– А, – говорит директор, и акула снова раскрывает пасть, очень, очень широко. – Снова нарисовалась Матушка Енотиха. Прости, с учетом этого не могу назвать тебя «сынок», ха-ха.
– Ха-ха, – говорю я. – Но с парнем вы обошлись несправедливо.
– Скажи, малыш, – спрашивает меня директор, – ты, как и все, наверное, думал, что просьба вашего босса – это ни к чему не обязывающие слова? Что у вас тут что-то типа конкурса художественной самодеятельности, да? Что вы подрочите немного ручку с бумагой, облажаетесь, а я это проглочу? И мы все пойдем есть плюшки и танцевать медленный фокстрот?
– Ничего такого я не ду…
– Нет, сынок, – качает он головой. – Нет. Как ты думаешь… Как вы все думаете. Чем мы тут занимаемся?
– Развлекаем детей, приносим в семьи радость, поднимаем свою самооценку и повышаем свои карьерные возможности! – рапортует новая нарисовавшаяся «шестерка», Горыныч.
– Садись, два, – тяжело смотрит на него директор. – Эту хрень нужно тарабанить для клиентов. Здесь все свои. Мы, коллеги, заколачиваем бабло. Занимаемся бизнесом. Бизнес – это добывать деньги. Как именно, имеет второстепенное значение. Мы могли открыть птицеферму и резать кур, а я был бы вашим директором. Могли бы открыть мясокомбинат, и вы бы ходили в резиновых сапогах и в крови по колено, а я бы был вашим директором. Могли бы открыть контору по очистке туалетов от говна, и вы бы все равно ходили в резиновых сапогах ко колено в говне, а я бы все равно был вашим директором. Вот что важно, б…!!!
В кафе очень тихо. Директор часто ругается, но матернуться себе позволил впервые. Ну и ну.
– Продолжим, Кроха Енот, – говорит директор. – Итак, мы заняты тем, что зарабатываем бабло. Поэтому развлечений в этом парке развлечений не бывает. И когда я говорю вам, что вы должны написать мне сценарий шоу, то вы обязаны написать мне хорошее шоу. А не мычать что-то невразумительное и не выплескивать на бумагу свои фантазии несостоявшихся онанистов!!!
– Понятно, босс, – говорю я.
– Ни хрена тебе не понятно, малыш, – бросает он. – Еще один момент. Когда сотрудник парка аттракционов, вместо того чтобы заняться тем, что поручил ему директор, занимается Литературой… Лите-ра-ту-рой, – брезгливо подчеркивает он. – …то как мы можем назвать такого человека, парни и девчата, а?
– Ты звезда? – спрашивает он. – Ты писал книжку, которую издали где-то там тиражом две, ха, тысячи экземпляров, про это даже написали в сраной местной газете, и ты теперь чувствуешь себя звездой. Ты – звезда?
– Нет, что вы, босс, – говорю я.
– Ты – звезда?! – орет он, глядя мне в глаза.
– Нет, босс, – говорю я, не отрываясь от его взгляда.
– Ты звезда! – гремит он. – Ты на небе. Ты писал Литературу, вместо того чтобы снизойти до скромной просьбы своего скромного директора. Ничего, что я стою перед тобой? Ничего, что я не встал на колени?
– Босс, – мягко говорю я.
– Я уже тридцать лет босс и столько же им пробуду, – спокойно говорит он, усевшись. – А ты – никто. И останешься этим никем навсегда. Сраную рецензию в сраной газетенке забудут и будешь ты побираться по мусоркам, потому что работы-то у тебя нет.
– Босс… – говорю я.
– Не нужно меня так называть, – просит он. – Потому что я тебе больше не босс. Ты уволен. Проваливай.
Я делаю вид, что дергаю головой, и гляжу на Лену, она чуть опускает веки. Что же. Я встаю и иду к выходу.
– Сдай костюм перед тем, как свалить отсюда навсегда, – говорит мне в спину директор.
– Я так и сделаю, – говорю я.
Я так и делаю.
31
– Да, входите.
– Спасибо.
Лена заходит к директору в вагончик. Странно, но, судя по его счетам, которые мы проверили, у него куча бабок. Тем не менее он сидит в небольшом вагончике. Дань представления о карикатурном бизнесе. Купил бы себе еще цилиндр, как у Скруджа МакДака. Хотя почему – купил? Мог бы и отобрать.
