-Хай герленок, ты че одна!
Олененок медленно обернулась и Дуремар увидел прекрасные оленьи глаза, полные слез. Лицо было красно и некрасиво, видимо герлушка рыдала не один час.
-Что случилось, герла, что за слезы, небо чисто и не тучки, а ты тут льешь, как из ведра...
Олененок бросилась, в прямом смысле бросилась, Дуремар был готов поклясться хоть своим хайром, бросилась ему на грудь и зарыдала с новыми силами... Вот это ни хера себе...
Примерно через час Дуремар знал все. Когда его свинтили в дурку, а психовоз вызвал мент со стакана, этот стакан был проклятьем Гоголей и хипов, в стеклянной будке на столбе сидит полис-гаишник, так он еще паскуда и дурки вызывал или полисов на винт хипов, так вот, когда Дуремара свинтили санитары, а Лист буквально перед этим отошел на минутку, то пиалы конечно повозмущались, но что поделаешь? Ни чего не поделаешь. А вечером поехали на Горбушку, там был быть должен сейшен «Звезды Арбата» и Собака свои хипповые шлягеры должен был петь. Сейшен удался на славу, Собака был не в умат, за гитару держался, голосище как всегда, в общем полный улет и оттяг. Вот после сейшена и было самое главное! Понаехали любера-урла-гопники да как начали всех гасить! А милиция советская, только в сторонке стояла и посмеивалась... Олененку этому, клок волос выдрали и синячище на спине пряжкой от ремня посадили, а ее подружку оттащили в сторону и изнасиловали... Но для олененка самое страшное было позже, когда она приехала домой, вся в слезах и крови хайра колтуном, спина отнимается, так ее принты так ей сказали - а не хер обноски носить, хиповать и музыку паскудную слушать... Все перевернулось у шестнадцатилетней девчонки - как же так, мама-папа, в зоопарк вместе ходили, книжечки картинками читали, у подружки горе - слов нет, не выскажешь... А тут такая черствость пополам с фашизмом... А так и надо, этим наркоманам, а ты не езди, а то тебя тоже отдерут, если еще ни кому не подставила... И это родная мама? И оленененок убежала из дому...
-Как тебя звать, да кончай реветь, слезами тут ни чего уже не склеишь...
-Светка...-
всхлипнула напоследок герлушка и утерлась рукавом клетчатой рубашки, папин размер.
-А тебя?..
-Дуремар.
-А ты не похож на Дуремара...А где же твой сачок остался? -
попыталась улыбнутся опухшими губами и красными глазами Светка.
-Санитары выкинули...
Дуремар усиленно думал. Лет ей от силы шестнадцать, то есть уголовная ответственность, статья, срок до трех лет - совращение несовершеннолетней... С другой стороны попадет какому-нибудь апологету фрилава и пойдет по рукам, да и в кайф она ему, олененок тонкими ногами...
-Что думаешь делать, Светланка?
Герлушка поправила волосы и пожала плечами:
-Не знаю. Ни чего не знаю...
...Значит так вот, а не демократия, веселятся гопники, а полисы смеются...Вот что значит в стране происходит, а он-то дурак обрадовался - не постригли, не постригли...А здесь не стричь, головы скоро отрывать будут, у кого хайра длинней установленного размера...Ну гады, нет жизни в этой стране, раньше не было и сейчас нет...
-А знаешь что? Как ты смотришь на то, что со мной на пару махнуть потусоватся? Ты мне в кайф, мне бы было с тобой ништяк...
-С тобой? -
Светка впервые по-видимому взглянула на Дуремара как на мужчину и на возможного партнера, уж очень он не походил на знакомых ей и привычных для хиповой дружбы и целовании на скамейках, мальчиков-колокольчиков с города динь-динь, длинненьких, голобородых, инфатильно-женственных, спешащих вечером по флетам, к маме с папой...
-С тобой?..
-Ты не части, герла, не части, расклад такой. Я не фрилавщик, как тут есть тележники, мол фрилав, все надо попробовать...Я тебя зову тусоваться вместе, а там как получится... Насиловать я тебя не собираюсь, фаловать тоже, я не Ян... Яна знаешь?
-Нет, -
ошарашено отвечала Светка, впервые в своей маленькой жизни столкнувшись с такой прямолинейной и одновременно правдивой логикой...
-Только ты учти - я тебя зову тусоваться не по Совку. Здесь сама видишь, что творится, а дальше вообще караул будет. Я решил на Запад махнуть, за бугор, там Голландия, Дания, Америка...
