Грачев:
Борис Николаевич, мы обсуждаем. Дело в том, что есть закон, запрещающий армии... Я же не могу штурмовать Верховный Совет!Ельцин:
Я лучше вас знаю «законы». Я не о законах говорю, как вы там не понимаете? Речь идет об очень важном государственном деле. И мне нужна ваша поддержка. Согласны вы поддержать меня, вашего Президента и главнокомандующего или не согласны?Грачев:
Борис Николаевич, разрешите вам перезвонить через некоторое время...Ельцин
бросает трубку...Грачев растерян... Опять повисла тишина...
Генерал:
Единственный выход — объявить о нейтралитете. Мы не будем ни на той, ни на другой стороне. Политики заварили кашу, а теперь хотят нас использовать. Вспомните Узбекистан, Тбилиси, Прибалтику, «август 1991 года»... А потом обвинят армию, как бывало уже не раз. Забыли?..Голоса:
Правильно!Остановились на том, что армия будет «нейтральна» в конфликте «Президент—Законодатель».
Опять звонил Ельцин. Грачев дрожащей рукой, бледный, схватил трубку: Слушаю, Борис Николаевич.
Ельцин:
Это я вас слушаю, Павел Сергеевич.Грачев:
Мы тут посовещались... Борис Николаевич!.. Армия займет нейтральную позицию.Пауза. Разговор прервался.
Все встали, разошлись, не глядя друг на друга. Тяжело...
После разговора с Кобецом я начал искать Грачева. Сообщили, что он у Президента. Звоню Президенту. Поднимает трубку помощник Ельцина, Виктор Илюшин. Прошу соединить меня с Ельциным.
— Сейчас узнаю, Руслан Имранович.
Через минуту: У него, Руслан Имранович, Грачев.
Я: Грачев мне тоже нужен, попросите его задержаться, я выезжаю к Ельцину.
— Сейчас передам Борису Николаевичу, Руслан Имранович!
Через минуту: Руслан Имранович, у Ельцина важная встреча, запланированная. Просил передать, что он сам позвонит вам относительно встречи/
— Тогда скажите Грачеву, чтобы приехал ко мне в Верховный Совет.
— Обязательно передам.
Не приехал. Через час снова звоню Илюшину. Говорит, что передал Грачеву мою просьбу, когда он выходил от Ельцина.
Звоню начальнику Генерального штаба Михаилу Колесникову. Застал его на месте. Приглашаю к себе. Отвечает: «Буду через 30 минут».
Через 40 минут заходят генералы Михаил Колесников и Константин Кобец. Здороваемся, прошу рассказать, что за решение «о нейтралитете» принято коллегией Министерства обороны и какими обстоятельствами оно вызвано.
Колесников сперва колебался, пытался утверждать, что и заседания-то коллегии не было — так, «обмен мнениями». Но узнав, что мне известны даже детали заседания, в целом повторил то, что мне уже было известно.
Я попросил Колесникова, со ссылкой на закон об обороне, где написано, что «руководство Вооруженными силами осуществляет Верховный Совет, Президент...», написать докладную записку относительно решения коллегии Минобороны «О нейтралитете» — что это за решение и что оно означает. Колесников колеблется, затем соглашается. Генералы уходят. Через минут 15 Колесников возвращается. Делает дополнения к тому, что им было сказано. Выражает тревогу по поводу возможного развития событий.
Я отвечаю: «Не допустить возможности государственного переворота — это вполне по силам руководству Вооруженных сил. Если бы коллегия, вместо решения «о нейтралитете» предупредила бы Ельцина о том, что армия, на стороне Закона и Конституции, на стороне народа, что она будет верна присяге, — Ельцин ни за что на свете не решился бы на что-нибудь серьезное. Еще не поздно, Михаил Николаевич, от вас зависит — быть в России гражданской войне или не быть. Передайте это членам коллегии. Может быть, мне приехать сейчас к вам?»
Колесников:
Нет, Руслан Имранович, я сам переговорю со всеми, в том числе с Грачевым. У руководства армии были нормальные отношения с Верховным Советом, а нас натравливают... Зачем это?Я:
Вот и поговорите с коллегами — кому и зачем все это надо. Вы покроете себя позором, если поддержите авантюру Ельцина. Разве нам мало переворотов? Развал Союза — результат всех этих видимых и невидимых переворотов. Не поощряйте Ельцина. Он готов половину России уничтожить ради сохранения власти. Вы что, ослепли все? Я надеюсь на ваше благоразумие и верность Конституции.Молчит. Уходит. Затем возвращается и, к моему удивлению, говорит: «Армия, Руслан Имранович, хорошо восприняла бы назначение генерала Ачалова министром обороны».
Больше Колесникова я не видел, а по телефону созвониться в трагические дни мне с ним не удалось... Я еще многократно пытался переговорить с Ельциным — всякий раз, мне сообщали, что его в Кремле нет. Трижды звонил Черномырдину, ответ тот же — на Старой площади его нет. Звоню Колесникову — нет. Звоню Кокошину — нет... Поздно ночью отключили все телефоны. (Коржаков лжет, когда пишет, что «телефон Хасбулатова не отключался»). Надо было организовать работу Верховного Совета для жесткого сопротивления хунте, ее мы и начали, причем энергично.
