— Большие деньги? — полюбопытствовал Пуаро.
— Поговаривали о сотне тысяч фунтов, мистер! Патрик Чендлер хорошо вел дела, не то, что сыновья. Младшему, Хью, нужно только одно — красками малевать, а старший, Чарлз, тоже оказался неважным хозяином. А особенно, когда начались эти… да… так он и вовсе стал какой-то странный…
— Странный? — встрепенулся Пуаро. — Буйный, вы хотите сказать?
— Буйный? — с сомнением произнес Хиггинс и, чтобы поддержать мыслительную деятельность, налил себе еще немного виски, покосившись на закрытую дверь в подсобное помещение. — Я его ни разу в буйном состоянии не видел, и слава Богу. Он частенько наведывался в лавку, и, я вам скажу, в последнее время был какой-то сам не свой.
— Еще бы, — сказал Пуаро, пожимая плечами, — будешь сам не свой, когда не можешь справиться с собственными эмоциями.
— Вы думаете? — спросил Хиггинс, с подозрением глядя на иностранного гостя. — Нет, — добавил он решительно. — Я видел его и пьяным, и трезвым, а в последнее время Чарлз был… мрачным… Вот! Именно мрачным, если вы понимаете, что я хочу сказать, мистер. Мрачным…
Он еще раз повторил это слово, сопоставляя его с собственными впечатлениями, и остался доволен.
— Смотрел на вас и будто не видел? — сказал Пуаро.
— Именно так, мистер, именно так!
— Прошу прощения, — сказал Пуаро, поднимаясь, — за то, что отнял у вас время.
Хиггинс сделал широкий жест.
— Надеюсь, — сказал он, — что теперь иностранные газеты не будут писать о Чарлзе Чендлере напраслину. Сюда, мистер, вот в эту дверь.
— Не будут, — пообещал Пуаро, выходя в коридор, который вел в холл дома Хиггинсов. Через минуту за ним захлопнулась парадная дверь, и Пуаро несколько минут стоял в неподвижности, хмуря брови и разглядывая носки собственных туфель.
— Должно было быть именно так, — пробормотал он, — но тогда непонятно…
Неожиданно он хлопнул себя ладонью по лбу с такой силой, что две девочки, разглядывавшие витрину лавки Хиггинса, испуганно отошли подальше от странного господина в шляпе и с тростью.
VIII
Старуха Лоуренс была глуха, и уже через минуту разговора Пуаро понял, что из дома можно было вынести всю мебель, а женщина, читавшая книгу в своей спальне, даже не повернула бы голову на грохот.
— Очень разумно с его стороны, — сказал Пуаро, отвечая скорее на собственные мысли, нежели на вопрос миссис Лоуренс, — почему французы интересуются сумасбродным мистером Чендлером.
— Что вы сказали? — крикнула старуха.
— Я сказал, миссис Лоуренс, что вы еще легко отделались! Ведь он мог ввалиться и в вашу спальню!
Старуха захихикала, по-своему истолковав замечание Пуаро.
— Ну да, ну как же! — завопила она, тыкая в Пуаро пальцем. — Тогда он бы и меня убил, как бедного Райса! Этот Чендлер просто зверь, я вам скажу!
— Значит, у вас ничего не пропало?
— Ничего! Я все пересчитала, у меня строгий учет, каждая ложка на своем месте! Я же говорю — просто зверь!
— Вы были с ним знакомы? — прокричал Пуаро.
— Знакома? Никогда не видела, никогда! Бог миловал!
— Может, отца его знали, мистера Патрика Чендлера?
— Никого из этой семейки, мистер! Я тут всю свою жизнь живу, и родители мои тут жили, и ни с какими Чендлерами не знались!
— Ну и хорошо, — сказал Пуаро, поднимаясь с жесткого стула, на котором сидеть было так же удобно, как на придорожном камне.
— Что вы сказали, мистер?
— Я сказал, что желаю вам дожить до ста лет! — крикнул Пуаро, направляясь к двери.
— Вашими молитвами… — неожиданно тихо пробормотала миссис Лоуренс.
— Господи, — сказал себе Пуаро, выйдя на улицу, — почему бы ей не купить слуховой аппарат?