Глаза, давно уже высохшие, мгновенно загорелись от перспективы, открывающейся перед ними, молодыми глазами зеленого цвета, лицо побелевшее от переживаний, красный цвет тоже сошел на нет, пошло пятнами, все ей нравилось в этом предложении, кроме...
-А если я не захочу с тобой делать фак?..
-На нет и суда нет. Но тебе твердо сказал - я не фрилавщик какой-нибудь. Если нас все будет ништяк, то ништяк, если нет - будем френдами.
Светка обвила шею Дуремара, в штанах невольно шевельнулось, и запечатлела поцелуй на волосатой щеке.
-Я тебя уже люблю! Как брата... А как мы скипнем на Запад?
Ну конечно, обещая герле не фаловать, Дуремар не кривил душою и не брал на понт. Просто жизнь он знал лучше... Хипповую жизнь, с горестями и радостями, тяготами и счастьем, одним словом все то, что так полно и сильно насыщает жизнь хипарей в Совке. Прошедший подготовку по такой насыщенной программе - контроль за пропиской, ревизоры в транспорте, контролеры, дружинники, общественность, совершенно не развитые институты социальной помощи и частного сектора жилья, голод-холод, хулиганы-гопники-урла-любера, отсутствие доходов, одежды по кайфу и так далее, становился непросто непобедимым и неуязвимым, если конечно не ломался не погружался в пучину алкоголя и болото наркомании, становился суперменом, нинзя, зеленым беретом и хрен знает кем! Дуремар за двенадцать лет жизни в этой шкуре полностью прошел данную школу, он знал - где и как взять, что б не сесть, но съесть... Он прекрасно разбирался в психологии и всегда исчезал за минуту конфликта, но если нужно было - не путал непротивление с пацифизмом, а пацифизм с пафосом. Драться умел, хотя и не любил. Не раз спасал инфатильно-молодых, с таким удовольствием подставляющих щеки...
Просто жизнь он знал лучше, а потому прекрасно понимал - всему свое время. И это было не подло, и не гнусно, это была просто жизнь, останется герла одна и трассе с ним, в кого ей влюбляться, где ей искать защиту, когда вот он, рядом, Дуремарище... И сколько было у Дуремара герл, все его помнили и любили именно за это. Не вымогал, не фаловал, не канючил, а просто приходила любовь, и расцветали цветы, и был такой ништяк!..
-А как мы скипнем на Запад?
-Не боись, герленок, имею кентов-френдов в Вильнюсе, ни раз катал на Казюкас, конечно еще там не была?
-В этот раз собиралась с пиплами, а принты дыбом и не пустили...
-Повидаешь Вильнюс - влюбишься...У каждого города есть свой запах, а Вильнюс пахнет свежо испеченным печеньем...
...Узкая улочка, мощеная камнем, серые невысокие дома, видавшие хрен знает что, прохладное ясное утро, совершенно пустынно и запах, запах, запах!... Запах свежо испеченного печенья... .Густой волной так и льется, так и льется по улочкам, заливая тебя по самые ноздри...
Очнулся Дуремар от страшного - его волокли санитары стричься...А-а-а-а-а-а! Вырвалось из сжавшейся груди, бляди-суки-гопота!!! Хайр мой - знамя мое, врагу не сдается наш волосатый варяг, наше дело правое - мы победим, но пасаран!!! Санитары, огромные, страшные, в грязно-белых халатах, с огромными волосатыми ручищами, держали его как, как, как мешок с картошкой и волокли, волокли, волокли куда-то в темноту, в ужас, в кошмар... А там, в ужасе, в кошмаре, освещенный лишь тусклой лампочкой снизу и откуда-то сбоку, стояла огромная, страшная тень, порождение кошмарных снов, абцеса после молока с колесами и похмелья после «чернил»... С блестящей электрической машинкой, вся обсыпанная волосами - черными, рыжими белыми, зелеными, красными, фиолетовыми... И все такой завидной длинны, какую ни когда в жизни Дуремар не мог дорастить, всегда приходили и стригли, стригли, стригли... Нет-нет-нет-нет-нет-нет!!!
-Да ты че разорался, Дуремарка? - кто-то обнимает его и вырывает из цепких лап тени, спасает и прижимает к своей теплой груди, к своим маленьким грудям, чуть прикрытыми какой-то распашонкой-футболкой...
