- Но ведь ты - пленник, - подтрунила Феофания, приподняв голову и мягким движением руки убирая длинные локоны со своего лица. - Ты оказался на Родосе не по своей воле.
Думаю, я оказался здесь по воле Господа, который все видит и дарует каждому то, что он заслужил, - сказал Олег после краткого молчания. - И я в плену не у слуг василевса, но у твоих чар, лада моя.
Последние слова Олег произнёс по-русски, поэтому Феофания не поняла и переспросила. Олег объяснил, что означает слово «лада».
Феофания попросила Олега назвать ещё несколько ласкательных эпитетов из русского языка. Она вслушивалась в произношение и пыталась повторять слова, удивляясь богатству и разнообразию чуждого ей славянского наречия.
- Греки считают себя знатоками любовной поэзии с самых древних времён, но нашим корифеям будет трудно соперничать со стихотворцами с Руси, если такие появятся. Русский язык гораздо богаче греческого, - сделала вывод Феофания, ко всякому делу имевшая серьёзный подход.
- Мне больше хочется рассуждать о совершенстве вот этих ног, нежели чего-то другого, - с улыбкой заметил Олег, целуя её колено.
Затем он стал покрывать поцелуями бедра любимой женщины, талию, спину, плечи, грудь, при этом называя по-русски каждую часть женского тела с добавлением уменьшительно-ласкательных прилагательных. Феофания то и дело переспрашивала, стараясь что-нибудь запомнить. Даже интимные части тела, по её мнению, звучали по-русски совсем не пошло и не резали слух. Женские органы, которые в греческом языке обычно были связаны с ругательствами, в русском звучании показались Феофании сотканными из прекрасных чистых звуков.
Олег очень удивился, когда Феофания попросила его произнести хотя бы одно русское ругательство, производное от мужских или женских половых органов. Покопавшись в памяти, Олег нашёл такое ругательство, производное от слова «блудница».
Замечательно, что русичи ругаются хуже греков, вернее, делают это чище, не опошляя гнусным смыслом чудо, подаренное людям Адамом и Евой, - подвела итог Феофания.
* * *
Около тридцати больших и малых судов покинули гавань Родоса, едва солнце показалось над горизонтом.
Олег поднялся на флагманский дромон в числе последних. Ксенон ничего не сказал ему на это, понимая причину.
Только Хэльмар шутливо бросил Олегу, одиноко стоявшему у борта отплывающего корабля:
- Похоже, друг, ты с трудом вырвался из объятий?
Олег взглянул на улыбающегося Хэльмара:
- Теперь я бессмертный, ибо сердце своё я оставил на Родосе.
- Главное, чтобы ты не оставил там разум, - Хэльмар похлопал Олега по плечу. - Судя по твоему утомлённому лицу, ночью поспать не пришлось. Сочувствую и завидую тебе, князь.
К ним подошёл крепыш Хальфдан и заговорил с присущей ему простоватостью:
- Я всегда утверждал, что маленькие и рыжеволосые женщины обладают особой страстностью в постели. Я прав, князь?
Хэльмар сделал знак Хальфдану, чтобы тот придержал язык.
Однако Олег не рассердился и не обиделся.
- Не могу подтвердить твою правоту, друг Хальфдан, - сказал он. - Ты не поверишь, но мы, лёжа в постели, занимались… грамматикой. Оказывается, Феофании не нравятся греческие ругательства, поэтому я приводил примеры русских ругательств для сравнения. Особенно её впечатлило вот такое русское словцо…
И Олег по-русски обругал Хальфдана.
Тот похлопал светлыми ресницами, взирая на Олега с самым глупым видом. Хэльмар же, полагая, что князь таким способом ставит Хальфдана на место, громко расхохотался. Глядя на Хэльмара, не удержался от смеха и Олег. Наконец загоготал и Хальфдан, поняв, что над ним потешаются…
После часа плавания с передовых кораблей заметили впереди азиатский берег - белые скалы, обрамлённые густой зеленью деревьев. Особенно выделялись пальмы своими пышными кронами. Это был далеко выдающийся в море полуостров Херсонес Родосский. С него и с соседнего полуострова, находившегося севернее, сельджуки были выбиты ещё весной. Ныне заканчивался июнь.
