Тут снизу донесся голос капитана:
— Что опять стряслось, мистер Тьюлипсон? — спросил он второго помощника, но тот ответил на сразу, а повернулся к матросам, которые, по-видимому, все еще стояли поблизости.
— Все свободны, — сказал он несколько более резко, чем обычно.
Я услышал, как вахтенные потянулись в кубрик, переговариваясь на ходу. И только когда они отошли на достаточное расстояние, второй помощник ответил на вопрос капитана.
— Это Джессоп, сэр… Кажется, он опять что-то увидел. Я не хотел говорить об этом, пока вахта была здесь — не стоит лишний раз пугать людей.
— Согласен, — проворчал капитан.
После этого они оба стали подниматься по трапу, а я, осмелев, преодолел последние пару ступенек и встал у светового люка.
— А почему здесь нет фонарей? — внезапно спросил капитан.
— Я подумал, они тут не нужны, — ответил второй помощник и добавил что-то насчет экономии керосина.
— Повесьте, — решительно сказал капитан.
— Хорошо, сэр, — ответил второй помощник и, кликнув вахтенного на рынде, велел принести из кладовой два фонаря.
Поднявшись по трапу на ют, оба двинулись к корме и увидели меня.
— Почему ты не за штурвалом? — строго спросил Старик.
К этому времени я немного успокоился и собрался с мыслями.
— Я не пойду туда, сэр, пока не принесут фонари.
Капитан гневно топнул ногой. Он уже собирался обругать меня — быть может, даже арестовать, но второй помощник торопливо выступил вперед:
— Послушай, Джессоп, так не годится! — воскликнул он, укоризненно качая головой. — Давай-ка за штурвал. И без возражений!
— Погодите, мистер Тьюлипсон. Мне как раз хотелось бы выслушать его возражения, — неожиданно сказал капитан и повернулся ко мне. — Ну, что там у тебя, Джессоп? Почему ты отказываешься занять свой пост?
— Я кое-что видел, — объяснил я. — Страшная тень… или тварь… не знаю, как сказать. Когда я обернулся, она как раз лезла через гакаборт, и…
— Ах вот оно что! — Капитан прервал меня быстрым движением руки и добавил, изрядно удивив меня: — Тебе бы лучше присесть, Джессоп. Тебя всего трясет.
Я с размаху опустился на решетку светового люка. Меня действительно трясло — нактоузный фонарь так и плясал у меня в руках, и по юту метались тени.
— Ну а теперь, — сказал Старик, — расскажи нам, что ты видел.
Пока я рассказывал им о твари, вахтенный принес два фонаря и повесил на ворсты с левого и правого борта.
— Повесь еще один фонарь под бизань-гик, — приказал капитан. — И побыстрее поворачивайся.
— Есть, сэр! — откликнулся матрос и умчался.
— Ну вот, — сказал капитан, когда его приказание было исполнено. — Теперь, я думаю, тебе будет не страшно вернуться к штурвалу. Ют хорошо освещен, к тому же я или второй помощник постоянно будем находиться здесь.
Я поднялся.
— Благодарю вас, сэр, — сказал я и отправился к рулю.
Повесив фонарь в нактоуз, я крепко взялся за рукоятки штурвала. Мне действительно стало немного спокойнее, и все же я то и дело оглядывался; настоящее же облегчение испытал, когда несколько минут спустя пробили четыре склянки и меня сменили.
Остальные матросы из нашей вахты давно сидели в кубрике на носу, но я не пошел туда: не хотел, чтобы меня расспрашивали, почему я так спешил, что свалился с трапа. Вместо этого я набил трубку и, закурив, стал прохаживаться вдоль палубы, благо на вантах каждой из мачт висело теперь по два фонаря, да еще по одному фонарю стояло на запасных стеньгах, укрепленных слева и справа под фальшбортом. Света, таким образом, хватало, однако вскоре после того, как пробили пять склянок, мне вдруг показалось, будто над планширом позади тросовых талрепов фока на мгновение появилось призрачное лицо. Я тут же сорвал с ворста один из фонарей и направил в ту сторону, однако там ничего не было. И все же я был уверен, что не ошибся и что влажно блестящие глаза мне не почудились. Они глубоко врезались в мое сознание, и каждый раз, когда я думал о них, у меня делалось муторно на душе и от страха начинало сосать под ложечкой. Именно тогда я впервые понял, насколько бессердечны и жестоки эти твари, а понять это мне помог тяжелый, холодный взгляд промелькнувших в темноте глаз.
