Кельма нервно передернуло, видно, воспоминание боли все еще жило в нем. Ивик поцеловала его.
- В принципе, можно восстановить, говорят. Но... знаешь, так, как сейчас у нас все... лучше без ребенка.
- Я не понимаю, почему это грех, - сказала Ивик, - вот знаешь, теперь совсем не понимаю. Мы вот рассуждаем о сверхцели, о христианстве... а сами? Какие мы христиане... грешим и даже не собираемся каяться.
- Ну... - Кельм задумался, - если рассуждать логически, в разных церквах относятся к этому по-разному. Например, представь, что мы православные. Среди православных, конечно, кто в лес, кто по дрова, но вполне найдутся священники, которые скажут, что у нас истинный брак, и даже повенчали бы нас. Ведь у них измена в браке является поводом к разводу. Марк тебе изменил, как я понимаю? Значит, ты абсолютно не обязана с ним оставаться. То есть формально все правильно. У нас с тобой стабильные ответственные отношения, любовь, готовность быть вместе до конца -- значит, брак.
Ивик задумалась.
- Или представь, что мы католики. У них все построже будет, но по сути... католик бы тебе сказал, что надо просто подать на диспенсацию, то есть чтобы их папа признал, что ваш брак с Марком был недействительным... И признали бы вполне. Ведь он изменял, опять же... Правда, это сейчас бы признали, лет 100 назад -- ни за что. Короче говоря, католики бы нас поругали, но только за то, что мы не оформили все официально: ты не подавала на диспенсацию, мы не обвенчались, прежде чем ложиться в постель вместе.
- Нет, Кель, - строго сказала Ивик, - все это неверно. Мы не католики и не православные. В принципе, да, наша церковь считает, что у тех тоже благодать. Но разве ты не помнишь, что подчиняться следует дисциплине той церкви, в которой ты находишься. Это как с армией. Представь, если каждый гэйн начнет в своих действиях рассуждать, что бы ему приказал генерал триманской армии... американской, российской. А наша церковь считает брак -- вечным.
- Так многие и лицемерят в итоге. Врут. Изменяют и живут, как будто ничего такого нет.
- Это от человеческой слабости. А брак -- вечный. И это, Кель, правильно. Брак -- это обет. От обета ничто, никогда не может освободить. Предположим, ты поклялся, а жена или наоборот муж -- нарушил клятву. Но ты-то клялся не ему, а Богу. Значит, должен соблюдать верность. Даже если он ушел, бросил тебя -- ты должен молиться и ждать, пока он вернется. До смерти. Даже если бьет, издевается... Это обет! Ты что, не понимаешь, какую силу имеют произнесенные слова? Присяга! Обет гэйна -- его что, можно нарушить, если тебе очень больно и плохо? Или если тебя, например, кто-нибудь оклеветал и забрали в Верс? Или командир идиот? Вообще разве существуют какие-то причины, позволяющие нарушить обет гэйна? Вот так же и с брачным обещанием...
Она умолкла.
- Ну ты фундаменталистка, - пробормотал Кельм. Ивик хихикнула.
- И еще готанистка и тоталитаристка! А если серьезно -- я согласна с дейтрийской церковью. Или клятва навсегда, или это никакая не клятва. И мы совершаем грех. Это правда. И жуть в том, что мне это уже все равно... Наверное, у меня недостаточно веры, или я не знаю, что.
- Ты знаешь, - задумчиво сказал Кельм, - я никогда никого так не любил, как тебя. Ты для меня... просто все. Абсолютно все. Я не могу представить, чтобы когда-то стало не так. Чувства - могут пройти, да. Но ты-то не пройдешь, ты будешь всегда. Но я не могу найти в себе силы... и не чувствую, что это правильно -- в чем-то тебе клясться... Не знаю,понимаешь ли ты это.
- Да, - ответила Ивик, - и я чувствую то же самое. Я панически боюсь каких-то обещаний. Ужас охватывает. Я не хочу венчаться с тобой. Не хочу, чтобы - пока смерть не разлучит нас. При том, что точно знаю и понимаю -- что так оно и будет. Может быть, для нас просто обесценились слова?
- Наверное, обесценились. Мы уже произносили эти клятвы, и потом выяснилось, что они ничего не стоят.
- Но ведь это, то, что мы говорим, уже точно против канонов любой церкви. Триманской, дейтрийской... любой.
- Значит, мы с тобой -- грешники, - спокойно заключил Кельм и снова притянул ее к себе, - кстати, пока не забыл. У меня есть еще одно поручение для тебя. Придется тебе познакомиться с одним человеком.
Один человек жил в тивеле Кул-Лойс -- таком же нищем, как тивел, где жила Ивик. И здесь тоже встречались эмигранты из Дейтроса.
Многоэтажка была длинной, как колбаса. В некоторых окнах уже вспыхнули огоньки, по поводу близящегося Дня Возрождения. Как и в Дейтросе, здесь было принято к соответствующему дню украшать дома мишурой, гирляндами, ветвями и огнями. Огоньки горели в кромешной тьме. В подъезде, куда вошла Ивик, вспыхнул свет, озаряя грязные, исписанные граффити стены. Среди надписей Ивик обнаружила косой крест в круге -- запретный знак Готана. Под ним было написано: "Дейтры -- вон!"
Замызганный лифт поднял ее на шестой этаж. Ивик позвонила в одну из дверей.
