– Мы будем принимать людей этаж за этажом, номер за номером, мадам, если только у вас нет особой проблемы.
– Именно есть. Дело в том, что мой муж…
– У меня тоже! – взорвался целый хор голосов.
– Моя работа…
– Моя мать осталась с нашими детьми…
– В понедельник утром я должен быть в Голливуде…
– Мой психоаналитик…
– Пожалуйста, по очереди! – взмолился Гарделла. – Сержант Гоуэн выслушает все ваши просьбы. Он находится в гриль-зале.
Народ отхлынул в указанном направлении. Гарделла вытащил из кармана огромный носовой платок и отер лицо.
– Наш молодой гений разворошил палкой осиное гнездо, если вы меня спросите, что происходит, – отдуваясь, сказал он.
– Мы можем с вами переговорить? – спросил его Питер.
– Конечно. Пойдемте в кабинет.
Мы последовали за ним. Войдя в кабинет, он запер дверь, затем подошел к столу и выдвинул ящик. Он добыл где-то бутылку и стакан и налил себе виски.
– Не желаете ли выпить? – спросил он. – Бумажные стаканчики вон там, у термоса с холодной водой.
Мы отказались.
– Как говорится, что полезно одному… – пробормотал Гарделла и отхлебнул виски. У меня создалось впечатление, что он мог выпить неограниченное количество спиртного без какого-либо заметного эффекта. – Что вы хотели сообщить? – спросил он Питера.
– Лучше пусть это расскажет Джим, – сказал Питер. – Это его история.
И я рассказал Гарделле о мужчине Джейн.
Он слушал, сощурив налитые кровью глазки.
– А сестра действительно не знает, кто это? – спросил он.
– Если бы знала, она притащила бы его сюда за штаны, – сказал Питер. – Она не знает его и ничего о нем, что могло бы помочь его найти. Вам известны какие-либо связи Марты Тауэрс? Потому что, возможно, кто-нибудь из ее приятелей может ответить нам.
Гарделла пожал плечами.
– Должно быть, Макс сможет нам подсказать, кто был по-настоящему близок с Мартой, – сказал Питер. – Не из тех ее новых знакомых, которые впервые приехали сюда, а из прежних, с которыми она могла встречаться в городе.
– Я и сам был бы не прочь сойтись с ней поближе, – сказал Гарделла. – Или эта мысль кажется вам слишком кощунственной? – Он вздохнул. – Эта затея с обыском не моя. Ее придумал наш юный гений из окружной прокуратуры. Фактически это он отвечает за расследование дела, так что ничего не поделаешь. На мой взгляд, человек, которого мы ищем, не станет здесь расхаживать с ножом в кармане. Он давно уже избавился от него. Но мы можем обнаружить одежду, запачканную кровью. – Он протянул руку и подвинул себе телефон. – Попрошу Макса прийти к нам, когда он освободится, – сказал он и взглянул на Питера. – Насколько я знаю соотечественников, Максу предстоит нелегкая ночь. После нескольких возлияний у нас на руках окажется целая куча скандалистов. Так о чем это я?
– Вы говорили о бесполезности обыска, – подсказал ему Питер.
– Да, у нашего гения богатое воображение! Он уже соорудил обвинения против дюжины людей. Не хотите ли послушать, что он вменяет в вину лично вам?
– Прошу вас, – сказал Питер.
Гарделло коротко рассмеялся.
– Вы – первый в его списке, приятель, – сказал он. – Попробую вспомнить, как это звучит. – Гарделла наслаждался собой. – Прежде всего – и в этом я согласен с ним – идея, что никто не входил в «Логово» после половины третьего, потому что никто не звонил в дверь и не вызывал Кили, ночного сторожа, не состоятельна. Передняя дверь и четыре остальные оснащены цилиндрическими замками. Чтобы открыть их, нужно только освободить болт внутри. Но если кто-то хотел выйти и потом вернуться, ему нужно было только подождать, когда Кили куда-нибудь отойдет, закрепить замок в отпертом состоянии и спокойно вернуться, когда понадобится. Кроме того, у Кили есть связка ключей, то же у Лэндбергов, а вон там стоит хозяйский сейф с ключами от всех помещений отеля… Кто-то вполне мог сделать дубликат ключей – в любое время, может, недели или месяцы назад. Поэтому, заключил наш гений, мы не можем вычеркнуть из числа подозреваемых людей, находившихся здесь, в главном здании. Любой мог выйти и войти – включая и вас, мой друг.