До конца вахты я еще раз видел кошмарное лицо, но оно исчезло за бортом еще до того, как я потянулся за фонарем. Потом пробили восемь склянок, и мои мучения закончились — во всяком случае, так я тогда думал.
Исполинский корабль
Нас снова вызвали на палубу примерно в четверть четвертого утра. Матрос, который пришел за нами, сообщил весьма странные новости.
— Топпин пропал. Просто как в воду канул!.. — сказал он, пока мы поднимались с коек. — Черт побери, еще никогда мне не приходилось плавать на судне, на котором творятся такие жуткие вещи! Да здесь по палубе ходить и то опасно!
— Кто, ты говоришь, пропал? — спросил Пламмер, садясь на койке и спуская ноги вниз.
— Топпин, один из наших юнг, — ответил матрос. — Мы обыскали весь корабль, но его нигде нет. Поиски еще продолжаются, но, я думаю, мы никогда его не найдем, — закончил он с мрачной убежденностью.
— Ну-ну, не каркай, — заметил Куойн. — Авось парнишка дрыхнет где-нибудь в укромном уголке.
— Вряд ли, — сказал матрос. — Говорят тебе — его нет на борту. Мы прочесали весь чертов корабль.
— А где его видели в последний раз? — спросил я. — И кто?
— Он был на юте, отбивал время, — объяснил матрос. — Старик чуть душу не вытряс из рулевого — да и из старшего помощника заодно, — но они клянутся, что ничего не знают.
— Как же это может быть? — спросил я. — Ведь они тоже были на юте!
— А вот так… — матрос развел руками. — Парнишка вроде бы был с ними, потом они обернулись — а его уже нет. Оба клянутся, что не слышали ни звука, ни плеска; парень точно в воздухе растворился.
Я сел на рундучок и потянулся за башмаками. Прежде чем я успел что-то сказать, матрос снова заговорил, немного понизив голос:
— Знаете, ребята, если так и дальше пойдет, не знаю, где мы все скоро окажемся!
— В аду, вот где!.. — буркнул Пламмер.
— Мне так даже думать об этом не хочется, — вставил Куойн.
— А думать надо, — сказал матрос. — И думать как следует, черт побери. Я уже поговорил с парнями из нашей смены, и они согласны…
— Согласны на что? — спросил я.
— Пойти и поговорить с нашим чертовым капитаном, — выпалил матрос и погрозил мне пальцем. — Пускай поворачивает к ближайшему порту, и чтоб без шуток!
Я собирался возразить, что, даже если наш Старик согласится выполнить требование команды, из этого вряд ли выйдет что-нибудь путное. Я даже рот открыл, но вовремя прикусил язык: ведь парень понятия не имеет о том, что я видел и к каким выводам пришел.
— А вдруг он не согласится? — только и сказал я.
— Тогда придется его заставить, черт нас возьми!
— Вот так план!.. — Я через силу рассмеялся. — А ты подумал, что будет, когда мы доберемся до берега? Ведь это же бунт! На берегу нас всех закуют в кандалы и отправят в ближайшую тюрьму.
— Лучше уж посидеть за решеткой, — возразил он. — По крайней мере живы останемся.
При этих словах остальные одобрительно загудели. Вскоре, однако, наступила тишина — матросы глубоко задумались. Первым нарушил молчание Джаскетт.
— Поначалу я не верил, что тут могут водиться призраки… — начал он, но Пламмер не дал ему договорить.
— Только нельзя их убивать, я имею в виду — никого из начальства, — сказал он. — Ни убивать, ни бить. За это и вздернуть могут.
— Конечно нельзя! — согласились остальные, а парень из старпомовой вахты сказал:
— Мы и не будем никого убивать. Нужно только поднять бузу, чтобы Старик повернул в ближайший порт — вот и все!
— Верно, — раздалось сразу несколько голосов.
Тут пробили восемь склянок, и мы один за другим отправились на палубу.
После переклички, во время которой произошла легкая заминка, когда второй помощник по ошибке выкликнул фамилию Топпина, ко мне подошел Тэмми. Почти целую минуту он подавленно молчал, потом сообщил срывающимся шепотом, что тени четырех кораблей исчезли еще днем и больше не появлялись.
— Как? — удивился я. — Откуда ты знаешь?!