Приехал В. Зорькин, переговорил со мной, сообщил, что члены Конституционного суда, даже те из них, которые ранее поддерживали Ельцина или колебались, очень возмущены Указом № 1400 (ведь приостанавливалась и работа Конституционного суда). Он информировал, что в 21 час начинается заседание Конституционного суда с анализом президентского указа № 1400. Уехал...
Американский конституционализм
Разработка конституции — это не простой процесс, заключающийся в «техническом оформлении» определенных текстов, часто заимствованных из «чужих» конституций и «подогнанных» под изготавливающийся «товар» — примерно так произошло с «составлением» ныне действующей Конституции, когда Ельцин и его клевреты после расстрела парламента, «отмены» Конституции и установления своей диктатуры приступили к срочной разработке «новой конституции», которую победитель-путчист обещал «подарить народу».
Действительно, конституционный процесс — сложнейшая работа по философскому осмыслению общества, отражению его мировоззрения, исторических корней и целей, по учету множества различных обстоятельств, когда каждое слово имеет значение.
Выдающийся американский специалист в области конституционного права Луис Фишер пишет, что «конституционализм представляет собой нечто большее, чем стенографическое обозначение Конституции и сопутствующего ей законодательства. Чтобы быть достойной своего названия, Конституция должна содержать в себе философию правления, соглашение между представителями государственной власти и народом. Она должна способствовать общественному благу, в то же время защищая права личности, в том числе и меньшинства. Особенно важным является право людей собираться вместе, выражать свое мнение лично и через объединения и участвовать в свободных выборах. Конституции, которые лишь санкционируют использование государственной власти, не ограничивая ее (таковы конституции автократических и тоталитарных государств, враждебны самой концепции конституционализма».
Основные элементы конституционализма были определены Болингброком в 1733 году: «Под конституцией мы понимаем, говоря правильно и точно, собрание законов, институтов и обычаев, родившихся из определенных постоянных принципов здравого смысла и направленных на определенные постоянные объекты общественного блага, составляющие целую систему, по которой общество согласилось быть управляемым». Как отмечает Болингброк, поведение правительства определяется не одними законами, но также институтами и обычаями. Законодательные принципы должны быть изложены в письменном документе. Даже «неписаная» Конституция Англии — собрание основных постановлений, мелких законодательных актов, судебных решений, обычаев и конвенций, а также текстов парламентских дебатов — закреплена публикацией ее фундаментальных принципов для всеобщего ознакомления: Великой хартии вольностей, Закона о неприкосновенности личности (Хабеас Корпус), Петиции о правах и Закона о престолонаследии.
В качестве конституционной нормы постоянные принципы здравого смысла вызывают к жизни идею естественного права, «высшего закона», или jus gentium, который римский законодатель Гай называл «тем законом, что естественный здравый смысл устанавливает среди людей». Естественному праву придается конкретный смысл в сцене из «Антигоны» Софокла. Один из братьев Антигоны, Полиник, участвовал в осаде города Фивы. Среди защитников был его брат. Оба они погибли, встретившись в битве лицом к лицу. Хотя правитель Фив Креонт приказал оставить тело Полиника непогребенным на поле битвы, Антигона не подчинилась указу и похоронила брата. На вопрос, намеренно ли она решилась не подчиниться закону, Антигона отвечает:
Не Зевс его мне объявил, не Правда,
Живущая с подземными богами
И людям предписавшая законы.
Не знала я, что твой приказ всесилен
И что посмеет человек нарушить
Закон богов, не писанный, но прочный.
Ведь не вчера был создан тот закон —
Когда явился он, никто не знает.
И, устрашившись гнева человека,
Потом ответ держать
перед
богами
Я не хотела.
Даже Гемон, сын Креонта, говорит отцу, что тот «сам нарушил закон богов». Хору понадобилось всего шесть слов, чтобы определить суть конституционализма: «Где правит сила, там нет права».
Доктрина естественного права проникает в американский конституционализм через «Второй трактат о гражданском правлении» Джона Локка (690 г.). Локк считал, что люди, живущие в царстве природы, должны управляться законом природы, который обязывает каждого вести себя определенным образом. Здравый смысл, «который и является этим законом, учит все человечество, которое к нему обращается, что все равны и независимы и что никто не должен причинять другому вреда в его жизни, здоровье, свободе или имуществе». Однако пристрастное и невежественное человечество так и не постигло закон природы. Будучи призваны судить, люди слишком жестоко наказывали других и прощали собственные проступки. В результате, по мягкому выражению Локка, в царстве природы возникало «беспокойство» и порождало необходимость в третейском судье для разрешения споров.