-Успокойся, успокойся, милый, я с тобою... ...Знакомый голос, кажется это олененок, Дуремар, нащупывает в темноте губами пухлые нежные губы, следует ответный поцелуй и:
-Спи, спи, больше страшного не будет...
А он снова проваливается в сон, но на этот раз полный цветов мака и высокой травы...
Утром Светка смеялась, но глаза были полны сочувствия и»..но Дуремар побоялся ошибиться, уж так не хотелось ему ошибиться, так не хотелось.
-Ты чего орал ночью, и меня перепугал, и хозяев... Они даже стали в стенку стучать и спросонья по-литовски кричали, я ни чего не поняла, совсем ни слова...
Дуремар слегка обнял Светку, она легко подалась к нему, уткнув лицо в пышные волосы и вдыхая ее такой нежно-чистый запах, чувствуя каждой клеткой своего тела ее доверчивость и нежность, пробормотал:
-Да ерунда всякая приснилась... Будто меня в дурки обхайрали...
-Скоро не будет ни дурок, ни стрижек. Они останутся там, далеко-далеко, а мы будем где-нибудь совершенно в другом месте. В Христиании например...
Испокон веков, со дня подписания В.И.Лениным, который Ульянов, декрета об охране границ первого в мире государства рабочих и крестьян (остальных намеревались уничтожить и довольно таки успешно этим занимались в течении семидесяти с лишним лет), советская граница была на замке. Огромном, ржавом... Карацупы совместно с Джульбарсами охраняли покой западных стран. Но пришла перестройка, откуда пришла - неведомо, занавес который железный не то что рухнул, но слегка проели его диссиденты, рок-музыканты и прочая нечисть, тут еще временно освобожденные республики Прибалтики решили идти своим путем... В общем, вся эта кутерьма и катавасия совершенно порушила-поломала стройную систему запретов-заборов-секретов и люди ломанулись... На страх западным странам. Русские идут!.. Мафия, челноки-спекулянты-скупщики китайско-вьетнамско-турецкого барахла, воришки, бандиты, туристы, бегущие коммунисты и едущие на симпозиумы диссиденты... А впереди всех сам Михаил Сергеевич, Миша с пятном, как говорят в Одессе. Ну а хипарям сам бог хиповый велел, ведь они рождены сказку сделать былью, сколько раз рассказывали друг другу сказки про Голландию с легализированной марихуаной, Данию с Христианией, Париж с Хвостом и его сквотом, Нью-Йорк, Калифорнию и Индию... Пришло время посетить, пожить, собственными глазами посмотреть, собственными губами покурить! Но вместо Карацупы с Джульбарсом встал на пути хипов бюрократ с ОВИРа, держа к перевес шлагбаум-закон...
Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду деньги господа,
А без денег жизнь плохая,
Ни годится ни куда...
Вот и пришлось Дуремару вместо ОВИРа обращаться к друзьям. К Карлу с Кларой, играющих на кларнете в старом городе Вильнюсе на улицах... С ними он еще в застойные время познакомился, когда их всех в Крыму, в преддверии приезда Л.И.Брежнева, повинтили. Тогда винтили всех - хипарей, бомжей и даже диких неорганизованных туристов. Только туристов после проверки - где работаешь, в отпуске или нет, где прописан - отпустили, а волосатых совместно с бомжами в спецприемник, на один месяц. И конечно, бесплатное парикмахерское обслуживание... Правда выбор причесок скудновата...
-Значит так, Дуремар. Я уже договорился с друзьями, вас отвезут в село, там вы поживете два дня. Два-три дня. Затем вас переведут в Польщу. Я думаю - все будет хорошо. Сейчас границу охранять не кому.
-Я тоже думаю, -
вступила в свою очередь, вслед за Карлом, Клара.
-Все будет хорошо. Большой удачи вам, друзья. Счастливой дороги!
Традиционное целование, на этот раз приправленное мыслью - больше не увидимся, у герлушек тоже традиционные слезы. Дуремар вскинул бег на плечо, помог Светке с ее, деревянная лестница, за неделю ставшая почти родной, но знакомой точно красный старенький москвич, за рулем усато-хайрасто-хиповая рожа, молчаливый знак приветственный рукой, бэги уложены, последний обнимания-поцелуи, с богом!.
