— О Господи! — воскликнул мужской голос. — Что это?
Потом новый провал в сознании, периодически откуда-то слышался голос; затем он оказался в автомобиле, и тот же голос то нарастал, то ослабевал в его ушах.
— Кто бы ты ни был, ты — законченный идиот! Продержать жгут не меньше часа! Разве тебе не известно, что жгут необходимо ослаблять каждые пятнадцать минут, чтобы кровь могла поступать, иначе рука погибнет. Теперь ничего другого не остается, кроме ампутации!
Глава 10
Пендрейк проснулся внезапно. Повернув голову, он тупо уставился на обрубок руки. Все его плечо было приподнято своеобразной сетчатой перевязью, рука была обнажена и доступна взгляду. Ее грела инфракрасная лампа, культя не вызывала ни малейшего дискомфорта; боли он не ощущал.
Культя не кровоточила, и на ней имелся росток — скрюченный, розовый и мясистый комочек, казавшийся частью изуродованной руки, который по какой-то причине не отрезали. И в этот момент он понял, что росток этот имеет определенную форму.
Он смотрел и смотрел на него, не в силах оторвать взгляд, и в памяти возникла запись из армейских времен: Ампутация правой руки ниже локтевого сустава. Необходимость операции было вызвана…
Пытаясь разрешить эту загадку, он уснул.
Где-то вдалеке мужской голос говорил:
— Можете не сомневаться. Новая рука растет на месте отрезанной. Мы осуществили небольшое хирургическое вмешательство, но, как я уже сказал Пентри, поклявшись своей головой, что этот росток, являясь таким крепким в своей основе, способен вырасти и без медицинской помощи. Через несколько дней он полностью придет в себя. Шок, сами понимаете.
Голос пропал, потом раздался снова:
— Тотипотентные… тотипотентные клетки. Давно известно, что в каждой клетке человека содержится в латентном виде информация о всем теле — в далеком прошлом тело, очевидно, могло значительно проще восстанавливать поврежденные ткани.
Последовала пауза. У Пендрейка создалось впечатление, что кто-то с удовлетворением потирает руки. Второй мужской голос пробормотал что-то неразборчиво, затем первый голос громко продолжил:
— Нет ничего, что помогло бы нам опознать его. Доктор Филипсон, доставивший его сюда, никогда прежде его не видел. Конечно, многие жители Большого и Среднего Городов проживают в районе Алсины, но… Нет, мы не заявляли о нем. Сначала мы хотим проследить за ходом восстановления его руки. Да, я позвоню вам.
Второй голос что-то пробормотал, после чего послышался звук захлопнувшейся двери.
Пришел сон, принося успокаивающую пелену забытья.
Когда он проснулся в следующий раз, то не сразу мог вспомнить, кто он такой.
Осознание этого пришло, когда медсестра, заметив его пробуждение, позвала врача. Немного погодя появился и врач в сопровождении второй медсестры, в руке у него был блокнот. Врач с радостным выражением на лице присел рядом с пациентом и веселым тоном спросил:
— А теперь, сэр, скажите, как вас зовут?
Мужчина на постели в замешательстве уставился на него.
— Меня что?
Неразборчивое восклицание вырвалось из уст собеседника. Но уже спустя секунду голос его звучал ровно и спокойно:
— Как вас звали? Ну, понимаете… ваше имя?
Безымянное существо на кровати лежало совершенно неподвижно. Оно без особого труда уловило смысл предложения. Не понимая, каким образом, но оно осознало, что с ним разговаривает доктор Джеймс Тревор — так его звали. Наконец оно покачало головой.
— Попытайся! — настаивал собеседник. — Попытайся вспомнить!
Струйка пота потекла по лицу Пендрейка. Он чувствовал, что во всем его стройном и сильном теле нарастает страшное напряжение, и тут в его руке возникла резкая боль. Сквозь пелену, застилавшую ему глаза, он увидел фигуру медсестры в крахмально-белом халате и вторую, сидевшую за столом и что-то писавшую в блокнот, а еще дальше, за окном, — мрак ночи.