IX
Паркинсоны оказались полной противоположностью миссис Лоуренс: два благообразных человечка, о каких говорят «божьи одуванчики». Мистеру Паркинсону было около шестидесяти, жене его чуть меньше, оба невысокого роста и тщедушного телосложения. Пуаро был встречен весьма любезно, более того, оказалось, что мистер Паркинсон и прежде слышал фамилию… как вы сказали… конечно, Пуаро, конечно… очень известная фамилия, популярный политический деятель, член Национального собрания Франции…
— Вообще говоря… — Пуаро поморщился, но все же не стал объяснять мистеру Паркинсону его заблуждение.
Пуаро провели в аккуратную гостиную, где, конечно, уже не осталось никаких следов разгрома, и усадили в глубокое кресло, выбраться из которого без посторонней помощи было бы затруднительно.
— Мы как раз собирались пить чай, — радостно сообщила миссис Паркинсон. — Вы не откажетесь?
— Благодарю вас, — торжественно сказал Пуаро, поскольку именно такой интонации ожидали от него хозяева.
— Сиди, Сара, — сказал мистер Паркинсон, — сиди, я распоряжусь сам.
Он покинул гостиную быстрыми шагами, и миссис Паркинсон сказала, понизив голос:
— Мистер Пуаро, у моего мужа больное сердце, и воспоминания о том… происшествии… Вы понимаете меня?
— О, конечно, — отозвался Пуаро. — Собственно, я вовсе не собирался расспрашивать вас о подробностях того неприятного вечера. Вовсе нет! Мои вопросы совершенно нейтральны. Вот, к примеру: давно ли вы живете в Кавершеме?
Миссис Паркинсон задумалась.
— Нет… Сейчас я вам скажу точно. Мы переехали в этот дом три года и девять месяцев назад. До этого жили в Бирмингеме, но мужу оказался вреден климат, вы, наверное, не знаете, но там зимой так сыро, что у Роджера…
Она оборвала себя на полуслове, потому что вернулся мистер Паркинсон и сообщил, что чай будет подан через пять минут.
— У вас широкий круг знакомых? — спросил Пуаро. — Я имею в виду, часто ли вы ходите в гости, и часто ли ходят к вам?
Мистер Паркинсон, пересчитав в уме всех своих знакомых, сказал, не торопясь:
— Восемь семей. Это весьма респектабельные люди нашего круга и возраста. Пожалуй, у нас нет ни одного незанятого вечера. Или приходят к нам, или мы посещаем друзей сами. Приятная беседа — лучшее, что нам осталось в жизни.
Он улыбнулся, и Пуаро энергично кивнул головой, выражая согласие.
— Приятная беседа хороша тем, — сказал он, — что в ней узнаешь больше нового, чем из книг. Что до меня, — пожаловался он, — то я плохо запоминаю написанное, иное дело — когда слышишь нечто из уст человека, которому доверяешь.
— Совершенно с вами согласен, мистер Пуаро, — сказал Паркинсон.
Служанка, такая же маленькая, как хозяева, а возрастом, пожалуй, даже постарше, вошла в гостиную и поставила на стол поднос с тремя чашками, хрустальную сахарницу и вазочку с вареньем.
— Очень приятная женщина, — сказал о служанке Пуаро, — она и живет здесь, с вами?
— Нет, что вы, мы вполне обходимся без посторонней помощи. Миссис Рэдрикс приходит, чтобы приготовить обед и немного прибрать в квартире. Иногда остается, как сейчас, если у нас гости. Обычно мы ее отпускаем в пять часов.
— Разумно, — сказал Пуаро, — отхлебывая холодный чай, вкусом напоминавший пожухлую траву. Помолчав, он все-таки решился затронуть неприятную для мистера Паркинсона тему, не потому, что это представлялось ему таким уж необходимым, но ведь хозяин ждал от гостя вопроса, непременно связанного с давешними событиями, иначе о чем же он расскажет вечером своим друзьям?
— А старого Чендлера вы уже не застали в живых? — спросил Пуаро.
— Старого Чендлера? — переспросил мистер Паркинсон. — Я слышал о нем… уже после того, как случилось эта ужасное нападение… друзья выражали нам свое сочувствие и кое-что рассказали об этой семье. Но самого-то мы не застали, он умер раньше, чем мы сюда переехали. Он был не старым, знаете ли. Видимо, буйный нрав не идет на пользу здоровью.
— Я слышал, — сказал Пуаро, — что жена ему изменяла. Готов в это поверить, братья Чендлеры совершенно не похожи друг на друга.