– А зачем мне это делать? – жестко проговорил Питер.
– Вы – особый случай, мой друг. А вы этого не знали? Вы интересный, талантливый человек, обласканный обществом, писатель с завидной репутацией. Эффектный мужчина. Вот вы кто, дружище. По крайней мере, согласно точке зрения нашего молодого гения, все было именно так до прошлого года. Затем вы имели несчастье потерять ногу. Наш юный гений называет это… э… травматическим опытом. Вы потеряли часть своей привлекательности. Это похоже на кастрацию, говорит наш гений. Принять такой факт, научиться жить с этой мыслью и даже смеяться над этим – все это требует от человека чертовских сил. Наш гений полагает, что у вас было недостаточно времени смириться со своим несчастьем.
– Почему он так думает? – спросил Питер.
– Наш гений беседовал с Ричем Лэндбергом, – безмятежно сообщил Гарделла. – Кажется, когда вы прибыли сюда вчера, вы потеряли самообладание и накричали на него, когда он предложил вам самому отнести наверх свой багаж. Следовательно, вы еще не вполне готовы сжиться с вашей проблемой. Позднее вы познакомились с Джейн Причард. Вы танцевали с ней. Назначили ей свидание за завтраком. И когда она уходила, она поцеловала вас на прощанье.
– Здесь ничего не может пройти незамеченным, – пробормотал Питер.
– Молодой хозяин Лэндберг извлекает удовольствие из чужих проблем, – сказал Гарделла. Очевидно, он не встречал затруднений подобрать нужное слово, когда хотел этого. – И вот, говорит наш юный гений, к вам неожиданно отнеслись как к полноценному мужчине. Разве вы не приняли этот поцелуй как приглашение? Но, возразил я, девушка призналась вам, что она девственница! Что, говорит наш гений, объясняет нам, почему она отвергла вас, когда вы вышли за ней в боковую дверь и направились к шестому коттеджу. Итак, мы имеем чувствительного, очень взвинченного мужчину, только что оправившегося от серьезной травмы. Он считает, что его пригласили в постель, а вместо этого над ним посмеялись. – Гарделла пожал плечами. – И в результате взрыв.
– Но разумеется, у него нет доказательств в пользу своей версии, – сказал Питер.
– Когда вы – юный гений, доказательства вам не нужны. – Гарделла и не пытался пригасить иронии. – Поиск улик – это работа для крестьян вроде меня. Но мы еще с вами не закончили, мой друг. Вы убили одну девушку, которая посмеялась над вами, и вторую, которая случайно подвернулась под руку в ненужный момент. Затем вернулись в «Логово», спокойно пройдя в дверь, замок которой заблокировали. Вы – очень хитрый человек, по крайней мере, так утверждает наш юный гений. Вы понимаете, что утром, когда трупы девушек обнаружат, все вспомнят, что вы танцевали и угощались в баре с Джейн Причард и что на прощанье она вас поцеловала. Подозрение прежде всего падет на вас. Как этого избежать? Очень просто. Вы выводите на сцену другого известного убийцу – хохочущего маньяка. И вот вы поднимаете шум, будите Джима и Лэндберга, бросаетесь в ночь на улицу в поисках злодея человека, которого там и не было. И каков результат? Мы провели целый день, пытаясь отыскать несуществующего человека – во всяком случае, того, кто не был здесь и сейчас. – Гарделла улыбнулся Питеру. – А это, говорит наш юный гений, объясняет и другие факты. На ту же сторону, что и ваша комната, выходят еще двенадцать спален. Большинство людей спят с открытыми окнами, и все же больше ни одна душа не услышала тот смех. Вы говорите, что проснулись от него, а потом он вновь дико захохотал, но Джим, который спал в одной комнате с вами, не слышал ничего. Вы утверждаете, что смех был очень громким. Но никого, кроме вас, он не разбудил. Станет ли человек, который только что заколол двух девушек, поднимать такой шум? И если да, то неужели буквально все остальные обитатели комнат на этой стороне здания глухи, как тетерева?
Питер глубоко затянулся сигаретой:
– И вы отчасти верите всему этому, да?
– Вы должны признать, что это неплохая выдумка, – усмехнувшись, сказал Гарделла. – Может, я и поверил бы ей, если бы не знал, что до конца дня он придумает еще с десяток подобных версий. Ему нравится предлагать их в качестве весьма правдоподобных. У нашего юного гения свои методы работы. Он набирает целую груду версий, а затем отбрасывает их одну за другой. Вот чем он сейчас занимается, в то время как мы ищем нож и одежду с пятнами крови, чего мы, конечно, не найдем.