Он выдавил боль из мозга и, собрав в единый кулак всю его мощь, попытался пробиться сквозь мешанину нечеткостей и неясностей, которая словно облаком опутывало его память. Возникали смутные картины, бесформенные мысли и тени воспоминаний о бесконечно давних днях. Это была не память, а воспоминание о памяти. Он оказался один на маленьком островке сиюминутных впечатлений, и ужасный океан всепоглощающей пустоты подступал к нему, приближаясь с каждой минутой, каждой секундой.
Вдохнув в себя воздух, он позволил спасть напряжению внутри себя. Потом беспомощно посмотрел на врача.
— Бесполезно, — просто молвил он. — Что-то вроде железной ограды и… Что это за город? Может быть, это поможет.
— Средний Город, — ответил врач. Его карие глаза внимательно следили за Пендрейком. Но тот лишь покачал головой.
— А как насчет Большого Города? — спросил врач. — Этот город находится примерно в сорока милях от Среднего. Доктор Филипсон доставил вас в этот Город из Алсинии, потому что ему известно о местном госпитале. — Он повторил медленно: — Большой Город!
На какое-то мгновение Пендрейку показалось это название неуловимо знакомым. Но затем он покачал головой. И тут же прекратил эти приносящие усталость движения — ему в голову пришла новая мысль.
— Доктор, как может происходить такое, что я помню язык, разговариваю на нем, а все остальное кажется сокрытым в туманной дымке?
Врач уставился на него, помрачнев.
— Через несколько дней вы потеряете способность разговаривать, если только не станете непрерывно читать и говорить для того, чтобы сохранить эти рефлекторные навыки.
Пендрейк заметил, что врач полуобернулся к двум медсестрам.
— Я хочу, чтобы был подготовлен отпечатанный на машинке подробный отчет по этому пациенту с полным изложением его случая. Пусть здесь установят радио, и… — он вернулся к постели пациента с хмурой улыбкой, — вы будете слушать его все время — мыльные оперы, на самый худой конец. А надоест слушать — читайте, можете прямо вслух.
— Что будет, если я не буду этого делать? — Губы Пендрейка приобрели пепельный оттенок. — С какой стати мне это нужно?
Голос врача прозвучал зловеще.
— Потому что тогда ваш мозг станет почти таким же пустым и чистым, как мозг новорожденного. Могут быть, — он запнулся, — и другие реакции, но мы не знаем, какие именно. Мы полагаем, что обычно клетки в человеческом теле и мозгу находятся в постоянном процессе затрачивания своей энергии и ее восстановления. Ежечасно, ежедневно миллиарды клеток нашей памяти подвергаются этому восстановительному процессу; и, по всей видимости, та крошечная часть памяти, записанной электрическим путем, сохраняется в целости и сохранности. Со временем, несомненно, замена ткани ослабляет клеточную память. Но в вашем случае все иначе. У вас на данный момент есть тотипотентные клетки. Вместо восстановления клетки вашей руки заменяются новыми, здоровыми; и эти новые клетки, очевидно, ничего не знают о памяти, которую хранили старые, — память, по всей видимости, не передается по наследству генетически. Даже если бы был механизм передачи этой памяти от старых клеток новым, то все равно бы мы не смогли добиться этого. Таким образом, у вас есть клетки, потенциально способные записывать воспоминания, как ваши старые, но все, что вы можете записывать в них перед тем, как они в свою очередь будут заменены, — это впечатления, воспринимаемые вашим мозгом в течение, ну, скажем, недели или, может быть, чуть большего времени. По всей видимости, процесс тотипотентности, однажды начавшись в вашей руке, распространился на все тело. Завершенность этого процесса несколько удивительна, потому что, как показали лабораторные опыты, проведенные с плоскими червями, установлена передаваемость условных рефлексов новому наросту. Мы предполагаем, что воспоминания не исчезают бесследно. Но память о словах и простых заученных движениях, по всей видимости, стирается, и становится невозможным их использование.
— Но что же я смогу делать в будущем? — в замешательстве спросил Пендрейк.