Директор что-то пишет – судя по всему, редактирует черновик сценария шоу, которое все же составили из четырех самых удачных вариантов, – потом отставляет перо в сторону и испытующе смотрит на Лену. Она садится напротив, задрав ногу на ногу. Директор хмыкает.
– Видите ли, – говорит Лена, – я бы хотела поговорить с вами о своих перспективах в компании.
– Приятно поговорить со взрослым человеком, – глядит он на ее ляжки. – Взрослый человек всегда понимает, что к чему, и прямо идет к намеченной цели. Мне нравится, как вы работаете. Еще год-два, и я поручу вам присматривать за павильоном, а то и двумя.
– Спасибо, – отвечает Лена, – но мне хотелось бы большего.
– И? – испытующе смотрит на нее директор.
– И… – улыбается она и поправляет локон.
– Ну что ж, – улыбается он, – мы могли бы это обсудить. За ужином. Предупреждаю сразу, мне не нужна постоянная любовница.
– О, я на это и не претендую. Мне хотелось бы заслужить повышение. Понимаете?
– М-м-м, – понимающе улыбается он. – Каким же образом?
– Видите ли, бедолага Енот все-таки написал сценарий шоу. И очень неплохой. Просто приберегал его. Хотел дать вам его после собрания. Эти ребята, они такие инфантильные…
– Верно, – говорит директор, – ну, давайте текст. Неплохой?
– Просто бомба! Сборы будут огромные. Мы его разучили наизусть, я и Енот. Если вы будете так добры, что пустите его сюда на пару минут…
– Ладно, – нехотя произносит он.
– Я не заступаюсь за него, – улыбается Лена. – Мы всегда можем уладить дело с авторскими правами. Сказать, например, что он все выдумал, этот Енот…
– Вы далеко пойдете, вы прагматичный человек, – улыбается директор. – Давайте. Где он?
– Да спрятался там в конце парка, переживает.
– Крошка Енот, – кричит она в дверь, – иди сюда. Тебе дают шанс.
Минут через пять я отползаю от окна и, выпрямившись, иду к двери. Лицо у директора брезгливо-застывшее. Ну, начинайте, кивает он. Я надеваю на себя голову от костюма Снуппи. Директор хмыкает и наблюдает за нами.
Мы становимся перед ним и начинаем.
– Ой, что это, дядя Снуппи? – пищит Лена.
– Подержи, малышка, в руке эту штуку, – пыхчу я. – Видишь, какая она…
– Да-а, а что мне за это будет, Снуппи? Ты опять не подаришь мне то, что обещал? Мне все это надоело! Если ты хоть еще раз меня обманешь, Снуппи, я пойду и все расскажу маме! – говорит Лена.
– Что за… – говорит директор.
– Детка, ты слышишь какой-то шум? – спрашиваю я, делая вид, что не вижу директора.
– Нет, Снуппи, не слышу, – отвечает Лена и мнет мое хозяйство. – Фу, противно! Весь в поту!
– Ну, детка, ну не будь такой жестокой со своим дружочком… Со своим маленьким Снуппи… – сюсюкаю я.
– Не рассчитывай, Снуппи, что ты потрешь меня там снова, если не дашь сначала то, что обещал!
– Ах, да. Да, конечно. Конечно-конечно, моя сладенькая. Ну, вот тебе. На.
– Пять, шесть… – деловито считает Лена.
– Чт… – хрипит потерявший голос директор.
– Десять бумажек. Десять бумажечек, милая. Хи-хи. Вот так вот. Все, как тебе обещал твой маленький дурачок Снуппи, – глупо улыбаюсь я.
– Что за… Поч… – мычит директор.
– Ч-черт. Ты уверена, что мне показалось снова? – спрашиваю я с деланной озабоченностью.
– Ну, конечно, Снуппи. Ты такой трус. Хотя я тебя понимаю. Говорят, таких, как ты, в тюрьме ловят и… – хихикает Лена.
– Что? Аха-ха, глупышка. Кстати…
– Даже не думай, Снуппи, понял?! Все, как мы договаривались, но не больше.
– Конечно-конечно, малыш! – успокаивающе говорю я. – Да, детка, вот так, вот так, о. А теперь давай. Давай же. Помоги папочке. Помоги песику. Ав-ав.
– Ах ты грязный песик, – смеется Лена.
– ОооууууууААААААААА!!! – ору я. – Да, да, ДА!!!
