— Кстати, о деревьях, — вмешалась Лаурел. — Мак, не постараешься ли ты ограничиться своим собственным деревом? Я не страдаю излишней стыдливостью, но всякой девушке порой очень хочется побыть одной, вдали от посторонних глаз. Понимаете, Эллери, он…
— Макгоуэн, — обратился к их голому хозяину Эллери, оглядывая его с головы до ног, — скажите, зачем вам все это понадобилось?
— То есть как? Я же только что объяснил.
— Ваши объяснения остаются вашими объяснениями. А мне хотелось бы знать, что за спектакль на самом деле вы разыгрываете. И кто автор сценария? — Эллери поставил стакан и поднялся. Эффект неожиданности от вопроса был немного подпорчен тем обстоятельством, что он чуть не свалился вниз и неуклюже отскочил от края, позеленев от испуга. Но тут же упрямо закончил:
— Мак, мне уже немного знакомы голливудские нравы, и я научился относиться к ним с юмором.
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — беззлобно пробурчал загорелый гигант. — И когда последним из человеческого рода окажусь я, то обещаю закатить вам шикарные похороны, если только удастся раздобыть все необходимое.
Эллери долго и пристально изучал его широкую спину, распластавшуюся на настиле. Она оставалась лениво расслабленной. Эллери недоуменно пожал плечами. Каждый раз в этом проклятом Голливуде происходит что-нибудь… несусветное. Но этот Обитатель Деревьев переплюнул всех. Эх, хорошо бы взять и покончить разом с этой историей!
Однако Эллери вспомнил, что до конца еще ой как далеко! — Он сунул руку в карман и многозначительно спросил:
— Лаурел, нам лучше удалиться?
— Если вы окружаете такой таинственностью тот самый клочок бумаги, который на моих глазах вытащили из матраса Хилла, то я был бы совсем не против узнать его содержание.
— Хорошо, Эллери, — сказала Лаурел с нервным смешком, — пусть узнает. Гроув на самом деле гораздо больше интересуется событиями иллюзорного мира, чем он хочет показать. Странно, но я доверяю ему. Так что же, будет мне наконец позволено взглянуть на записку?
Эллери счел необходимым предварительно дать некоторые пояснения.
— Это не та самая записка, которую ваш отец нашел в коробочке. Это копия. Оригинал отсутствует. — Он достал из кармана сложенный пополам лист. Развернул. Бумага оказалась плотная, мелованная, слегка зеленовато-серого цвета, с рельефной зеленой монограммой.
— Это папина именная бумага…
— Да, с ночного столика. Там я еще нашел двухцветную ручку. — Эллери нащупал в кармане шариковую ручку. — Синий стержень использован полностью. Записка начата синим цветом, а закончена красным. Очевидно, синего стержня не хватило, поэтому продолжать пришлось красным. Очень важный факт, он неоспоримо доказывает, что копия сделана прямо в спальне. — Эллери протянул листок Лаурел. — Почерк вашего отца?
— Да.
— Вы уверены?
— Да.
Тогда Эллери сказал слегка дрогнувшим голосом:
— Ну хорошо, Лаурел. Тогда прочтите.
— Здесь нет подписи! — в голосе Лаурел звучало такое разочарование, словно она уже готова была защелкнуть наручники на чьих-то запястьях, да вот вдруг сорвалось…
— Читайте.
Макгоуэн примостился сзади нее, заглядывая девушке через плечо и прижимаясь к нему щекой. Лаурел не обратила на это никакого внимания, она буквально впилась глазами в текст, сжав зубы. И громко прочла следующее.
«Вы полагали — я умер. Исчез с лица земли. Вы убили меня. Но я не умер. Я искал вас обоих и сейчас, наконец, нашел. Чего я хочу? Я вас убью. Но не сразу, а очень медленно. В возмещение моих долгих поисков и бесплодных надежд на воздаяние. Медленное умирание… неизбежное умирание. Для вас обоих. Медленное и верное — и для сознания, и для организма. И перед каждым следующим шагом к умиранию — предупреждение, особое значение коего совершенно ясно для вас обоих Озадачивающее и наводящее на размышления. Данная записка — первое предупреждение».
— Лаурел неподвижно уставилась на загадочные строчки.
Макгоуэн забрал у нее листок.
— Это самая дурацкая шутка на свете, — хмуро прокомментировал он.