– Значит, я под подозрением, – сказал Питер, овладев собой.
– По мнению молодого гения, – поправил Гарделла.
– А по вашему мнению?
Гарделла поднял стакан и опорожнил его одним глотком.
– Мне нужны доказательства, прежде чем у меня появится настоящий подозреваемый, – сказал он, опуская стакан на стол. – Пока что у нас нет ни одной стоящей улики. Обвинение, выдвинутое против вас нашим гением, несколько неопределенно. Ваш доктор говорит, что вы так же уравновешены, как и я, – что, возможно, не такой уж и комплимент вам, как он надеялся.
– Мой доктор?!
– Да, я же связался с доктором Коннорсом, – усмехаясь себе под нос, сказал Гарделла. – Я также попытался услышать смех из вашей комнаты, когда вы выходили днем. Его можно услышать. Думаю, его можно было расслышать даже в сильный ветер.
– А другие, они что, глухие? – сухо спросил Питер.
– Нет. Но в местах отдыха люди довольно часто смеются – чудесное настроение, никаких забот, ведь они для этого и приехали. И если ночью кто-то громко смеялся под окнами, он необязательно должен был кого-то встревожить. Но вас именно этот особенный хохот, полагаю, оторвал бы от самого глубокого сна. Он имеет для вас особое значение.
– Совершенно особое, – подтвердил Питер.
В кабинет постучали. Гарделла махнул мне рукой, чтобы я открыл дверь, и снова наполнил свой стакан.
Вошел Макс, весь встрепанный и измученный.
– Дела идут хуже некуда, – сообщил он. – Как будто кто-то выдернул пробку из бочки. Все танцуют, вопят и поют. И конечно, пьют. Есть все основания тревожиться. По правде сказать, я места себе не нахожу, Гарделла.
– У нас появилась маленькая зацепка, благодаря которой вы можете нам помочь, – сказал Гарделла, перекатывая во рту свою неизменную сигару. – Оказывается, девица Причард приехала сюда, чтобы с кем-то встретиться. У нее вспыхнула большая любовь.
Макс растерянно посмотрел на него и провел смуглой рукой по коротко стриженным седым волосам:
– Откуда вы это узнали?
– От ее сестры. Она доверилась ей. Сказала, что едет сюда для самого главного события в ее жизни. Марта тоже была ее поверенной, но она уже не ответит на наши вопросы.
– У меня нет ни малейшего представления о том, кто бы это мог быть, – сказал Макс. – Вчера какое-то время она провела с Бобби Даудом, а потом с Питером. Не помню, чтобы она уделила внимание кому-то еще.
– Мы думаем, что приятели Марты Тауэрс могут знать, с кем в городе встречалась Джейн Причард. Кто был более близким знакомым Марты?
– Господи, да у нее все были друзьями, – сказал Макс. – Я… Мне надо подумать. Мне…
Кто-то громко заколотил в дверь.
– Кто там? – крикнул Гарделла.
– Это Рич Лэндберг. Мой отец у вас? Он срочно здесь нужен!
– Сейчас, – сказал Макс и обратился к Гарделле: – Слушайте, а почему бы вам не поговорить с Хеддой? О Марте она знает столько же, сколько я, а может, и больше. Она даже хотела дать ей понять, что мы не жаждем видеть ее у себя. А мне лучше пройти к гостям, Гарделла.
– Что ж, идите, – сказал Гарделла. – Мы побеседуем с миссис Лэндберг.
Макс вышел из кабинета. В открывшуюся на мгновение дверь ворвался нестройный шум: разухабистая музыка, визгливый смех, казалось, все орут друг на друга. Я затворил дверь за Максом, только теперь сообразив, что его кабинет был звуконепроницаемым.
– Кажется, они действительно пустились в разгул, – сказал Питер.
– Не хотите ли побеседовать с миссис Лэндберг? – спросил Гарделла. – Вы ведь с ней друзья, если не ошибаюсь. Я не очень-то ей понравился. А с вами она будет чувствовать себя свободнее.
– Да, мы поговорим с Хеддой.
– Тогда приступайте, – сказал Гарделла.