— Ну что вы, — покачал головой мистер Паркинсон, — мы слышали как раз противоположное. Сара, кто говорил нам о том, что покойный Чендлер имел любовницу?
— Сэм Горн, — с готовностью вступила в разговор миссис Паркинсон. — Правда, я не помню, называл ли он чье-то имя…
— Нет, — покачал головой мистер Паркинсон, — не называл, я бы запомнил. Да и откуда ему знать, он сам слышал какие-то разговоры, ничего конкретного…
— Благодарю вас за чай и приятную беседу, — сказал Пуаро и сделал попытку подняться.
— Вы уже уходите? — разочарованно спросила миссис Паркинсон. — Род, пригласи мистера Пуаро остаться, сегодня к нам должны придти Мейсоны, очень приятные люди, которые…
Третья попытка выбраться из кресла оказалась удачной, и Пуаро поклонился.
— Сожалею, миссис Паркинсон, но дела не позволяют мне…
— Жаль, — флегматично заметил мистер Паркинсон, — дела всегда мешают человеку жить так, как ему хочется.
Пуаро не стал возражать.
X
По дороге к миссис Пембридж Пуаро зашел к бедняге Клейтону, чьи стоны слышны были с улицы. На звонок вышла хмурая женщина, которая могла быть и самой миссис Клейтон, и служанкой, либо домоправительницей. Во всяком случае, фартук, который был надет на женщине, показался Пуаро достаточно непрезентабельным.
— Могу ли я поговорить с мистером Клейтоном? — спросил сыщик, приподняв шляпу. — Мое имя Эркюль Пуаро, я частный детектив и расследую дело, одним из пострадавших в котором оказался по несчастливой случайности ваш… э…
— С мистером Клейтоном? — удивилась женщина. — Вы что, не местный? А, вижу, иностранец… С мистером Клейтоном, скажете тоже… Проходите, мистер.
Несколько озадаченный, Пуаро прошел в мрачного вида гостиную, главной достопримечательностью которой был лежавший кверху ножками диван. Поскольку стульев и, тем более, кресел, в комнате не было, то сесть Пуаро не предложили. Откуда-то продолжали доноситься странные звуки, которые Пуаро принял за стоны. Скорее, это был какой-то заунывный вой, сродни наигрышам на волынке, от которых у Пуаро начинала болеть голова. По его глубокому убеждению, подобные звуки были специально придуманы дьяволом, чтобы мешать работе серых клеточек — единственному, чем человек отличался от своих меньших братьев.
— Не обращайте внимания, — резко сказала женщина, — это мой муж делает вид, что поет оперные арии.
— Вот как? — теперь Пуаро действительно начало казаться, что он узнает знакомую мелодию одного из Рихардов: то ли Вагнера, то ли Штрауса, композиторов, которых он не любил не меньше, чем звуки шотландской волынки.
— Ваш муж уже оправился после нападения? — спросил Пуаро, внимательно разглядывая ножки дивана.
— Мне нужно было самой спуститься, — заявила миссис Клейтон. — Тогда оправляться пришлось бы этому негодяю Чендлеру!
— Не сомневаюсь, — вежливо сказал Пуаро.
— Но я не намерена оставлять это без последствий! — продолжала миссис Клейтон. — Я подала судье заявление о компенсации. Пусть Чендлер заплатит прежде, чем его повесят! Вот, поглядите, что он сделал с диваном!
По мнению Пуаро, единственное, что сделали с диваном, это перевернули его вверх ножками, причем, сделал это, скорее всего, вовсе не взломщик. Впрочем, вступать в спор с хозяйкой Пуаро не собирался. Он намерен был задать один-единственный вопрос и задал его, улучив паузу в словесном Везувии миссис Клейтон.
— А отец Чарлза Чендлера, — сказал Пуаро, — вы его хорошо знали?
— Кого? — подозрительно спросила миссис Клейтон. — Какой еще отец? Старый олух помер несколько лет назад, пусть земля ему будем пухом. Знала! А кто ж его не знал? Это был бабник, каких мало! Ни одной юбки не пропускал. Бедная Этель так с ним намучилась, что, когда этот греховодник отправился на тот свет, она и месяца не прожила в Кавершеме. Не хотела встречаться на улице со всякими…
Миссис Клейтон неожиданно замолчала, и одновременно — по странному совпадению — умолк голос мистера Клейтона. От возникшей тишины у Пуаро зазвенело в ушах.
— Со всякими, сказали вы… — начал он.