— Это не шутка, — покачала головой Лаурел. — Первое предупреждение. Смерть. Воздаяние. Особое значение… Для шутки это слишком. Даже для голливудской шутки. — У нее вырвался нервный смешок.
— А почему славный старик воспринял все это так болезненно? — осознал серьезность происходящего Макгоуэн.
Эллери взял листок у него из рук и бережно сложил вдвое.
— Трагическая суть этой записки заключается в общем духе и стиле. И в обстоятельствах ее появления. Возьмите, к примеру, две-три лос-анджелесские газеты на выбор. Вы найдете в каждой по крайней мере пару криминальных случаев, по сравнению с которыми эта записка покажется детским лепетом. Но эти злодеяния воспринимаются вами как нечто обыденное, потому что изложены простым и понятным газетным языком. Леденящая душу странность этой записки вытекает не из смысла слов. А из их подбора и расстановки.
— Подбора и расстановки?
— Да. Чувствуется какое-то напряжение. Местами архаичность и громоздкость предложений. Как будто автор говорит на особом английском языке. Или вынужден писать на таком языке, с какими-то другими законами, чем обычно. Поэтому чувствуется странный оттенок… древности что ли? Ясно, что этот оттенок в тексте не случаен, но он появился не в результате попытки заморочить голову или просто поиграть словами. Эта записка совсем не похожа на послания мафиози с требованием выкупа или чего-нибудь в этом роде, где преступники намеренно пропускают слова и делают нелепые грамматические ошибки, надеясь создать впечатление неграмотности авторов и сбить со следа. — Эллери сунул лист обратно в карман. — Но в чем ее особенность, я пока никак не пойму.
— А может быть… — озадаченно сказал молодой человек, при этом как бы между прочим обвивая огромной ручищей плечи Лаурел. — Может быть это дело рук какого-нибудь сумасшедшего иностранца? Текст похож на перевод с другого языка, — предположил Мак.
— Может быть, — Эллери задумчиво прикусил нижнюю губу и поежился. — В любом случае это уже кое-что. Но что же вы ничего не скажете, Лаурел?
Она опять нервно хихикнула и освободилась из объятий Мака.
— Если вы думаете, что я молчу из-за боязни упомянуть имя Роджера, то вы ошибаетесь. Мак не относится к числу его пылких поклонников. Так что при нем можно разговаривать свободно.
— Что он еще натворил? — взревел приемный сын Приама.
— Ничего особенного. Просто сказал, что его не испугает никакой «призрак» или «тень». Вернее не сказал, а прорычал. И я вижу здесь ключ к загадке. Ключ, указывающий на прошлое Роджера и Лендера Хилла. Там сказано «для вас обоих»… Лаурел, что вам известно о жизни вашего отца?
— Почти ничего. Думаю, что у него была бурная молодость, полная приключений. Но на все мои попытки расспросить его он только смеялся, а когда я была совсем маленькой ласково шлепал меня пониже спины и отсылал к няньке.
— А что его семья?
— Семья? — рассеянно переспросила Лаурел.
— Ну да, братья, сестры, дядюшки, тетушки — родственники, одним словом. Откуда он родом? Лаурел, я не могу гадать вслепую. Мне нужны факты.
— Вот тут я ничем не смогу вам помочь. Папа никогда ничего не говорил о себе. И я всегда чувствовала, что не должна расспрашивать его. Не могу припомнить, чтобы он хоть раз имел контакты с кем-нибудь из родственников. Я не знаю даже, существуют ли они.
— А когда они с Приамом начали свое дело?
— Около двадцати-двадцати пяти лет назад.
— Еще до того, как они с Делией поженились. Делия — это моя мать, мистер Куин, — вмешался Гроув.
— Я знаю, — слегка смущенно ответил Эллери. — Мак, а Хилл и Приам были знакомы до того, как стали партнерами?
— Не знаю, — ответил гигант и непринужденно обнял Лаурел за талию.
— Думаю, что были, — не очень уверенно ответила Лаурел, с трудом убирая его руку. — Только сейчас я начинаю понимать, как мало мне известно о папином прошлом.
— Или о прошлом Роджера, — добавил Гроув, медленно поглаживая девушку двумя пальцами вдоль позвоночника. Она дернулась и сказала:
— Мак, да прекрати же наконец! — Юноша поднялся. Лаурел покачала головой: — Знаете, ни один из них никогда не заговаривал на эту тему.