— Я проснулся, когда дежурная вахта начала искать Топпина, — объяснил юнга. — И больше не смог заснуть, вот и поднялся наверх. Я… — Он хотел сказать еще что-то, но осекся.
— Ну, что там у тебя? — ласково спросил я. Мне хотелось подбодрить паренька.
— Я не знал… — сказал Тэмми и, не договорив, внезапно схватил меня за руку. — Ох, Джессоп! — воскликнул он. — Чем все это кончится?! И что с нами со всеми будет? Неужели нельзя ничего сделать, чтобы… Ведь можно же что-то предпринять!
Я не ответил. У меня давно появилось гнетущее чувство, что мы мало что можем сделать для собственного спасения. Фактически — ничего.
— Что же ты молчишь?! — Тэмми с силой потряс мою руку. — Ведь мы могли бы попытаться что-то придумать. Все лучше, чем это!.. Ведь нас просто убивают, убивают по одному, словно баранов на бойне!
Я продолжал молчать, угрюмо всматриваясь в воду за бортом. Ничего дельного мне на ум не приходило, хотя мозг мой лихорадочно работал в поисках выхода из создавшегося положения.
— Почему ты молчишь, Джессоп? Ты что, не слышишь?! — Юнга чуть не плакал.
— Я тебя слышу, Тэмми, просто не знаю, как быть.
— Ты не знаешь! — воскликнул он с горечью. — Уж не хочешь ли ты сказать, что мы должны сдаться и позволить им убивать нас и дальше?
— Мне кажется, мы сделали все, что в наших силах, — покачал я головой. — Ума не приложу, что еще тут можно придумать, разве что каждую ночь запираться всей командой в кубрике.
— Все равно это лучше, чем то, что творится сейчас, — серьезно сказал Тэмми. — Потому что в противном случае на борту очень скоро вообще не останется ни одного человека.
— А вдруг, пока команда будет отсиживаться в кубрике, поднимется ветер? — спросил я. — У нас же все мачты посносит!
— А что если ветер поднимется сейчас? — парировал Тэмми. — Ты же сам говорил, что, пока темно, ни один матрос на реи не поднимется. Кроме того, можно убавлять паруса еще до наступления темноты. Говорю тебе, если ничего не делать, через несколько дней на борту не останется ни одной живой души!
— Не кричи! Ты что, хочешь, чтобы Старик тебя услышал? — предупредил я, но Тэмми, что называется, «завелся».
— Нечего мне рот затыкать, — огрызнулся он. — И пусть кэп слышит, мне плевать! Я сам пойду к нему и скажу то же самое прямо ему в лицо!
К счастью, на эту вспышку ушел весь его задор, и после небольшой паузы, юнга продолжал немного спокойнее:
— Не пойму, почему ребята ничего не предпринимают? Они должны заставить Старика отвести судно в ближайший порт. Они должны…
— Ради бога, замолчи, идиот! — снова зашипел я. — Ты несешь чушь. Вы не добьетесь ничего, только заработаете кучу неприятностей!
— А мне наплевать, — повторил Тэмми. — Я не хочу, чтобы меня убили — сбросили с мачты или утащили за борт.
— Но послушай, — возразил я, — ведь я, кажется, говорил тебе, что мы не увидим берега, даже если доберемся до него благополучно…
— Ты так думаешь, — покачал головой Тэмми. — Но у тебя нет доказательств.
— Доказательств у меня действительно нет, — согласился я. — Но это ничего не меняет. Если капитан все-таки повернет к берегу, то рано или поздно мы непременно окажемся на скалах.
— Пускай! — тряхнул головой Тэмми. — Лучше пойти ко дну с пробитым бортом, чем умереть от рук этих… этих тварей.
— Подумай как следует, Тэмми… — начал было я, но как раз в это время юнгу позвал второй помощник, и ему пришлось уйти.
Когда он вернулся, я расхаживал перед грот-мачтой и размышлял, что еще можно сказать, чтобы успокоить парня, который, как мне казалось, готов был совершить какой-то отчаянный шаг.
— Вот что, Тэмми, — снова сказал я. — Все, что ты говорил несколько минут назад, — полная ерунда, которая не приведет ни к чему хорошему. Я согласен с тобой в одном: положение наше скверное, но никто в этом не виноват. К сожалению, помочь нам тоже никто не может, поэтому сейчас самый подходящий момент, чтобы проявить мужество и терпение. Я скажут тебе еще только одно: если ты согласен говорить спокойно и разумно — я тебя выслушаю; если же нет — иди трави кому-нибудь другому.