— Мы отправили ваши отпечатки пальцев в Вашингтон, — успокаивающе произнес врач. — Когда ваша личность будет установлена, мы сможем разработать постоянную переобучающую программу, основанную на том, что было с вами раньше. Тем временем делайте то, что я вам предложил.
Пендрейк посмотрел на собеседника, и по мере того, как он его изучал, у него возникало смешанное чувство возбуждения, интереса и какой-то даже симпатии к этому человеку. «Но он больше интересуется феноменами, а не людьми», — подумал Пендрейк.
Внутри него возникло также ощущение, что положение не настолько уж плохо, как казалось доктору, и что после того, как новая рука вырастит, он опять вернется к нормальному состоянию.
Глава 11
Незнакомец представился:
— Меня зовут доктор Коро, мистер Смит. Я психолог, и мне бы хотелось, чтобы вы прошли небольшое тестирование. Все понятно?
Почти безымянный человек на койке уставился на посетителя сверкающими глазами. Он понял, что с ним обращаются как с ребенком, но это не беспокоило его. И он мог предсказать, он даже знал, что большинство тестов окажутся непригодными для него, хотя почему — это было неясно, как, впрочем, ему не приходило в голову спросить себя, откуда он знает это.
Но он ничего не говорил, просто наблюдал за тем, как психолог, восприняв его молчание как согласие, разложил какие-то бумаги на столе рядом с койкой и уселся на стул. Это был коренастый человек с решительной и дружелюбной манерой общения, и он терпеливо объяснил, что, переговорив с лечащим врачом, решил: для всех только на пользу будет узнать, что же творится в его мозгу. Возражения имеются?
Снова Пендрейк промолчал. Поток мыслей и чувств, исходивших от доктора Коро, не предусматривал на самом деле никакого иного ответа, кроме положительного. Пендрейк не оказывал того сопротивления, на которое надеялся психолог.
Доктор Коро положил один из своих листков на планшет и протянул его и карандаш Пендрейку.
— Это лабиринт, — сказал он. — А теперь я хочу, чтобы вы взяли карандаш, направили кончик карандаша в место, помеченное стрелкой, а затем я бы хотел, чтобы вы нашли в этом лабиринте проход и провели по нему линию.
Пендрейк взглянул на рисунок, увидел путь и прочертил линию. Он вернул планшет психологу, который взглянул на него, вздрогнул, но отложил в сторону, ничего не сказав.
Потом он передал Пендрейку лист бумаги с начерченными на нем маленькими квадратиками, число которых было не меньше тысячи. Они были сгруппированы парами, и один из квадратиков располагался над вторым. Каждая группа была пронумерована, и общее число равнялось пятистам девяносто четырем. Доктор Коро сказал:
— Я стану говорить вам некое утверждение. Если оно покажется вам верным, то вы ставите крестик в верхнем квадрате, если ложным — то в нижнем. Первое утверждение: «Я хотел бы стать библиотекарем». Истинно оно или ложно?
— Ложно, — ответил Пендрейк.
— Номер два, — продолжал психолог, — «Я люблю журналы по механике». Верно или ложно?
Пендрейк молча поставил крестик в нижнем квадратике. Он посмотрел вверх и увидел, что доктор Коро наблюдает за ним. Психолог терпеливо заметил:
— Давайте убедимся, что мы понимаем суть этого теста. Пожалуйста, расскажите мне, почему вы не хотите быть библиотекарем.
— Здесь мне приносят кое-какие книги, — ответил Пендрейк, — и написанные в них слова искажают всю истину, которую я вижу в мире и в людях вокруг меня. Так с какой стати я должен хотеть иметь дело с книгами? Кроме того, это чисто женское занятие.
Психолог открыл рот, собираясь сделать какой-то комментарий, но потом, похоже, передумал. Через секунду раздумий он произнес:
— Но ведь вам не приносят сюда журналы по механике. А там описываются механические процессы, и вы все-таки тоже пометили утверждение о них как ложное. Почему?