Лена вздыхает и садится на стул, который я заботливо ставлю перед ней.
– Вот, в принципе, и все шоу, – говорит она. – Как вы думаете, заслуживаем мы повышения и карьерного роста? – спрашивает Лена.
– У вас не… – пытается сказать что-то директор, и я боюсь, как бы его давление не доконало его раньше нас.
– У нас есть все, вы же понимаете, – пожимает плечами Лена. – Фото, видео и показания девочек. Восьмерых.
– Что вам… – приподнимается было директор, но, поняв всю глупость своего недосказанного вопроса, садится.
– Что вам нужно? – успокоившись, начинает соображать он и делает первый заход, чтобы соскочить с крючка, о чем предупреждала меня Лена. – Денег?
– Нет, – смеюсь я.
– Тогда я не по… Что же вам нужно?
Лена улыбается.
– Нам нужно все, – говорит она.
32
– Ага. И вот здесь подпишите, – говорит Лена.
– Хорошо, – говорит директор. – Слушайте, почему бы вам не оставить меня в парке на роли зиц-председателя, а? Хотя бы как английскую королеву? Так обойтись с…
– … с педофилом со стажем? – спрашивает Лена. – Согласитесь, это не самое жестокое наказание.
Директор, понурившись, подписывает часть бумаг и счетов. Завтра он переведет на меня свой парк. Я даже не беспокоюсь насчет этого. У бедняги просто нет выхода. Лена предупреждала меня, что он попробует откупиться. Сохранить свое влияние, остаться на почетном посту, от которого ничего не зависит, а потом вбить между нами клин.
– Такие люди вертятся до самой смерти, – объяснила она мне. – Они, как змея, будут пытаться ужалить, пока им не расплющат голову. И вовсе не потому, что они плохие. Змея ведь не плохая. Просто такова природа змеи.
– Такова природа змеи, – повторяю я.
– Да, милый, – говорит Лена. – Когда видишь кого-то, кто сильнее тебя, просто отворачивайся. Как от взгляда Медузы Горгоны.
– Я так и сделаю, – говорю я ей и стараюсь, чтобы наши взгляды не встретились.
Директор делает все, что мы от него хотим, и прямо сейчас отдает мне ключи. Мы распотрошим его по максимуму. Оставим только скелет и кожу, как и рассчитывала Лена. Все нужно сделать максимально быстро. Раз уж начал, не останавливайся, говорит она. И мы действуем. Ошарашенный бедолага-директор к полуночи оказывается Никем. Тем самым Никем, участь которого обещал мне. Но я не смеюсь над ним.
– Ни в коем случае не смеяться, – предупредила меня Лена. – Это вызывает желание начать сопротивление.
– Да, босс, – шутливо рапортовал я. Она действительно Мозг.
– Вы действительно Мозг, – устало говорит директор.
Мы сидим вокруг стола распаренные и уставшие. Случившееся нас, как ни странно, сблизило. Всех троих. У нас с директором закатаны рукава. Лена выглядит чуть утомленной, но на лице у нее ни капельки пота. Ни бисеринки. Мраморная женщина.
– Спасибо за комплимент, – говорит она бывшему директору.
– Это все? – спрашивает он. – Я могу остаться здесь до утра? Мне нужно уничтожить кое-какие бумаги.
– Фотографии на память? – понимающе кивает она. – Разумеется. Вообще, делать их не стоило.
– Я знаю, – кается он, – но ведь рано или поздно начинаешь верить, что не попадешься.
– Вы и не попались, – мягко парирует Лена.
Встает, берет меня под руку и говорит ему перед тем, как выйти:
– Вы свободны.
33
Ночую я у матери, которая ушла в ночную и попросила меня присмотреть за квартирой. Так даже лучше. Ощущение успеха распирало меня. Утром я включил телевизор и пошел бриться.
– …тоги самой престижной литературной премии «Великая книга», – говорит диктор, и я начинаю мылить лицо. – Всего на соискание премии было выдвинуто сто сорок четыре тысячи работ, среди которых наибольшее число представлено авторами из России и ближнего зарубежья.
– Сто сорок тысяч! – говорю я. – Мать вашу.
– …выдвигали как издательства, так и сами авторы. А некоторые из них даже не знали, что стали участниками конкурса, потому что работы молодых и талантливых писателей даже тайком от них присылали их добрые друз…
– Сборище кретинов, – говорю я. – Все у них там куплено. Впрочем, мне какое дело?