Мак отошел к противоположному краю настила и вновь растянулся на нем.
— Думаю, что такая скрытность не случайна. Видимо, у них в прошлом было что-то… какой-то общий враг, которого они считали погибшим. И вот он пишет, что он жив, хотя они пытались убить его. Он выжил и выслеживал своих обидчиков в течение двадцати лет.
Эллери принялся расхаживать взад-вперед, стараясь не наступить на Макгоуэна.
— Папа пытался кого-то убить?! — сжала кулачки Лаурел.
— Если уж вы сами первая заговорили об убийствах и преступлениях, — вздохнул Эллери, — то вы должны быть готовы ко всему, даже самому худшему. — Он достал сигарету и сунул ее в рот. — Такие вот изощренные убийства, вроде смертельного испуга и прочего в этом же роде, всегда основываются на чем-то тайном и кошмарном, чаще всего из прошлого предполагаемой жертвы. Роджер — чужой вам человек. Отец ваш мертв. Стоит ли дальше ворошить старое? Или вы по-прежнему настаиваете на полном расследовании? Не забывайте, что именно вы мой клиент, а не миссис Приам. По ее собственному желанию. Так что — воля ваша.
— Мама приходила к вам? — изумился Макгоуэн.
— Да, но об этом лучше не распространяться.
— Я не думал, что ей есть до всего этого дело… — обескураженно пробормотал гигант.
Эллери чиркнул спичкой и закурил.
Лаурел приуныла.
Эллери выбросил обгоревшую спичку и сказал:
— Кто бы ни оказался автором этой записки, его целью явно было насладиться зрелищем постепенной смерти своих врагов. Сначала моральной, а потом и физической. Он лелеял мечту о мести более чем двадцать лет, поэтому быстрая смерть его никак не устраивала. Он хотел, чтобы люди, так долго заставлявшие его мучиться, теперь хорошенько помучились сами. Чтобы довести до конца задуманное, он решил сначала поиграть на нервах. Все было хорошо рассчитано. Сам находясь вне досягаемости, он сделал свой первый ход — послал предупреждение номер один. Как и обещал — с «особым значением». Это мертвый пес. Второе предупреждение должно было содержаться в коробке для Роджера Приама. Хотел бы я посмотреть на ее содержимое! А вы, Мак, случайно не знаете, что там было?
— Я не знаю и знать ничего не желаю о муже моей матери, — отрезал Макгоуэн.
— Этот тайный враг явно собирается и впредь посылать «предупреждения» с «особым значением». Теперь уже исключительно Приаму. Хилл слегка нарушил его первоначальные планы и умер сразу же. Этот неизвестный враг одержим навязчивой идеей мести и обостренным чувством совершенной по отношению к нему несправедливости. Мой вам совет — не вставайте ему поперек дороги, Лаурел. Предоставьте Приаму самому разбираться с ним. Речь идет о его собственной шкуре, и если Роджер ею дорожит, то он сам знает, куда обратиться за помощью.
Лаурел молча повалилась навзничь на настил и стала пускать дым прямо в испещренное листвой небо.
— Лаурел, вам что, не терпится уподобиться героине популярных комиксов?
Никакого ответа.
— Лаурел, бросьте. Хватит.
Она приподняла голову.
— Неважно, мертв папа или жив. Люди иногда ошибаются, даже совершают преступления. Самые достойные люди. Иногда на это их вынуждают обстоятельства. Я знаю, что не было более чистого душой человека, чем мой отец. И если он вместе с Роджером оказался замешанным в грязную историю, то я убеждена, что инициатором был Роджер… И то, что он мне не родной отец, только увеличивает мой долг по отношению к нему. Я обязана ему более чем жизнью. — Она резко села. — Я не брошу начатого, Эллери. Я не имею права.
— Видите, Эллери, — хмыкнул в тяжелой тишине Макгоуэн, — какая это упрямая особа. У нее сердце львицы… нет, льва!