— У меня есть несколько книг по механике на вон той полке, — сказал Пендрейк, указывая на книги левой рукой. — Они слишком примитивны. В них рассказывается, как делать очевидные вещи.
— Понимаю, — произнес доктор Коро, но это прозвучало неубедительно. Несколько секунд он колебался, потом сказал: — Предположим, я попрошу вас кое-что собрать. Возьметесь?
— Собрать что? — с интересом спросил в свою очередь Пендрейк.
Доктор Коро вытащил из портфеля прямоугольную коробку. Подойдя к койке, он вывалил ее содержимое на одеяло — множество зеленых пластиковых деталей различных размеров и форм.
— Здесь двадцать семь кусочков. Существует только один способ собрать их в куб. Ну что, попытаетесь?
Пендрейк разложил кусочки на койке, чтобы лучше видеть их. Он сразу же начал складывать их вместе, и через тридцать секунд у него в руках оказался идеальный куб. Он передал его доктору Коро.
Психолог сказал с напряжением в голосе:
— Как вы сделали это?
Пендрейк молчал — он уже не помнил как и извиняющимся тоном попросил:
— Разберите куб, а потом я снова соберу его. В этот раз я буду следить за своими действиями.
Доктор Коро молча разбросал кусочки на койке. Спустя двадцать секунд Пендрейк передал ему куб и сказал:
— Это гораздо проще вопроса, почему электроны удерживаются вокруг атомов и не разлетаются, для меня никакой проблемы тут нет. Эти кусочки имеют специально такую форму, чтобы состыковаться друг с другом, поэтому нужно просто последовательно складывать те из них, которые подходят друг к другу. После этого все зависит только от ловкости ваших рук.
Психолог с трудом проглотил комок в горле, но в конце концов ему удалось выдавить из себя:
— Что вы имели в виду, говоря о связи атомов и электронов между собой?
— Здесь мы имеем решетчатую структуру, состоящую из миллиардов светящихся шариков, — начал объяснение Пендрейк, потом замолчал, внезапно помрачнев. — Это не самое лучшее объяснение: на самом деле вы не поймете, что же именно происходит. Лучше давайте рассмотрим, например, стол, за которым вы сидите. Когда я проникаю в область, где ножки стола упираются в пол, я вижу один любопытный феномен.
— Проникаете? — выдохнул доктор Коро.
В том же духе тест продолжался дальше. Через несколько часов, когда пришел доктор Тревор, его поприветствовал ставший совсем уж бледным молодой психолог:
— Боюсь, — произнес он, — что мои тесты не пригодны для данного случая. Согласно их результатам, у него коэффициент интеллекта в районе 500; при этом он либо совершенно нормален психически, либо законченный идиот. Ему доступно понимание пространственно-временных закономерностей на уровне единого психического пространства. Мне придется поразмышлять над этим несколько дней, после чего я еще раз приду сюда.
Врач заметил, что все тесты нужно провести, пока идет восстановительный рост руки, поскольку вся клеточная структура, похоже, находится в состояние особого напряжения. Он высказал предположение, что когда рост закончится, «а это произойдет через несколько дней», то произойдет возвращение к нормальному состоянию.
— И тогда, — продолжал он, — мы, скорее всего, обнаружим, что имеем дело с еще одним обычным пациентом, которого придется обучать всему, что не передалось ему из тотипотентного состояния.
Врач достал письмо из кармана и передал его своему коллеге, который, прочитав его, вернул ему.
— Итак, его зовут Пендрейк, — сказал доктор Коро.
Его собеседник кивнул.
— Я напишу его жене сразу же после того, как закончится рост его руки. В конце концов, для него же лучше всего, чтобы, после того как он снова станет в добром здравии, оказаться в руках человека, которому известно его прошлое.
С койки Пендрейк спросил:
— Как, вы сказали, меня зовут?
Оба врача повернулись и с удивлением уставились на него. Они вели себя так, словно рядом с ними был не живой человек, а какой-то неодушевленный предмет или, по крайней мере, существо, которое не способно думать. А теперь, подобно ребёнку-вундеркинду, он требовал к себе внимания.