помойки притащила. А патефон-то, кстати...
Комисcap. Шшшшш! Тихо! Ну, слышишь теперь?
Раздается отдаленный стук.
Комиссар. Вот. Слышишь?
Командир. Оставь, бога ради. Так вот, патефон, оказывается, есть у Точильщика. Когда мы с ним вчера выпивали...
Дронова вскакивает как ужаленная.
Дронова. Ты пил с Точильщиком?
Комиссар. Она будет жить.
Дронова. Ты? С Точильщиком? Да ты знаешь, кто он?
Командир. Ну кто? Кто?
Дронова. Он... Он... Был завучем в моей школе! И однажды, когда я была во втором классе... (Умолкает.)
Командир. Ну? Ну что? Когда ты была во втором классе... Что он тебе сделал? Замечание? Не пустил в школу без сменной обуви? Заманил в пионерскую комнату?
Дронова понуро молчит.
Комиссар. Если бы у нас было окно, мы бы прыгнули сейчас на него и отгрызли бы ему голову. Да просто пристрелили бы...
Командир. Но идти по лестнице с седьмого этажа... Извини, подруга.
Дронова садится на диване по-турецки, кутаясь в плед.
Дронова. Странно. Выпила таблетки, от которых умирают. И ничего. Только голова разболелась.
Командир. А какие?
Дронова. Зелененькие. И розовые тоже.
Комиссар крутит пальцем у виска.
Командир. Ничего, подействуют.
Пауза. Дронова подбирает яблоко с полу.
Дронова. Яблоня была больная. (Ложится, отвернувшись к стене.)
Входит папа Командира. Он с авоськой.
Командир. Родитель проголодался.
Папа ставит на стол авоську, вынимает хлеб, колбасу, сметану, яйца.
Комиссар. Хотите вот портвейна, Владимир Николаич?
Папа. Я зашился, ребята.
Командир. Иди ты!
Папа начинает расстегивать ремень, молнию, стягивает джинсы.
Папа. Теперь это запросто. В медпункте, в метро.
Папа демонстрирует свою зашитость Комиссару. Тот восхищается.
Вот и все. Завязано. (Неловко смеется.)
Дронова (опять садится на диване). Больше всего жалко троллейбусов. Они такие большие, неуклюжие, медленные. Им тесно и плохо в городе. Тяжело. А все набьются вовнутрь и пихаются. Двери ногами открывают. Гадости гвоздями на стенах царапают. А если опять революция? Из троллейбусов баррикады делают, жгут их, бедных. А они милые. Дальние родственники слонов и бегемотов. Им нельзя жить в городе. Они должны мирно пастись на лугу у реки.
Папа зачарованно смотрит на Дронову.
Командир. Познакомься, папа. Это Дронова. Она дура.
Комиссар. Вечно влюбляется.
Командир. И непременно в коммунистов. А потом топится, травится, вены режет.
Комиссар. Когда мы учились в институте, она влюбилась в секретаря парткома.
Командир. Садилась на партсобраниях в первый ряд и таращилась на него, пока его удар не хватил.
Комиссар. Так и не дожил до отчетно-перевыборного...
Командир. А вообще, папа, ты на нее внимания не обращай. Она яд приняла и минут через двадцать должна окочуриться.
Дронова встает и уходит.
Комиссар и Командир. Ладно тебе, ну что ты, ей-богу, мы же любя...
Папа. У тебя горькие шутки. Вчера мне показалось, что тебе тяжело, и я понял: я должен стать опорой для тебя. Бросай свою коммерцию! Поедем куда-нибудь в глушь. Станем бакенщиками. Будем зажигать огни на ночной реке. Ведь есть же на свете другая жизнь, можно ведь жить по-другому. Не пить, рано вставать, лечить одичавший заброшенный сад, белить стволы... Я виноват перед тобой, Алеша. Но теперь все изменится. Ведь мне уже пятьдесят, и у меня никого нет, кроме тебя. А знаешь, когда ты родился, был такой противный июньский день, дождь и солнце, я шел по Москве, заходил ко всем и говорил: «У меня сын!»
Комиссар. Тише! Тссс! Слушайте! Ну, слышите?
Явственно слышится стук, как будто что-то прибивают или наоборот – отдирают.