Хотя Локк рассматривал законодательную власть как власть высшую, она не имела права быть своевольной. Цель законодательства заключалась в охране жизни, свободы и имущества. Если окно отступало от этих целей, люди оказывались в состоянии худшем, чем первобытное. В этом случае люди вольны были распустить правительство и создать новую законодательную власть.
Философия Локка воодушевляет Декларацию независимости. В первой же фразе объясняется, что разрыв с Англией был необходим, чтобы американцы могли «занять среди сил земных отдельное и равное место, на которое дают им право Законы Природы и Господь Бог». Идея конституционализма, подчеркивающая свободы личности и философию правления Локка, появляется уже в следующем параграфе:
«Мы считаем эти истины самоочевидными: что все люди созданы равными, что они наделены Создателем определенными неотъемлемыми правами, и в том числе на Жизнь, Свободу и стремление к Счастью; что для защиты этих прав среди людей создаются правительства, черпающие свою справедливую власть из согласия управляемых; что когда бы какая-либо форма правления ни стала разрушительной для этих целей, люди вправе изменить или упразднить ее и создать новое правление».
Это мнение приводит нас к последним двум элементам конституционализма Болингброка: (1) правление направлено на определенные постоянные объекты общественного блага, и (2) общество дает согласие на то, чтобы им управляли. Оба эти элемента совпадают с точкой зрения Локка, который считал, что власть закона, «в своих самых широких пределах», ограничена общественным благом общества.
Принцип общественного согласия и общественного контроля подразумевается в уверенности Локка в том, что права человека существовали задолго до возникновения института правления. Если правительство не защищает эти права, люди могут сменить правительство. В этом смысле
общественная
интерпретация естественного права и конституционализма, развившаяся со временем, становится основным испытанием легитимности гражданского права. Общество никогда не согласится быть управляемым тираническим или деспотичным режимом. Оно никогда не утрачивает контроль над создаваемым им правительством. И хотя режимы подобного рода существуют и даже опираются на написанную конституцию, они не являются конституционными формами правления.Убежденность в том, что индивидуумы сохраняют определенные права, которые никогда не передаются правительству, лежит в основе взглядов других политических философов. Спиноза верил, что никакой человеческий разум не может полностью находиться в ^распоряжении другого, потому что «никто по своей воле не может передать свое естественное право на свободное мышление и суждение или быть принужденным это сделать». Любое правительство, пытающееся контролировать умы, является тираническим по определению. Стремиться предписывать, что истинно и что ложно, или каких взглядов следует придерживаться людям в молитве Богу, — значит оскорблять суверенность. «Все эти вопросы, — говорил Спиноза, — относятся к естественному праву человека, от которого он не может отречься даже с своего собственного согласия».
Доктрина раздельных властей
Злоупотребление властью последним президентом, особенно Линдоном Джонсоном и Ричардом Никсоном, породило ряд рутинных и удобных аргументов в пользу доктрины раздельных властей. Оппоненты президентской власти утверждали, что создатели конституции не доверяли правительству (особенно исполнительной власти) и пытались использовать контроль и баланс, чтобы воспрепятствовать тирании. Хотя создатели конституции действительно построили систему, призванную ограничивать власть, это составляло лишь часть их намерений.
Говорят, что власти разделяют, чтобы сохранить свободы. Но разделение может и разрушать свободы. Французские конституции 1791 и 1848 годов представляют собой честолюбивые попытки создать жесткое и догматическое разделение властей. Первый документ породил правление Наполеона Бонапарта, а следующая попытка привела к появлению Второй империи.
Система сдержек и противовесов (контроля и баланса) не противоречит доктрине раздельных властей. Они дополняют друг друга.
Каждый новый Президент, который приходит в Белый дом, через некоторое время пребывания в должности осознает степень такого конституционного разделения независимо от того, кто составляет большинство в конгрессе, партия президента или ее соперник. Так и должно быть. Президент не разделяет с конгрессом свое право помилования, а конгресс не делится с судами своей властью в области налогообложения и ассигнований (хотя судейские и принимают участие в определении предельных размеров льгот). В 1974 году Верховный суд определил разделение властей в федеральном правительстве, заявив, что полномочия, вверенные федеральным судам Статьей III Конституции, «могут быть поделены с исполнительной властью не более чем, скажем, глава государства может поделиться с судами правом вето или конгресс разделить с ним право отменять вето Президента».
Долгосрочность доктрины.
Прошел ли баланс политических институтов, задуманных создателями Конституции, проверку временем? Или события опрокинули теорию? Токвилл, одобрительно цитируя Джефферсона, считал, что «тирания законодательства» в Америке будет длиться в течение ряда лет, прежде чем ее сменит тирания исполнительной власти. И все же президентская власть, достигнув вершины при Аврааме Линкольне, поникла перед лицом настойчивого и восставшего конгресса. В 1885 году Вудро Вильсон писал, что Конституция 1787 года являлась формой правления скорее по названию, чем на самом деле, «форма Конституции предусматривала прекрасно пригнанный, идеальный баланс, в то время как реальная форма нашего правления является просто схемой верховенства Конгресса».