— Одного оптимизма тут мало. Самое худшее, если она останется лежать в таком же состоянии. Месяцами, годами… — Голос у Шейлы дрогнул. — Это ужасно. Мне трудно заходить в комнату. Я помню ее симпатичной молодой женщиной. Льет дождь. Как у вас в Нью-Йорке?
— Прекрасно. Только чуть туманно.
— Пусть тебе будет хорошо с твоим другом! Теперь я рада, что ты нашел его. Скажи ему, что мне понравился его голос. Мне нравятся мужчины, которые говорят громко и ясно. И еще скажи ему, что я надеюсь, ему не придется пускать в ход свой пистолет.
— Скажу.
— Теперь я должна попрощаться с тобой. Я звоню из телефонной будки в больнице, и рядом стоит женщина. — Она совсем по-детски поцеловала микрофон.
Деймон медленно повесил трубку.
— Дела в Берлингтоне не так уж хороши, а? — сказал Уайнстайн. Он видел, как менялось выражение лица Деймона, пока тот говорил по телефону.
— Старость, — задумчиво произнес Деймон. Мать Шейлы была всего лишь на несколько лет старше его, и это мрачное слово относилось к нему так же, как и к ней.
— Что ты собираешься делать? Я могу помочь разобрать весь этот багаж в холле, включить проигрыватель. Я обустроил весь дом такими штуками и помню, когда ты был мальчишкой, у тебя все валилось из рук.
— Я не изменился, — засмеялся Деймон, — Шейла по позволяет мне даже вкручивать лампочки. Но я голоден и сооружу нам что-нибудь закусить. — Завтракал он очень рано, а сейчас был уже второй час. — Затем я отгоню машину и верну ее «Герцу». После этого было бы неплохо появиться в конторе. На моем столе, наверно, лежит куча работы.
— Прекрасно. Я тоже проголодался и хотел бы увидеть, что представляет собой твоя контора, и немного поболтать с твоими коллегами.
— Не очень-то на это рассчитывай. Я и так заставил их изрядно нервничать. — Деймон со стыдом припомнил, как он вел себя на прошлой неделе. — Я бродил по конторе, как зомби. А мой партнер — тихий, умненький молодой человек, который очень привязан ко мне, и боюсь, он подумал, что я слегка рехнулся.
— Не беспокойся, — сказал Уайнстайн. — Допроса третьей степени не будет. — Потом добавил: — Во всяком случае, пока.
Когда они после ленча появились в офисе, Деймон представил Уайнстайна как джентльмена, который взялся для них читать рукописи, потому что после успеха «Погребальной песни» их количество более чем удвоилось. Какое-то время мистер Уайнстайн будет заниматься чтением рукописей прямо в офисе, чтобы привыкнуть к распорядку. Деймон сознавал, что это звучит несколько странно, но все же это было лучше, чем сообщать его коллегам, что в любой момент они могут услышать пистолетную пальбу.
Затем он вручил мисс Уолтон и Оливеру подарки.
— Я знаю, что в последние несколько дней я был просто невыносим, и это — слабая попытка принести вам свои извинения.
Мисс Уолтон с трудом сдержала слезы, когда открыла коробку и увидела шерстяной свитер. Она стыдливо поцеловала Деймона дрожащими губами, что делала лишь в исключительных случаях — когда он вручал ей премию к Рождеству. Она пожелала надеть свитер тотчас же.
— Как тонко вы дали мне понять, что эта старая тряпка, — она с отвращением отбросила свой обвисший коричневый свитер, — уже просто непереносима. — Хихикая, она швырнула его в мусорную корзину и добавила:
— Прощай навсегда, ты, противная тряпка.
Прежде чем посмотреть на большую коробку, скрывавшую блейзер, Оливер содрал обертку с книги Йетса, хотя Деймон вручил оба подарка одновременно. Деймон с удовлетворением заметил, что книга для его партнера-альбиноса — самое важное. Оливер, увидев имя автора, укоризненно посмотрел на Деймона.
— Роджер, — сказал он, — Неужели вы думаете, что дома у меня нет экземпляра Йетса?
— Держу пари на десять долларов, что когда вы приметесь искать книгу, то обнаружите, что кто-то стащил ее или забыл вернуть.
Оливер засмеялся.