— Упрямая-то она, может, и упрямая, мой тарзаноподобный друг, — ворчливо ответил Эллери, — но одного упрямства в нашем деле маловато. Расследование преступления — это кропотливый труд, а не состязание на выносливость. Надо иметь определенный опыт, навыки, знания. А наша мисс Львиное Сердце не имеет ни того, ни другого. — Эллери мрачно раздавил окурок о край настила. — Я уж не говорю о подстерегающих на каждом шагу опасностях… Ну ладно, Лаурел. Я еще немного прощупаю для вас почву, перепроверю кое-какие факты. Думаю, что не составит большого труда собрать необходимые сведения о прошлом вашего отца и Приама и выяснить, чем они занимались в конце двадцатых годов. И кому они так насолили… Лаурел, вы отвезете меня обратно в наш милый иллюзорный мир?
ГЛАВА V
На следующее утро Эллери позвонил в Главное полицейское управление Лос-Анджелеса и попросил связать его с дежурным офицером отдела Информации.
— Сержант Лоджетти слушает.
— Сержант, это Эллери Куин… Да-да, спасибо, а как вы? Сержант, я здесь, в Голливуде. Хотел набрать материала для книжки… Да нет, просто эти журналисты никак не могут поверить в такое простое объяснение, я уже смирился с их тупостью. Сержант, мне нужны кое-какие сведения… для полноты сюжета… Нет ли у вас в Голливуде какого-нибудь офицера, кто согласился бы уделить мне пару часов? Какого-нибудь легкого на подъем парня, имеющего опыт расследования убийств и слоняющегося у вас в данный момент без дела? Чтобы я мог свободно обращаться к нему время от времени… Опасности? Кто? Я? Сын кадрового полицейского? Господи, и вы тоже не принимаете мои слова всерьез… Так… Кто? К-и-т-с. Огромное спасибо… Что вы, что вы, сержант! Что хотите, то и сообщайте в прессу, это ваше дело.
Эллери перезвонил в полицейское управление Голливуда и попросил лейтенанта Китса. Ему ответили, что Китс сейчас разговаривает по другому телефону. Тогда Эллери оставил свой номер и попросил передать Китсу, чтобы тот позвонил ему сразу же, как освободится.
Через двадцать минут к его дому подрулил автомобиль, из него вышел высокий худощавый мужчина в элегантном строгом костюме и позвонил в дверь, с любопытством оглядываясь по сторонам. Эллери наблюдал за ним из-за портьеры, решая про себя, на кого больше похож гость. На торгового агента? Не очень, ведь в руках у него ничего нет. Да и не станет человек, озабоченный торговыми сделками, с таким интересом озираться вокруг. Тогда репортер? Но для журналиста нежданный гость что-то слишком аккуратно одет. Скорее он смахивает на спортивного комментатора или на рано вышедшего в отставку пилота трансконтинентальных рейсов.
— К вам полицейский, мистер Куин, — доложила миссис Вильямс, слегка нервничая. — Вы что-нибудь натворили?
— Что вы, миссис Вильямс, это была бы с моей стороны черная неблагодарность по отношению к вам! Лейтенант Китс? Я просто потрясен! Такая оперативность… Я ведь всего лишь просил позвонить.
— Мне позвонил сержант Лоджетти и все рассказал, — заявил голливудский сыщик, упираясь головой в притолоку двери. — Я подумал, что лучше поторопиться. Нет-нет, спасибо, я не пью на работе.
— На работе?!. Ох, миссис Вильямс, будьте добры — прикройте дверь. На работе, лейтенант? Но я же объяснил сержанту Лоджетти…
— Он говорил мне. — Китс снял шляпу и точным движением положил ее на спинку кресла. — Вам нужен специалист, что бы собрать материал для новой книги — детектива. Так? Какое убийство из описанных в лос-анджелесских газетах привлекло ваше внимание? В «Дейли мирор» были стоящие. В «Ньюс» тоже… Скажите, а что вы задумали на самом деле?
Эллери с удивлением взглянул на него. Затем они оба рассмеялись и обменялись рукопожатием. А потом уселись рядышком в кресла, как старые добрые знакомые.
Китс был русоволосым мужчиной тридцати восьми — сорока лет, с бледно-серыми глазами под рыжеватыми бровями. У него были крупные сильные ладони, которые внушали ощущение надежности, а на левой руке блестело золотое обручальное кольцо. Взгляд его светился умом, упрямо стиснутые зубы и квадратный подбородок выдавала готовность противостоять любым трудностям. Он держался слегка надменно и сдержанно. Славный полицейский, решил Эллери. Парень что надо!