После перестройки уезжали уже просто так. Валерик целый год переводил какое-то говно, с английского на русский, какие-то боевики-ужастики, потерял в весе килограмма четыре, литра два крови, нервы пришли в полную негодность, но зато получил целую кучу неконвертируемого прайса, обменял его на баксы, купил визу и махнул во Францию. Обещал писать, но дальше одной открытки дело не пошло. Ринат в обще отчебучил-отчудил - хайр прибрал в хвост, прикинулся выздоровевшим, с помощью каких-то родственников устроился на фирму, выехал в командировку в Швейцарию и...Совершенно верно - больше его ни кто не видел. Только ему прислал открыточку, мод так и так, океан голубой, герлы смуглые и ласковые, бананы растут на деревьях, привет от великого комбинатора, Ринат из Бразилии...Хоть стой, хоть падай.
Когда-то, самых первых отъезжантов-исчезантов, он еще просил - вышли мол штаны, Левку Страуса на гайках...Затем, наполучавшись открыток с видами разных городов, мест и стран, наполучавшись по затухающей на нет, стал более рассудительным и менее наивным. Бог мой, какие штаны, если открытки приходили все реже и реже, интервалы между ними все увеличивались и увеличивались, это был первый признак грядущего молчания и полного исчезновения, и вот...Последняя весточка от очередного уехавшего друга или подруги приходила с интервалом в год с лишним от предпоследней и все. Тишина и покой...
Может почта виновата буржуазная, может КГБ не дремало, а может просто бермудский треугольник глотал его друзей...
Ну конечно - френды не только уезжали, но и просто исчезали. Растворяясь без остатка в насыщенном растворе психушек, тая дымкой за заборами лагерей и тюрем, а то просто исчезали, перестав появляться в местах тусовок...Бывало, мелькнет за окном троллейбуса или на перроне метро неуловимо-знакомое, но стриженно-бритое, одетое по чужому, мелькнет и растворится в месиве людском...То ли канули в Лету, то ли стопом отправились в Шамбалу...
Но для него самого отъезд был неразрешимой задачей. Чистокровный русак, хоть в «Память» записывайся, ни одного родственника дальше Казахстана за пределами России, ни одного иностранного френда, кто бы мог выслать вызов долгожданный...В квоты не попал, денег заработать на визу, вызов и загранксиву он ни когда не сможет...Пешком перейти границу, как Бублик или Тимоха, у него на это ни когда не хватит ни смекалки, ни храбрости, ни умения. Он один раз в городском парке имени Буревестника заблудился...
Значит ему суждено сдохнуть в этой вонючей, заваленной цветным мусором по ноздри, стране?.. С перекрасившимися коммунистами...Обидно...Неужели ему суждено это пожизненное заключение, неизвестно за что, значит ему не увидеть ни Эйфелевой башни, ни туманов Лондона, без него разрушится Колизей и перестанет течь Ниагарский водопад...И. не увижу я ни Христианию, ни Парижа, ни Нью-Йорка...Ни песков Калифорнии, ни озер Канады... Если бы он хоть был к своему хипарству еще художник или поэт, музыкант или артист, писатель или хер знает кто...А так он всего лишь хипарь, неизвестный хипарь, без родственников за бугром, не умеющий заработать на отъезд, улет, уползание, плутающий в трех соснах навязшей в зубах Родины. ..
Слезы наворачивались сами собой, рычать раненым зверем хотелось, от жалости к самому себе, выть водном и реветь белугой, весенним медведем орать, биться головой об стенку и лупить кулаками об голову, крошить посуду и остатки мебели, чудом выжившей от прежнего приступа...
Соседи ненавидели его. За квартиру. Они жили точно в таких же однокомнатных квартирах, с сидячими ваннами и кухнями размером со стол, а прихожая со шкаф. Но они теснились-ютились там целыми семьями, а то и в два поколения, заработали они эти трущобы многолетним тяжким трудом на благо Родины, выстояв многолетнею очередь в райисполкомах... Этот же тунеядец шиковал в роскоши один-одинешенек, лишь изредка появлялась на его жилплощади какая-нибудь проститутка, одетая как цыганка и конечно без прописки, и сразу бежали жильцы к участковому, сигнализировать мол в подъезде нельзя держатся за перила, в связи с угрозой заражения СПИДом и в обще - нарушение проживания в городе-герое...Получил дармоед этот патлатый шикарнейшие апартаменты не в связи с долгой очередью и упорным трудом, а всего лишь якобы с заболеванием, как отвечали соседям в многочисленных отписках бюрократы, куда они тоже сигнализировали...И что же это такое за заболевание, восклицал пенсионер Еремин, фронтовик из заградотрядов, почетный чекист, что ему сразу и отдельную квартиру?1 И. куда только смотрит Советская власть?! Но Советская власть уже который год вроде бы умерла, а дурак как жил в отдельной, так и живет! дели дурак - то почему не в дурдоме?.. Что-то испортилось в нашем государстве, если не мчатся медбратья по вызову, на улицах стреляют и появились миллионеры...