Я открыл дверь, и мы оказались в коридоре. На нас сразу же обрушился страшный гвалт, как волны жара из открытой дверцы топки. Гости «Дарлбрука» очертя голову бросились в волны бесшабашного веселья. Это выходило за всякие рамки приличия, принимая во внимание трагическую смерть девушек и горе их родственников.
В вестибюле кружились танцующие пары. Люди выкрикивали что-то друг другу через все помещение. Вокруг бара так и кишел народ. «Дарлбрук» вдруг перестал быть тем привычным для меня местом, где царят спокойное веселье и беспечность. Это было похоже на распутство в стиле Марди Граса. Раз уж они не имели возможности разойтись по своим комнатам, тогда пошло все к черту. В самом центре холла девица в бледно-зеленом слилась в объятии с черным горнолыжником. Стакан выпал у нее из руки и, зазвенев, покатился по полу. Неожиданно она выгнулась назад, прервав поцелуй, и разразилась хохотом.
Затем мы увидели Лауру. В такт бешеной мелодии танца ее дергал Тэкс Брэден, смуглый молодой человек, задававший вопросы на собрании в бальном зале. Было ясно, что она против воли втянута в эту лихую пляску.
Питер подошел и похлопал Брэдена по плечу.
– Убирайся прочь, старик! – ощерился Брэден. – Это наше личное дело.
Лаура схватилась за рукав Питера, словно за соломинку.
– Она нужна мне по делу, – сказал Питер.
– Оставь ее в покое, слышишь? – сказал Брэден. – Она достаточно настрадалась. Ей нужно немного развлечься.
– Позднее, – сказал Питер.
– Ну ладно, – весело сказал Брэден. – Я подожду тебя, куколка. Мы с тобой сожжем дотла это «Логово» еще до наступления утра.
Питер подхватил Лауру под руку и привел ее ко мне.
– Они вдруг словно с ума сошли, – запинаясь, сказала она. – Что с ними случилось?
– Это своеобразный мятеж против порядка, – сказал Питер. – Им временно запретили уезжать отсюда, и они решили показать всему миру, на что способны. Вам удалось дозвониться до Нью-Йорка?
Лаура взглянула на меня:
– Вы ему все рассказали?
– Мы не можем скрывать этого, – сказал я. – Мы сказали также и Гарделле. Нам нужно как можно скорее его найти, дорогая.
Она кивнула.
– Мне не повезло, – сказала она. – Люди, с которыми я надеялась поговорить, придут на работу только в вечернюю смену, а это около семи.
Питер хмуро посмотрел на разудалую танцующую толпу.
– Я хотел бы побеседовать с двумя парнями, которые провожали Марту домой, пока все не напились до бесчувствия. Что, если тебе взять на себя Хедду, Джим? Ты ведь тоже знаком с ней. – Он объяснил Лауре, что мы надеемся услышать от Хедды.
Она смотрела на неистовых танцоров:
– Можно я пойду с вами, Джим? Здесь невозможно находиться.
– Конечно, не исключено, что вы мне поможете, – согласился я.
– Тогда пока, – сказал Питер и направился в бар.
Апартаменты Лэндбергов находились на этом же этаже. Мы с Лаурой пробирались сквозь шумливую толпу у стойки, где всем одновременно понадобился телефон. В конце короткого коридора я постучал в дверь. Здесь я провел с хозяевами отеля несколько вечеров. Гостиная, чьи стены украшены снимками Макса на темы горнолыжного спорта, застекленная горка, в которой хранились призы Хедды, огромный, отделанный камнем камин, где, казалось, постоянно горел огонь, была приятным местом.
Дверь открыл Джек Кили, ночной сторож. Он неприязненно посмотрел на нас.
– Миссис Лэндберг у себя? – спросил я.
– Кто это, Джек? – из глубины гостиной спросила Хедда.
– Мистер Трэнтер и с ним молодая леди, – сказал Кили, а затем обратился ко мне: – Слушайте, Джим, миссис Лэндберг не очень хорошо себя чувствует. Если это не очень важно…
– Входите же, Джим! – пригласила Хедда.
Кили пожал плечами и отошел в сторону. В камине ярко пылал огонь. Хедда лежала на кушетке напротив, скрестив руки, закинутые за густые белокурые локоны, обрамляющие голову. На маленьком столике рядом стояли бутылка скотча, кувшин со льдом и стакан. Возможно, она действительно не очень хорошо себя чувствовала, но я сразу понял, что мучается Хедда не от боли: она была полупьяной.