Но миссис Клейтон, видимо, решила, что сказала больше того, что хотела.
— Простите, мистер, — женщина открыла дверь в прихожую и недвусмысленно показала Пуаро дорогу к выходу, — я поднимусь к мужу, иначе этот дуралей встанет с постели. С его-то переломами… Будьте здоровы, мистер сыщик.
— Значит, Патрик Чендлер пытался и за вами приударить? — спросил Пуаро, стоя на пороге.
Дверь с грохотом захлопнулась.
Пуаро удрученно покачал головой и медленным шагом направился к дому миссис Летиции Пембридж, который находился на соседней улице.
— Все так, — бормотал он, — все это не могло быть иначе. Но чего он добивался? Или…
Пуаро неожиданно остановился на середине проезжей части и тихо рассмеялся.
— Ну, конечно, — сказал он, не обращая внимания на раздраженные окрики водителей, — я должен был об этом подумать с самого начала! Надо же было быть таким ослом!
Сделав это красноречивое замечание, Пуаро продолжил свой путь и несколько минут спустя звонил в дверь небольшого особнячка. Уже начало темнеть, и в домах кое-где жители включили электричество. В окнах миссис Пембридж было темно, и на звонок никто не откликался.
— Мистер! — услышал Пуаро голос с противоположной стороны улицы и, обернувшись, увидел мужчину лет сорока, стоявшего в дверях кондитерской лавки.
— Если вы ищете миссис Пембридж, — крикнул мужчина, — то ее нет!
Пуаро пересек улицу и подошел к хозяину лавки мистеру Генри Кристоферу — это имя большими буквами было выведено на вывеске, изображавшей руку с большим куском именинного пирога.
— Мое имя Эркюль Пуаро, — представился он, — и я писатель. Хочу написать книгу о последних событиях в вашем городе. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.
Мистер Кристофер кивнул, продолжая разглядывать Пуаро.
— Конечно, я бы хотел побеседовать с миссис Пембридж, поскольку она тоже стала жертвой этого разъяренного быка…
— Это вы точно сказали, мистер, разъяренного быка, иначе не скажешь, — произнес Кристофер и сделал приглашающий жест.
В лавке стоял сладковатый конфетный запах, на прилавке лежали торты в коробках, конфеты в прозрачных упаковках и россыпью — в изящных стеклянных вазочках. Покупателей не было, мистер Кристофер прошел на свое место к кассе и пригласил Пуаро сесть на высокий табурет наподобие тех, что стоят у стойки в баре. Пуаро на глаз оценил шаткость трехногого сооружения и предпочел вести разговор стоя.
— В своей книге, мистер, — начал Кристофер, — вы будете рассказывать только о Чендлере и его жертвах или…
— Конечно, нет! — с энтузиазмом воскликнул Пуаро. — Это будет большое полотно, на котором я намерен запечатлеть каждого, кто хоть как-то оказался… Кстати, мистер… э… Кристофер, ваша лавка расположена как раз напротив дома миссис Пембридж. Значит, с этого самого места вы могли видеть, как все происходило?
В душе Кристофера боролись два желания — ему очень хотелось быть запечатленным на литературном полотне, но очень не хотелось при этом отступать от жизненной правды, каковая, без сомнения, должна присутствовать в талантливом произведении. Не придя к определенному заключению, мистер Кристофер предоставил решать профессионалу.
— Ну… — произнес он несколько смущенно, — я действительно многое видел, но не в ту ночь, а до и после.
— Конечно, — с готовностью согласился Пуаро. — В ту ночь вы вряд ли могли что-то видеть, если, конечно, не ночевали в лавке, верно? Вы сказали «до»?
— «До», я имею в виду… э… — Кристофер в некотором смущении повертел головой и, наконец, решившись, сказал: — Понимаете, мистер, о миссис Пембридж говорят сейчас всякое… Будто она и Чарлз Чендлер были любовниками, она его бросила, так он в отместку и устроил все это…
— Что? — удивился Пуаро. — Миссис Пембридж его бросила, а он в отместку разгромил дома миссис Лоуренс и супругов Паркинсонов, сломал ребра Клейтону и убил Райса? К тому же, миссис Пембридж немного стара для Чарлза, а?
— Вот я и говорю: ерунда все это. Если услышите такое от кого-нибудь, не верьте. Слухи бывают такими нелепыми, но ведь многие верят тому, что слышат, а потом еще и сами добавляют…