За окном, выходящим на плоскую крышу пристроенной коробки четырехэтажного дома, другое окно он заколотил матрацем лет девять назад, что б не так был паскуден вид - окно то выходило на улицу с лозунгами дня, так вот, за не заколоченным окном была первая половина девяностых годов двадцатого века, месяц где-то апрель, небо серело рассветом и корчило плаксивые рожи. Собиралось плакать мелким нудным дождем.. А где-то вставало солнце и был бы сегодня радостный день, так как сегодня у него безник и круглая дата. Сорок лет назад начал он свой путь с победным или трагическим криком, и добрался до сороковника...
Дядя Вась, не путать с дядей Васей, слесарем с домоуправления, Дядя Вась валялся на измятой бессонницей постели, среди всегдашнего бардака и кавардака. Он проснулся ночью и больше не смог уснуть. Вытянувшись всем своим длинным телом, разметав хайра по истисканной подушке, упрев бороду в потолок, он до ломоты душевной копался в себе, это было его всегдашнее занятие, в последние года...Когда остался один на всю многолюдную Москву. Парадокс, но до пошлоты правда...В дымке последнего окурка «Примины» таяли картины прошлого, будоража и волнуя, воспоминания теснились, выбивая слезу Москва была пуста, в родной безник податься было некуда пригласить было некого, все прежние места опустели...
А когда-то там, на Гоголях, кипела жизнь...Кипела и била ключом...А перед этим, но конечно и одновременно, но все же и перед этим, так как там началось раньше, на Джанге...0 благословенный Рамой, Шивой, Буддой, Христом и всеми остальными небожителями Джанг-Джалтаранг!.. Сколько там было кофе выпито, с портвейном на пару, сколько там всего такого выкурено, сколько экзотического попробовано! Одно лишь КГБ и знает, не к ночи будет упомянуто... Да и был он тогда помоложе, чувствами поярче и восприимчивостью ко всему новому, поотзывчивей что ли, на все - в Таллинн сорваться? махнули! на Памир за...ну гербарий пособирать? нет проблем!.. сейшен устроить на даче? какой вопрос!. .герлу украсть из родимого дома? да была бы она лишь согласна!.. Б общем, был он тогда помоложе чуток, более юный, ну самую малость...
И пятнадцать ему тоже было когда-то. Только он тогда даже слов таких не знал - хиппи, тусовка, трава, ассоциативное восприятие ирреального мира в свете и так далее...Говорил он проще, так как в семье у него было принято и у более интеллигентных одноклассников уши в трубочку сворачивались...Был он родом из опоры державной, из пролетарской семьи. Папа токарь с завода "Красный пахарь", мама фрезеровщица оттуда же. А вот сыночек уродился - врагу не пожелаешь...Померли принты, от бесплатного здравоохранения и померли. И. проводить в дальний путь не смог - оба раза был в крезятнике. Соседи упекли, слава богу, теперь не получается.. А как родичи убивались - куда же ты катишься, сынок, со своими самодельными штанами клешастыми и рубахами в петухах, как у цыгана?.. Хипня эта до добра не доведен и так вона, в богу, душу, мать, по дурдомам таскают тебя...
За окном в полный рост встал серый рассвет. Хотелось выть. Или запеть что-нибудь из «Крематория», очень уж его душевному сегодняшнему настрою подходит...Дядя Вась не мог заставить себя встать и заняться каким-либо делом....Душа все больше и больше погрязала в пучину депресняка.