Войску Ксенона надлежало восстановить разрушенную крепость в местечке Кинос-Сема и двигаться дальше вглубь материка, чтобы очистить от сельджуков всю приморскую Карию до отрогов горного хребта Тавра.
Об этом состоялся разговор у Ксенона с начальником гарнизона в городе Элеунте, где родосское воинство выгрузилось с кораблей на берег. Сельджуки, покидая Элеунт, сожгли половину города и разрушили большой участок стены. Уцелевшие горожане и воины гарнизона, не жалея сил, под палящим солнцем восстанавливали стену и углубляли ров перед ней на случай нового вторжения азиатов, которые, по слухам, были недалеко.
Ксенон повёл своё войско к Кинос-Семе по дороге, петлявшей среди одиноко стоящих горных утёсов, над которыми в безоблачном небе парили величавые орлы. Все селения, где побывали сельджуки, носили следы опустошения. Немногочисленные местные крестьяне при виде ромейского войска оставляли работу на полях и сбегались к дороге, чтобы вблизи увидеть силу, которая изгнала ненавистных сельджуков и на которую жителям предстояло уповать в будущем.
Крепость Кинос-Сема, что в переводе означало Собачья Могила, была расположена в долине между горами и морем. Через неё пролегала единственная хорошая дорога, ведущая с материка на полуостров Херсонес Родосский. Сельджуки основательно разрушили крепость, когда им с большим трудом удалось её взять. По всей видимости, они не собирались надолго задерживаться на полуострове, где было мало пастбищ для коней. Сельджуки ушли в Азию, как только ромеи начали беспокоить их своими внезапными нападениями с моря.
Разбив лагерь на равнине и выставив дозорных на холмах, войско Ксенона принялось за работу. Сначала предстояло разобрать завалы из камней, которые были повсюду: и внутри крепости, и снаружи в полузасыпанных рвах. Работами распоряжался чернобородый грек Посид, построивший за свою жизнь немало крепостей. В обязанности Посида входило следить за состоянием всех крепостных сооружений на Родосе и заниматься их починкой.
- Флот годится лишь для того, чтобы перевозить морем людей, лошадей и всевозможные тяжести, - любил повторять Посид. - Флот не спасёт Империю от нашествий азиатских кочевников. Только мощные крепости спасут её от этого зла.
Олег с уважением относился к Посиду, видя, как под его умелым руководством развалины обретают грозный вид неприступной цитадели. Причём Посид не просто восстанавливал по прежнему плану укрепления, он вносил в этот план изменения, дабы максимально затруднить врагу штурм крепости. Из-за этого у Ксенона с Посидом были постоянные разногласия. Ксенон стремился поскорее восстановить крепость, не заботясь особенно об её неприступности. Он хотел вести войско дальше к отрогам Тавра, где, по слухам, сельджуки расположили свои летние становища.
- Надо уповать не на камни, а на войско, - говорил Ксенон Посиду. - Силу одолеет лишь сила! Крепостями от беды не загородишься.
В конце концов было решено разделить войско. Большую его часть Ксенон повёл в Карию, а пятьсот воинов, в основном новобранцев, оставил достраивать крепость. Главой этого отряда Ксенон назначил Олега.
Олег был недоволен таким решением, но Ксенон остался неумолим:
- Не забывай, что я в ответе за тебя перед василевсом. И перед Феофанией тоже
Олег понял, что главной причиной такого решения Ксенона было его некое обязательство перед Феофанией. Быть может, она даже попросила держать Олега подальше от опасностей.
Первые дни после ухода войска в Карию Олег неистово подгонял своих воинов, дабы поскорее достроить крепость и устремиться вдогонку. Но скоро ему стало ясно, что на окончательную достройку крепости уйдёт месяц, а то и больше. Тогда Олег охладел ко всему, связанному с переноской камней, замешиванием раствора, рытьём траншей и рвов. Он целыми днями слонялся по окрестным холмам, густо поросшим стройными кипарисами и колючим кустарником. В укромных долинах между холмами тут и там прятались маленькие селения из двух-трёх крестьянских семей. Деревни побольше находились на берегу моря, где жили рыбаки и ловцы раковин.