— Подумаю, — сказал он. — Я ее давно не видел. — Затем, открыв большую коробку, он вытащил блейзер, примерил его и стал расхаживать по комнате. Сидел он прекрасно. Сняв блейзер, Оливер бережно повесил его в шкаф. — Слишком шикарно для работы. Несколько экстравагантно, Роджер, но я рад, что вы решили пустить пыль в глаза. Хотя это обойдется мне в копеечку. — Он улыбнулся с таким выражением благодарности, что Деймон испугался — не расплакался бы, — Моя жена умрет от зависти, л мне придется раскошелиться на такой же для нее.
— Вам не придется потратить ни одного цента, — произнес Деймон. — Я куплю такой же и для нее. Из-за того как я с вами недавно обращался, я, должно быть, доставил вам немало неприятностей. Скажите ей, что это предложение мира со стороны босса. А теперь за работу.
Рассортировав кучу рукописей, он вытащил роман в полторы тысячи страниц, полученный от человека, которого он никогда не видел, и вручил его Уайнстайну, расположившемуся наконец на диване лицом к двери.
— Вот тебе занятие на целый день.
За тем снял пиджак, повесил его на спинку стула и сел за свой стол. Он видел, что Уайнстайн остался в пиджаке, и думал, что Оливер не заметит излишней щепетильности новичка. Когда Уайнстайн на несколько минут покинул комнату, направившись в туалет, Оливер подошел к столу Роджера и спросил, понизив голос, чтобы не услышала мисс Уолтоп:
— Где вы подцепили этого парня?
— Он мой старый друг и специалист по английской литературе. Особенно хорошо разбирается в детективах.
— Он не похож на гуманитария.
— Кап и вы. В наши дни гуманитарий может представать в самых разных видах.
— Сколько мы ему будем платить? — Время от времени Оливер пытался выступать в роли партнера.
— Нисколько, — сказал Деймон, — Посмотрим, как у него пойдут дела. Пока мы не примем окончательного решения, я буду платить ему из своего кармана.
Оливер начал было протестовать, но Деймон остановил его.
— Это будет только справедливо. Нас завалили работой из-за того, что я так долго бездельничал. Тс-с-с. Он идет.
Как раз перед закрытием офиса зазвонил телефон. Это был Шултер.
— У меня есть для вас кое-какие новости, Деймон. Можем ли мы встретиться через десять минут? На том же месте, где мы виделись в последний раз. — Его той вызвал у Деймона мрачное предчувствие.
— Я приду. Если у вас нет возражений, прихвачу с собой приятеля.
— Умеет ли он держать язык за зубами?
— Гарантировано.
— Через десять минут, — повторил Шултер и повесил трубку.
Когда Деймон и Уайнстайн вошли в бар, он сидел на том же самом месте, в пальто, застегнутом до самого верха, в той же смешной маленькой шляпе, мрачно и подозрительно глядя по сторонам. Он не встал, чтобы поздороваться с ними, и не протянул руки, когда Деймон представил Уайнстайна, а просто что-то буркнул, уткнувшись в чашку с кофе. Уайнстайн тоже заказал кофе подошедшей официантке. Деймон попросил принести пива. Он заметил, что, когда говорил с Шултером, горло у него пересыхало.
— Мистер Уайнстайн знаком с вами, — сказал Деймон. — На профессиональной почве.
— Что вы имеете в виду? — подозрительно спросил Шултер. — Что значит на профессиональной почве?
— Он был детективом в полиции Нью-Хевена. Теперь он на пенсии. Я его знаю с детских лет. Он приехал пожить со мной — ну, что-то вроде телохранителя, — пока не разрешится наша маленькая проблема.
Теперь Шултер с интересом посмотрел на Уайнстайна, который в это время внимательно обводил глазами помещение, не оставляя без внимания ни других посетителей, ни перемещения официантки и бармена.
— Вы вооружены? — спросил Шултер.
— Вооружен. — Уайнстайн взглянул на Шултера, вежливо улыбнувшись.
— Тем лучше.
— С любезного разрешения отдела полиции Нью-Хевена.
— Вы не против, если я поинтересуюсь о вас в Нью-Хевене?
— Пожалуйста, — сказал Уайнстайн, — Первое имя Манфред.
— Никогда не слышал о детективе по имени Манфред, — с сомнением покачал головой Шултер.
— Всегда о чем-то слышишь в первый раз, — Уайнстайн улыбнулся еще шире.
— Итак, — сказал Деймон, — каковы же ваши новости, лейтенант?