Дорога была недолгой, через час уже приехали на место, прощание с молчаливой хиповой мордой, даже из машины не вылез, в дом не зашел, настоящая «Дорога жизни»... Пять-шесть аккуратных деревянных домов в окружении садов и хозяйственных построек, в одном доме хозяин художник, остальные пустые, весь дом пропах красками и сушеными цветами, кругом керамика, картины, казюки местные и прочая атрибутика, хозяин молчалив, но гостеприимен. Но гостеприимен и радушен на прибалтийский, молчаливо-тихий манер. А вокруг густой темный лес, полный загадок и чудес... А главное чудо - отсутствие пограничников.
-Слышь, Юстас, куда подевались пограничники?
-Ваши, извини, советские ушли и забрали все, даже столбы выкопали. А наши, литовские, знают, что там друзья, поляки, и охраняют только дороги, от контрабанды. Которую нам везут друзья... Поляки.
-Почему сразу не перейти, а? Раз такое дело...
-Нельзя. Мой приятель поедет в Польшу и посмотрит с той стороны - что, как, где. Что бы было точно. Наверняка. Иначе вас поймают.
Что же оставалось делать Дуремару и Светке, оставшимся практически вдвоем в пустом доме, хозяин не в счет, он целыми днями на чердаке, в мастерской?.. Что ж еще оставалось делать двум, молоденькой и трепетной, как олененок с тонкими ногами и волосато-заросшему, но не растерявшего трепет душевный... Чем же оставалось заполнить часы и дни, тянувшиеся так долго и монотонно, прерываемые лишь двух разовым питанием и да молчаливо-немногословными разговорами с хозяином?.. Да учтите, кроме дневных часов были и ночные, а хозяин, не минуты не сомневаясь, и Клара с Карлом, постелил им одну постель... И если у Клары с Карлом он еще боялся спугнуть-напугать, а она просто привыкала, то здесь... И если в первую ночь у Юстаса они еще целовались только, но до радужных кругов в глазах, до боли в губах, до истомы, до... Стираться на следующий день пришлось обоим, днем пошли купаться на лесное озеро, бултыхались голышом, приглядываясь друг к другу, так сказать привыкали к разности сложения... Дуремар-то не привыкал, больше любовался тонкими ровными ногами, золотистым пушком выше, впалым животом и маленькой грудью, тонкими руками, обвивавшие его шею и тормошащие его волосы... Но конечно и зелеными глазами, пухлыми губами, желто-летними волосами... Вода была студеная, прик у Дуремара скукожился и не пугал своими размерами и наглым своим присутствием Светку, все было прилично и прекрасно, даже когда он подхватил ее на руки и понес на травку, на берег, на одеяло, и улегшись рядом, такой весь как орангутанг бережно начал целовать ее... Даже тогда она его не оттолкнула, не напряглась д. и сам Дуремар смог понять - не торопись, не спугни, не напугай... Ведь она же уже тебя любит...
А над ними висело низкое небо, облачное небо, цеплялось за макушки хмурых елей, откуда-то пробивались солнечные лучи, золотя головки одуванчиков, кто-то монотонно, как самолет, жужжал в траве...
День закончился великолепным закатом на возжеланном западе, они любовались и сидя на теплых досках крыльца, вокруг махали макушками темные ели, красное пробивалось сквозь темно-синее, Дуремар сидел на верхней ступеньке, Светка ниже, прижавшись спиною к любимому... Впереди была вся жизнь, все дороги были открыты...
Еще день, от силы два, и они будут свободны... А счастливы они уже сейчас...
-Поцелуй меня Дуремарка...
Слились в одно, вечер притих, боясь спугнуть, ели затаились и даже солнце на цыпочках, бесшумно, убежало в Польщу. Ни кто ни хотел им мешать...
А затем пришла ночь. Со слезами и нет-да-нет-да-нет-да-нет-да, все это твердила она, он же лишь целовал все ее тонкое тело и шептал, шептал, шептал, от шепота его у нее кружилась голова, хотелось плакать и смеяться, было немного больно и прекрасно, а затем волна, огромная волна счастья захлестнула ее, ее и его, утопила их, тела бились в унисон, как сердца, ни каких мыслей не было, мыслили лишь тела, позже, утром, Светка сама удивлялась - откуда все бралось, откуда! Видимо спало в ней и разбуженное любовью, выплеснулось!.. У Дуремара чуть не сорвало крышу, по его словам...И если до этой ночи кто-то не сильно любил кого-то, а просто тянулся, то после этой ночи осталась лишь одна, единственная, огромная любовь, одна на двоих, трепетная, чуть с горчинкой от травы, на которой была постелена им постель, мокро-ласковая, с истомой и усталостью, чуть саднящая, самую малость...