Вскоре Олега везде и всюду узнавали и приветствовали. Он был желанным гостем и у пастухов в горах, и у земледельцев на равнине, и у рыбаков в приморской низине. Людям было удивительно, что знатный военачальник, возглавляющий местный гарнизон, доступен и приветлив в общении с бедняками. А когда стало известно, что Олег родом с Руси, почтение к нему только увеличилось. Людям казалось: неспроста далёкая православная Русь помогает ромеям в их борьбе с сельджуками.
Олег поражался благодатному климату, царившему на азиатском побережье. На здешней земле стремительно шли в рост пшеница и ячмень. Под щедрым южным солнцем наливались соком плоды на грушевых, персиковых, абрикосовых деревьях. Повсеместно в изобилии росли сливы, орехи, яблоки, алыча. По склонам холмов тянулись виноградники. У местных жителей было столько вина, что в нем купали коней и мулов - верное средство от лишая и чесотки.
Если лошади и быки были только у зажиточных крестьян, то ослов, коз и свиней имели в своём хозяйстве даже самые бедные.
«Ежели тут на камнях здешние смерды собирают столь щедрые урожаи, имеют в изобилии скот и плодовые деревья, то в каком благоденствии живут земледельцы в глубинах Азии, где, говорят, погода ещё более? мягкая», - думал Олег.
Ему казалось: если где-то и существует земной рай, то он непременно в этих краях.
«Да, ромеи есть избранный Богом народ, владеющий самыми благодатными землями на стыке Европы и Азии, - размышлял Олег. - Неудивительно, что соседи стремятся отнять эти богатые земли и караванные пути. Что и говорить, землица здешняя щедро кровью полита и костьми засеяна после войн и нашествий, какие прокатились тут в прошлом. А что ожидает этот край в будущем, одному Богу ведомо».
В Кинос-Сему примчался гонец из крепости, запиравшей проход на северный полуостров - Херсонес Книдский. Гонец сообщил Олегу, что из-за реки Меандр вышло войско сельджуков, дабы отрезать пути отступления Ксенону, который уже выбил сельджуков из двух городов на Карийской равнине. Сельджуки разделились: часть ушла в равнинную Карию, чтобы напасть с тыла на войско Ксенона, часть двигается сюда к приморским крепостям.
Олег собрал сотников на военный совет. Присутствовал и Посид. Он первым взял слово:
- Если отряд сельджуков невелик, то наша крепость выстоит. Но если варваров много и они пойдут на штурм со всех сторон, то наш удел будет печальным. Стены выведены до нужного уровня, углублены и рвы перед ними. Однако башни ещё не достроены и ворота как следует не укреплены. Продовольственный запас у нас очень скуден, а воды в крепости нет вообще, поскольку приведены в негодность каменные цистерны, куда обычно воду носили из близлежащих колодцев.
Посид ещё долго перечислял недоделки и слабые места в обороне крепости. Наконец он сделал вывод:
- Запершись в крепости, будет возможно выстоять дней десять даже при пятикратном перевесе врагов. Но к более длительной осаде крепость не готова.
- Вот и славно, - бодро заявил Олег. - Значит, встретим врага в открытом поле. А крепость пусть будет приманкой.
Никто из сотников не посмел возразить Олегу, авторитет которого был подкреплён ещё на Родосе во время подготовки войска.
Ничего не возразил и Посид: он просто не нашёл, что сказать на столь смелое заявление стратопедарха.
«Если этот русич не сумасшедший, то Ксенон явно не в своём уме, коль поставил его во главе гарнизона».
Посид теперь сожалел о том, что прежде всего восстановил в крепости казарму, конюшню и подсобные помещения, лишь после этого приступив к восстановлению укреплений. Однако изменить было ничего нельзя, оставалось продолжать начатое, ожидая прихода сельджуков.
Олег между тем отправил своего гонца в город Элеунт, прося подмоги у начальника тамошнего гарнизона. Помощь пришла, но насчитывала всего триста пеших воинов и около семидесяти конников. Словно извиняясь за столь слабую поддержку, стратиг Элеунта прислал в дар Олегу великолепного белого коня в богатой сбруе.