Шултер подождал, пока официантка поставила перед Деймоном заказанное им пиво, а перед Уайнстайном кофе. Когда она отошла, сказал:
— Это относительно Ларшей. Два дня назад миссис Ларш попала в сумасшедший дом.
— О, Господи! — воскликнул Деймон. Тревожные опасения, которые он испытывал во время телефонного разговора, оправдались. После первого звонка Заловски вокруг него распространялись беды, как от камня, брошенного в пруд, круги по воде. И он был этим камнем.
— Ее задержали, когда она обнаженной бродила по улицам, — продолжал Шултер. — Выяснилось, что она около года лечится у психиатра. Тот сказал, что она шизофреничка. Я подумал, что вы должны знать об этом.
— Спасибо, — мрачно сказал Деймон.
— Кстати, ее психиатр говорит, что она никогда не говорила своему мужу, кто отец ребенка. Все это она выдумала. Мистер Ларш по-прежнему сходит с ума, считая, что ребенок похож на всех соседей.
— Еще раз спасибо.
Уайнстайн не мог скрыть своего удивления.
— Кто эта миссис Ларш, Роджер? И какое она имеет отношение к тебе и к лейтенанту?
— Объясню позже.
— У вас есть какие-то новости? — спросил Шултер. — Были еще звонки?
Деймон покачал головой:
— Никаких новостей. И звонков тоже.
— Я бы посоветовал вам какое-то время не посвящать вашу жену в это дело. Вернее, это не совет, а указание.
— В настоящее время ее нет в городе.
— Постарайтесь подержать ее там подольше. Ну, — Шултер встал, — я двинусь. Детектив, — обратился он к Уайнстайну, не скрывая ехидства в голосе, — не прострелите себе ногу, когда будете вытаскивать свою погремушку.
— Постараюсь, — вежливо ответил Уайнстайн. — Я давно уже не делал таких ошибок.
Шултер брезгливо посмотрел сверху вниз.
— Надеюсь, вам повезет. Кончайте свое питье и позвоните мне, если что-то изменится.
Широкая бычья спина исчезла в проеме двери.
— До чего дружелюбный малыш, не правда ли? — сказал Уайнстайн, — Отнюдь не обожатель нью-хевенской полиции. А теперь расскажи мне о миссис Ларш.
Когда Деймон рассказывал, Уайнстайн слушал молча. Деймон видел явное неодобрение на лице своего друга.
— Для взрослого человека ты действовал как полный болван, — подытожил Уайнстайн рассказ Деймона. — Коль скоро пускаешь в ход своего петушка, думай о семье. Слава Богу, что она рассказала обо всем только психиатру. В противном случае, я не стал бы осуждать мужа, если бы он разрядил в тебя свой пистолет.
— Кончай причитать надо мной, как раввин, — раздраженно сказал Деймон, — Неужели ты никогда не удирал днем покрутить роман с девчонкой? Если будешь отрицать, я все равно тебе не поверю.
— Во всяком случае, я был осторожен. У меня никогда не было никаких незаконных детей, из-за которых на меня могли наброситься чьи-то мун «ья.
— Браво, — сказал Деймон, — Помолись за спасение моей души.
— Успокойся, парень. Что сделано, то сделано. И теперь нам нужно подумать, как действовать дальше.
— Отлично.
— Ты считаешь, что это могло быть последней каплей для мужа? — спросил Уайнстайн, — Его жена в сумасшедшем доме, а твои портреты появляются в газетах рядом с рассказами, в которых говорится, какой ты великий человек и как ты здорово зарабатываешь.
— Кто знает? Может, мне ему позвонить?
— Чего ради? — удивился Уайнстайн.
— Например, чтобы сказать правду. Некоторые люди — вот как я, например, имеют привычку советоваться со своей совестью.
— Совесть, совесть, — нетерпеливо сказал Уайнстайн, — Ты что — на дне Страшного Суда? Если у парня раньше были причины пристрелить тебя, то теперь, когда ты ему позвонишь, у него будет поводов в десять раз больше. У него и так хватает неприятностей. Только чтобы удовлетворить свое дикое эгоистическое стремление выглядеть получше в глазах неутешного ревнивца, ты взвалишь себе на плечи еще одну заботу. Кстати, судя по твоему рассказу, данная леди была совершеннолетней и прекрасно понимала, что делает. И потом, откуда ты знаешь, что тогда же с ней не спали еще одиннадцать молодцов?