– …дна из таких работ и стала победителем конкурса! Литературный мир уже окрестил случившееся «сенсацией». Главный приз – десять миллионов рублей, получит автор из так называемого ближнего зарубежья, что символично. Особенно сейчас, в год русского языка, объявленного президентом Ме…
– Повезло какому-нибудь чурке, – говорю я и начинаю брить левую сторону, потому что в первую очередь правая, ее – трудней.
В комнате очень много солнечного света. Я широко распахнул окна, и моя 38-я улица наваливается на меня, как реальность после долгого тяжелого сна. Я чувствую себя проснувшимся. Впервые за десять лет. Вот что значит деньги. Деньги – соль мира. И поцелуйте меня в задницу все, кто считает иначе!
– …автор как раз из тех, кто не слал свою рукопись сам, а стал «жертвой» друзей, поверивших в их талант. Это писатель из Молдавии, который…
– Что? – спрашиваю я себя.
– …сал замечательную книгу, уже оцененную критиками и читающей общественностью как Манифест Поколения. Это первый литературный опыт автора, который работает на детских аттракционах…
– А? – говорю я себе.
– …дет издана тиражом триста тысяч экземпляров, – бубнит диктор.
– Э? – говорю я.
– …уже сравнивают с Костером и Эллинджером, с «Гнездом кукушки» и «Заводным апельсином», – бубнит диктор.
– О Боже!!! – говорю я.
– …лько наивности, простоты, и силы, – бубнит во время перебивки какой-то хер в очках «шестидесятников».
– О нет, – говорю я.
– …автор, как Илья Муромец, ждал своего часа до тридцати лет, и наконец… – бубнит какая-то тетка в серой юбке и свитерочке десятилетней давности.
– О, да! – говорю я.
Бегу к телефону.
– Лена, Лена, – кричу я, – ты…
– Конечно знаю, – говорит она. – Поздравляю.
– Да, но ка…
– Я вынула листки из корзины, разгладила утюгом и послала на конкурс, – говорит она.
– Десять лимонов! – кричу я.
– И целый парк аттракционов, – напоминает она.
– Ты мой талисман, – говорю я.
– Смотри, – говорит она. – Пропаду, перестанет везти.
– Не пропадай, – говорю я.
– Да ладно, не бойся. Талисман – это навсегда. Даже если его рядом не будет.
– Слушай, но ты же говорила, что…
– …сценарий никуда не годится? – спрашивает она. – Да, конечно. Для сценария детского шоу это и не годится, разве нет? Но ведь что для книги это плохо, я никогда не говорила.
– О, – говорю я. – У меня голова кругом.
– Сейчас закружится еще сильнее, – говорит она.
– Что еще? – спрашиваю я.
Лена, помолчав, сообщает:
– Наш директор повесился.
34
Здравствуй, сынок. я бы хотел, чтобы ты разрешил мне себя так называть. ведь сын – это ведь не обязательно то, что ты там накапал в кого-то. сын – это мальчик, которого рожает твоя любимая женщина, неважно от кого. поэтому моим сыном должен был стать ты. поэтому ты и есть мой сын.
но мой сын не оправдал моих надежд. как, наверное, и я – его.
ничего, что я буду писать без заглавных букв? знаешь, мне не очень хочется это делать по одной очень простой причине. я не хочу, чтобы ты обращал внимание на какую-то одну фразу, на ее начало. здесь, в этом письме, важно все. это как таблички шумеров в одном музее Стамбула. все покрыты однообразными на вид клиньями. хочешь знать, что там, – будь добр, читай внимательно все. по рукам? послушай меня внимательно хотя бы раз в жизни. я хочу этого, очень хочу.
итак, в некотором смысле ты мой сын, а я твой отец, и у меня едва не случился роман с твоей матерью, и это вполне могло бы стать сюжетом дешевой мелодрамы, которую бы ты, возможно, сумел написать, будь в тебе хоть капля таланта. возможно, она в тебе и была, сынок. но талант – это природная способность, которая со временем от бездействия разрушается. поэтому я не верю в то, что ты сможешь написать что-то стоящее. ты слишком долго бездействовал. сказки про Илью Муромца и прочую муру сочинили лентяи. ты или пускаешь талант в дело, и он – идеально работающий механизм. или хоронишь его в куче опавших листьев за павильоном машин, вместе с обосранными штанами Снуппи-Дога.