Ревел телевизор за стеной у соседей, видимо с утра шел очередной боевик из жизни Америки, за окном, как уже было сказано, выходящем на плоскую крышу, шумела полнокровная жизнь просыпающейся постсоветской, постперестроечной, пост хер знает какой Москвы...Брокеры что-то продавали, байкеры из банды Хирурга отсыпались после охраны роково-попсовых сейшенов, стоимость билета пол средней зарплаты, депутаты и проститутки готовились к вечерней тусовки, бляди, все покрали, даже слово наше стырили...Тусовались все, тусовались и презентовали. Презентовали тоже все. Церкви и клубы гомосексуальные, журналы для лесбиянок и банки, бардаки и передачи Ти-Ви для дебилов, благотворительные акции имени последнего царя. Одним словом, Москва, и с ней вся эта непонятная страна жила своей собственной непонятной жизнью...Раньше для него было опасно выходить из дому вечером или ночью, теперь же и днем какой-либо дикарь в пиджаке с засученными рукавами и мотней штанов в районе колен, подвыпив и увидев длинную патлатую фигуру, норовил поговорить и поучить отставшего от современной жизни хипаря, застрявшего в далеких застойных семидесятых... 0собено злобствовали какие-то личности, в совершенстве владеющие хипповым сленгом. То ли бывшие «системные», то ли из числа бывших сочувствующих домашних пионеров, дорвавшихся до капитализма и нашедших себя... Москва сносилась и перестраивалась, копали ямы и возводили какие-то монстровые сооружения непонятного назначения, открывались андеграундные, почти подпольные бары с платным входом и наиболее известный «Не бей копытом», компьютеризированные мальчики и техноподкованные девочки тусовались, слушали Чижа, рэгги и Б.Г., да, и только Б.Г., не смотря на сейшена для новых русских, изредка появлялся еще на Горбушке, напоминая, что есть еще люди в глубоком подполье, не все куплены, не все еще сдались...
За окном начало плакать небо, у него тоже навернулись и потекли по заросшим щекам дождинки, он понял - если сейчас не встанет, то будет плохо. С синуцидом знаком не понаслышке...
Одеваться не пришлось. Вчера упал не раздеваясь, умываться не хотелось, прайса из заветной коробочки из-под конфет, кто-то подарил коробочку, скипая на Запад, прайса в карман, на безник хватит...В лифте воняло мочой, в этой стране, в сранной Родине, везде воняет даблом, даблом-сортиром, здесь живут засранцы-зассанцы.
От сырости улицы его передернуло, остатки дремы и бессонницы сразу смыло мелким, не по-весеннему нудным дождем, ноги привычно понесли к автобусной остановке, вокруг было пусто и безмолвно, интересно, сегодня рабочий день, а ни одной души, подумалось ему.
В автобусе воняло бензином, перегаром и недопереваренной пищей. Люди были хмуры и серо одеты, все косились на длинного хипаря, явно наливаясь злобой против его вида и прикида. Людям не нравились его немодные клеша, яркая рубаха, выглядывающая из-под старенького плаща, длинные волосы, усы и борода, нитка бус, кокетливо свисающая из-под бороды...Им так же не нравились красные пиджаки с засученными рукавами и штаны с болтающейся мотней, но носящие такие шмотки ездили в отдельных мерседесах, а хипарь был здесь, рядом...Если бы вместо утра был бы вечер, если б вместо перегара пахло б свеже выпитым портвейном-водкой-одеколоном, тогда бы были б силы для разговора с ублюдком...А так лишь злоба, скрежет зубов и взгляды исподлобья...
Уф, ну и морды, сорок лет живу, тридцать нить вижу осмысленно, двадцать два они меня ненавидят за вид, пора бы привыкнуть, а не могу, не могу привыкнуть и жить тут... Как всегда теплое метро, перешаг через турникет, вслед бодрый матерок дежурной, одновременно и восхищающейся длиннотой безбилетника Поезд, вагоны истасканы, наверно самого Сталина помнят, дребезжат и грозят развалится...Народу было прилично, но не тесно, Дядя Вась стоял скромно в уголке и антенной улавливал все спектры злобы, недовольства, раздражения. ..Ну сука длинноногая, видать падла патлатая ни где не работает...Ишь бусы подвесил, пидарас наверно.. Штаны-то, штаны, такие уже лет сорок не носят, а выпендривается, ну старый хрыч...Ты гляди, блядь, как. зарос... -Осторожно, двери закрываются....-
пропел давним шлягером хриплый голос под потолком, он стал пробираться к дверям, раздвигая длинными руками недовольных.