Олег, как мальчишка, обрадовался коню больше, чем отряду воинов. Он полдня гарцевал, определяя, умеют ли разворачиваться в боевой порядок присланные конники. Каждого Олег самолично проверял на умение владеть мечом и копьём.
Посид, наблюдая с высоты недостроенной башни за действиями Олега, преисполнился к нему невольным уважением. Было очевидно: ратное дело русич знает. Теперь в голове Посида вертелись уже другие мысли:
«Хвала Господу, что именно Олега оставил Ксенон охранять Кинос-Сему».
Наступил день, когда дозоры, выставленные в нескольких верстах от Кинос-Семы, сообщили о приближении сельджукской конницы.
Олег вывел из крепости своё маленькое войско и двинулся навстречу врагу.
Отрядом азиатов командовал опытный военачальник Унсал-бей. Он неплохо знал приморские районы Карии, где ему не раз доводилось сражаться с ромеями. Сначала ромеи отступили. Затем отступать пришлось сельджукам, которые не смогли закрепиться в разрушенных ими же крепостях. Теперь сельджуки решили поменять тактику: не жечь и разрушать, а, наоборот, укреплять захваченные крепости и города, по примеру ромеев.
Унсал-бей приказал своим воинам не грабить местных крестьян и рыбаков, а за взятую у них провизию платить серебром. Предводители сельджуков стали понимать: без расположения местного населения трудно противостоять византийцам и удерживать завоёванные земли. Особенно строго Унсал-бей следил за тем, чтобы его воины не трогали христианские храмы и монастыри.
Возле небольшой часовни, возведённой на развилке дорог, конники Унсал-бея наткнулись на ромейскую пехоту, стоявшую в боевом порядке. Сельджуки на глазах у ромеев отпустили с миром троих странствующих монахов, нашедших временный приют в пустовавшей часовне. Унсал-бей даже дал монахам по серебряной монете: на них было выбито имя и изображение его повелителя султана Малик-шаха.
Именно Малик-шах лишил ромеев почти всех азиатских владений. Унсал-бей надеялся, что военачальник, преградивший ему путь, преисполнится страха, когда монахи расскажут про щедрость полководца сельджуков и покажут монеты грозного Малик-шаха.
Одна часть плана Унсал-бея удалась: монахи действительно предстали перед Олегом, который их допросил. Но вторая так и не свершилось: Олег не испугался султана, о победах которого он почти ничего не знал.
Унсал-бей видел, что у ромейского военачальника не более восьмисот пеших воинов против его двух тысяч всадников. Поэтому он без колебаний повёл в бой свою конницу. Ромейская пехота, построившись ромбом, мужественно отбивалась, закрывшись большими щитами и наклонив длинные копья. Находившиеся в центре ромба около полусотни лучников пускали стрелы, не подпуская врагов на близкое расстояние. Ни робости, ни смятения в рядах ромеев не было.
Но все-таки сельджуки вынудили ромеев уйти с равнины на близлежащий холм, покрытый диким орешником. Унсал-бей попытался было взять холм в кольцо, но ромейский военачальник упредил его манёвр, стремительным броском переместив свой отряд с холма в низину, изрезанную неглубокими лощинами. Кинувшиеся вдогонку всадники были вынуждены приостановить бег своих коней перед природными впадинами. Спешившись, сельджуки вновь напали на ромеев, полагая одолеть их своей численностью. Но ромеи искусно использовали неровности местности, не позволяя врагам зайти им в тыл или обойти с флангов. Сельджуки были вынуждены атаковать в лоб, неся при этом ощутимые потери, гак как в отличие от ромеев имели более короткие копья.
Полководец ромеев, гарцевавший на белом коне, действовал так, словно читал мысли Унсал-бея. Его отступление было не похоже на бегство: он использовал любую возвышенность, овраг или рощу, чтобы задержать идущих за ним по пятам всадников.
Унсал-бей знал, что горы скоро расступятся и близ крепости Кинос-Сема откроется прекрасная равнина. Когда ромеям придётся либо, вступив в неравную битву, быть прижатыми к морю, либо, укрывшись в крепости, сражаться в осаде.