— Да, конечно, — согласился Деймон, — это вполне возможно.
— Более чем возможно. Может, теперь она слетела с катушек, но одиннадцать лет назад она была вполне в своем уме. Ты сказал Шултеру, что я твой телохранитель. Вижу, что должен быть хранителем и твоих мозгов тоже.
На Деймона произвела впечатление горячность, с которой говорил Уайнстайн, но его задело ироническое отношение к растревоженной совести грешника. Друг детства стал обвинителем, и на мгновение Роджер пожалел, что Манфред узнал его, когда он проезжал мимо грядки, которую тот окапывал.
— Ты говоришь, как коп, — сказал он. — Если в кодексе нет преступления, ты отвернешься и будешь смотреть в другую сторону, даже если оно совершается у тебя под носом.
— Ты чертовски прав, считая, что я говорю, как коп. А коп не должен крутить головой, придумывая себе заботы. Если тебя мучает совесть, пойди и внеси пожертвование в сиротский дом. Или пойди на исповедь и признайся, что ты согрешил. Пообедай, что грешить больше не будешь, и опусти десятидолларовую бумажку в ящик для пожертвований. — В его голосе не было юношеской преданности дружбе. — И еще одно. Как насчет твоей жены? Как ты думаешь, что она скажет: как я счастлива, что ты наконец обрел семью? Становись старше, Роджер, становись старше. Ты в заботах по горло. И не копай яму еще глубже.
— Ты слишком громко говоришь, — сказал Деймон. — Люди оборачиваются посмотреть, кто это там орет. Может, теперь пришло время Шейле все узнать, и я поговорю с ней.
— Надеюсь, у вас никогда не произойдет такого разговора. А если он и случится, позаботься о том, чтобы я не имел к нему никакого отношения.
Сквозь сгущающиеся сумерки они неторопливо и молча спустились в нижнюю часть города. К тому времени, когда они достигли Четырнадцатой улицы, возбуждение Деймона стихло. Он искоса посмотрел на Уайнстайна. На его лице застыло выражение упрямства.
— Эй, стоппер, — окликнул Деймон. — Мир?
Несколько секунд выражение лица Уайнстайна не менялось. Затем он ухмыльнулся.
— Конечно, старина, — сказал он. Их протянутые руки встретились.
Перед обедом он помог Деймону оттащить в подвал все книги и разложить пластинки. Деймон повесил в гардероб шубку Шейлы, а Уайнстайн принялся монтировать проигрыватель и тянуть провода. Много времени для этого не потребовалось, и скоро Деймон мог умиротворенно расположиться поодаль со стаканчиком в руке, приготовясь слушать первую пластинку — трио Бетховена.
В середине произведения зазвонил телефон. Деймон оцепенел.
— Вперед, — сказал Уайнстайн. — Сними трубку.
Деймон подошел к телефону, помедлил, протянув руку, и снял трубку.
— Алло.
— Это Оливер. Я просто звоню вам сказать, что, если бы мы побились об заклад относительно Йетса, вы бы выиграли. — Он засмеялся. — Я все перерыл. В доме его нет. Вы мудрый старый книжник, партнер. Увидимся в понедельник. Желаю вам хорошего уик-энда. Утром мы отправляемся в Хэмптон, и я хочу вам сообщить, что блейзеру предстоит первое испытание.
Уайнстайн внимательно наблюдал за Деймоном.
— Ну?.. — спросил он, когда Деймон положил трубку.
— Это был Оливер Габриелсен.
— Слушай, Родя!ер, — сказал Уайнстайн. — Я не буду отвечать по телефону. Если этот парень позвонит, он не должен знать, что в доме есть еще один человек.
— Ты прав.
— И не буду поднимать вторую трубку, — продолжал Уайнстайн, — Не хочу, чтобы он услышал щелчок на липни.
— Об этом я и не подумал.
Уайнстайн кивнул.
— Ты занимаешься другими делами.
— Я быстро учусь.
— Ничего в этом нет хорошего, — сказал Уайнстайн. — Я предполагаю, что ты не зайдешь слишком далеко — вечно подозревать всех и вся, как я. Где у тебя кухня? Ты доверишь мне приготовление обеда? С тех пор, как умерла жена, я стал чертовски хорошим поваром.
— В доме ничего нет, — сказал Деймон. — И в честь почетного гостя я хочу угостить тебя отличным французским обедом, приготовленным не детективом на скорую руку.