Вместо тайно ожидаемого солнца, наверху стало еще паскудней. Небо затянуло каким-то серо-свинцовым, моросило как-то гадко, люди толкались и бурчали. Это была Москва.
На Плешке ни кого не было. Он опоздал. Так как. было очень поздно. Он опоздал лет на двадцать с лишним...В молодость не вернешься...Двадцать с лишним лет назад здесь было людно и весело, светило солнце... Теперь же только первопечатник возвышается памятником самому себе и моросит мелкий дождь. Дядя Вась уселся на сырую скамью, сквозь джинсы сразу почувствовался холодок, тоскливо огляделся. Сквозь штору серых туч напрасно пыталось пробитая солнце, серый дождь, нудный, как зубная боль, терзала землю, по Пешков-стрит пестрой лентой неслась чужеземная техника, с редкими вкраплениями отечественных авто. Усатые троллейбусы с трудом протискивались сквозь эту пестроту, развозя утрамбованные брикеты гостемосквичеинтуристов вдоль прославленной Тверской-Горького-Бродвей-ПешковСтрит-Тверской улицы. На Плешке было сумрачно и тихо. Рычанье рядом проезжающих монстров улетало куда-то вбок, книжная лавка была закрыта ввиду раннего времени, на скамейках без спинок, что не засиживались, было пусто.
Дядя Вась достал из внутреннего кармана плаща с продранной подкладкой пузырь. Портвейн розовый, крепк.17, емк.0,5л., производство НТПР "Россия", Москва, 199... - прочитал он этикетку, грязно-смазанную и содрал пластик, синий и упругий, с горлышка. Из темно-зеленой бутылки пахнуло юностью... Из левого глаза выбежала и скрылась в бороде мужская крупная слеза...Как молоды мы были, как искренне любили... Мать моя Родина, отец мой мужчина, как давно это было и было ли... Может быть и не было ни чего?.. А?!.. Приснилось-привиделось... Дядя Вась запрокинул пузырь и «сыграл горниста», сидячий вариант.
Портвейн был все тот же, как и в юности, вторая слеза выбежала все из того же глаза и тоже запуталась в бороде, вонючий, сладкий, неприятный, но до ностальгии знакомый такой...Напиток...Почти сразу, навстречу первым глоткам, волной пошло тепло и тошнота, легкая такая, всегда сопровождавшая распитие данного напитка, кульминационного мига социализма, миг-пик, мгновение...
Оторвавшись и сплюнув тягучей и вязкой слюной, Дядя Вась посмотрел пузырь на свет, есть еще силушка в жилах, не перевелись богатыри на Руси! Пузырь был пуст. Аккуратно брякнув им в урну, привет бомжам!, он закурил. С безником тебя, Дядя Вась! Спасибо....Сквозь сизый дым и толчками накатывающееся опьянение, первое, легкое такое, окружающий мир стал не так паскуден и мерзопакостен... Спасибо напитку, даже робкий луч сверкнул надеждой сквозь дырку в облаках, даже мелькнула мыслишка - может быть мы еще живы...Может быть мы еще прорвемся...Мелькнула и не уходила, притаилась. «Примина» была кислая и почему-то щипала язык. Неужели и туда химию, запихали, гады!..
Ногам стало скучно на Плешке, здесь не было ни кого, ногам захотелось пройтись-пробежаться, а вдруг кого-нибудь и встретим... Голова же, как наиболее рассудительный орган тела, пыталась слабо возражать и вразумить легкомысленные ноги -ну кого же встретишь в вымершей Москве, совсем-совсем ни кого... Но ноги не слушали доводов, голос рассудка, они уже несли сами куда-то вдаль, вдоль по Тверской, сопротивляться им было в ломы и Дядя Вась отдался в волю ног.
А вокруг бушевал этот бешенный мир, строящий снова, то ли капитализм, то ли еще что-то. Дядя Вась был законченным тунеядцем и участвовать в очередном строительстве не хотел. А потому терпел убытки - в злобном мире нарождающихся капиталистических отношений ему не было места. А на Запад эвакуироваться не было прайса...
В киосках торговали импортом, прохожие спешили увидеть, купить и насладится, Дядя Вась брел один-одинешенек и тупо разглядывал встречных поперечных, спешащих по своим делам...