С этими словами я ушел на левый борт и снова взобрался на ростры, дабы, если Тэмми изъявит такое желание, поговорить с ним спокойно и подальше от чужих ушей. Но прежде чем усесться на кофель-планку, я бросил взгляд за борт (это вышло у меня чисто машинально) и остолбенел. Не в силах оторвать от увиденного взгляд, я поманил Тэмми пальцем.
— Боже мой! — ахнул я. — Ты только взгляни!..
— Что там такое? — И, подойдя ко мне, Тэмми тоже перегнулся через борт.
Даже не знаю, как лучше описать, что мы увидели… В море, почти под самой поверхностью, появился какой-то серебристо-белый купол, похожий на гигантский воздушный пузырь. Он был почти прозрачным, и, приглядевшись, мы увидели внутри клотик, тень бом-брамселя и тонущий во мраке такелаж исполинской мачты. Еще глубже — так, во всяком случае, мне кажется теперь — я разглядел смутные очертания просторной палубы и палубных надстроек.
— Господи Иисусе!.. — прошептал Тэмми и замолчал.
Немного погодя с губ юнги сорвалось короткое восклицание; очевидно, ему в голову пришла какая-то идея, ибо, соскочив с ростров, он со всех ног бросился на бак. Вернувшись, Тэмми шепотом сообщил мне, что впереди, слева по носу, в нескольких футах от поверхности, виднеется клотик еще одной огромной мачты.
Должен сознаться, что, пока Тэмми отсутствовал, я изо всех сил напрягал зрение, силясь разглядеть внизу огромный корабль. Сам он тонул в зеленоватой мгле, но мне все же удалось рассмотреть грот-бом-брам-топенанты и леер бом-брам-рея, причем сам парус был поднят. Но сильнее всего подействовало на меня другое. В какой-то момент у меня появилось ощущение, что на вантах корабля-гиганта я различаю смутное, призрачное движение. Порой мне казалось, будто я на самом деле вижу какие-то тускло поблескивающие тени, снующие среди снастей. Один раз я был почти уверен, что заметил некое существо, которое, точно заправский матрос, двигалось по пертам бом-брам-рея к стеньге. Разумеется, я не мог бы ничего доказать, но сам я нисколько не сомневался, что в морской глубине под днищем нашего «Мортзестуса» кипит какая-то загадочная работа.
Стараясь разглядеть побольше, я непроизвольно склонялся над бортом все больше и больше, и в конце концов — Господи, как же я заорал! — потерял равновесие и едва не полетел вниз. Отчаянно взмахнув руками, я чудом ухватился за фока-брас и лишь таким образом удержался на рострах. Несколько мгновений я балансировал над морем, и в этот краткий промежуток времени мне вдруг почудилось, что клотик гигантской мачты вспорол поверхность воды и в воздухе под самым бортом нашего судна промелькнула (теперь я знаю это точно) странная темная тень. Тогда, впрочем, я не обратил на это внимания, поскольку был слишком напуган.
В следующий миг Тэмми, бросившийся было мне на помощь, издал громкий вопль ужаса и головой вниз полетел через борт. Я едва успел схватить его за пояс и штаны под коленкой и рвануть на себя. Тэмми мешком свалился на палубу, и я бросился сверху, прижимая его всей своей тяжестью, так как юнга продолжал вопить и бороться, а я был слишком растерян и слишком ослабел от пережитого страха, чтобы надеяться удержать его одними руками.
Понимаете, тогда я подумал, что на юнгу действует что-то вроде внушения и что он стремится вырваться, чтобы броситься за борт и покончить с собой. Ничего другого мне просто не пришло в голову, хотя теперь я знаю, что на Тэмми набросился призрак. Увы, я был чересчур взвинчен, да и думал в эти мгновения только о том, как удержать парня, поэтому оказался не в состоянии понять, что же происходит на самом деле. Лишь впоследствии я вспомнил и отчасти осознал — надеюсь, вы-то меня понимаете? — что же видели мои глаза, но не зафиксировал разум.
Впрочем, возвращаясь к этим трагическим событиям, должен сказать, что при неверном свете раннего утра прильнувший к Тэмми призрак казался на фоне добела отдраенных досок палубы едва различимой серой тенью.