Человек, открывший дверь, был молод. И даже не сразу поймешь, что это вообще дейтрин -- волосы длинные и выкрашены по здешней молодежной моде, в пшеничный цвет с ядовито-красными и зелеными прядями. Колечки пирсинга на скуле. И одет во что-то драное и пестрое. Только потом уже замечаешь характерные расовые черты -- узкое длинное лицо, скулы, глаза... Глаза сразу приковывали внимание -- большие, темные, проницательные. Казалось, человек смотрит прямо на тебя и очень хорошо все видит и понимает.
- Здравствуйте, - сказала Ивик, - если вы - Кир иль Ресан, то я хотела вам передать привет от дяди Льена.
- Давненько мы не виделись с дядей, - дейтрин правильно ответил на пароль, - ну заходите, раз такое дело. Дейри!
Ивик шагнула через порог. Скользнула взглядом по обшарпанной, голой, но чистой прихожей.
- Отец Кир, - робко сказала она. Этот человек меньше всего походил на хойта. Но ведь Кельм сказал...
- Просто Кир, - поправил ее неформал, - а тебя как называть?
- Ивенна, - она пожала протянутую руку, - Тилл сказал, что вы... глава миссии нашей здесь, в Дарайе.
- Круто, - дейтрин покрутил головой, - глава миссии! Я прям сразу вырос в собственных глазах! К такой главе бы еще туловище, конечно... Да ты заходи. У меня никого сейчас нет. Чайку выпьем...
Ивик первый раз видела в Дарайе такую квартиру. Ничего похожего на обычный дарайский мещанский уют. Голый старый линолеум, лампочка под потолком без абажура. Мебель обшарпанная, явно со свалки.
Кухня, правда, обычная встроенная -- видно, досталась от хозяев квартиры. Отец Кир притащил разнокалиберные чашки, чайник, печенье. И правда, не поворачивался язык называть его "отцом"...
Ивик выложила на стол флешку.
- Это вот... для вас, - пояснила она, - и еще я должна передать, что Ви и Луарвег готовы. Они выходят из интернета, и Тилл рассчитывает дальше на вашу опеку. Они... подготовлены также к крещению. Когда и как?
Кир разлил по чашкам крепкий золотистый чай.
- Ты с сахаром пьешь, нет? А я с сахаром. Тиллу передай, что я очень рад, я их беру, и... - он бросил взгляд на стенной календарь с довольно пошлыми цветочками-вензелями, - пусть приходят через три декады, шестого числа, где-то вечером. Я буду сидеть и их ждать. Запомнишь?
- Запомню. Шестого числа.
- Ивенна... Ивик?
- Ага.
- Ты давно здесь?
- Не очень. Два месяца.
- Ну и как тебе?
Ивик поморщилась. Хойта вздохнул.
- Вот и мне как-то тоже не очень.
- Я не думала, что в Дарайе существуют наши миссии, - осторожно сказала Ивик. Кир хмыкнул.
- Это не очень официально. По личной инициативе. Хотя благословение у меня вроде как имеется.
- Вы здорово рискуете.
- Вы тоже, - пожал плечами хойта. Ивик удивилась.
- Но это наша работа. Для нас это нормально.
Хойта с интересом взглянул на нее.
- То есть для вас, гэйнов, рисковать собой - это нормально. А для слуг Христовых - нормально сидеть в хорошо защищенном монастыре? Нелогично, ты не находишь?
- Не знаю, - сказала Ивик, - но ведь это всегда так
- Понимаю, о чем ты. Да. Слушай, Ивик, - сказал он вдруг, - ты извини, что я спрашиваю. Но - ты ведь и есть та женщина, которую Тилл... понимаешь, мы с ним друзья. Близкие. Он говорил мне о тебе. Еще до того, как ты появилась здесь.
- Да, - Ивик угрюмо блеснула на хойта глазами. Тот неожиданно улыбнулся.
- Я рад за Кельма, - сказал он. Ивик поперхнулась.
- Вы знаете его имя?
- Я же сказал, мы друзья.
Ивик уткнулась в свою чашку. Что теперь - каяться, рассказывать об отношениях с Кельмом, о своих сомнениях? Ей вдруг стало тоскливо. Как все это надоело, давно уже...
- А вы давно здесь? - спросила она.
- Восемь лет. Слушай, давай уже на ты?
- Не знаю. Мне неловко. Вы ведь священник.
- Господи, девочка, - сказал он с непонятной жалостью, - тебя же просто зашибло всем этим... перестань. Я такой же, как ты. Хорошо?
- Хорошо, - пробормотала Ивик. В горле отчего-то защемило. Кир протянул руку и неожиданно погладил ее запястье, слегка сжал ее пальцы в горсти, как сжимают пойманную птичку.
- Ты хорошая, Ивик. Скоро, кстати, Рождество... приходите в гости? Отдельно от всех, конечно.
- Не знаю, - сказала Ивик, - у Кельма неприятности. Он... вряд ли сейчас сможет к вам... к тебе.
- Что, серьезно?
- Да не очень. Я... извини, уже не имею права говорить. Там на флешке он, наверное, сообщает то, что считает нужным.
- Тогда приходи одна, хорошо? Я для тебя одной отслужу, если хочешь.
- Не знаю. Если получится, - Ивик допила свой чай, звякнула чашкой о блюдце. Новая мысль обожгла ее, - но ведь мне нельзя причащаться.
- Это еще почему?
- Я это... грех, в общем, у нас. Вы же понимаете.
- Ну мы можем рискнуть, - Кир улыбнулся, - я бы тебя причастил, почему нет?
Берет на себя ответственность? Вообще странный очень хойта. Ненормальный. Ивик вдруг ощутила неясную, жадную тоску по Причастию, знакомую, наверное, только тем, кто привык к этому с детства. Или просто очень давно. Ну и пусть ненормальный. И пусть это как бы не будет считаться...
- Я приду, - негромко сказала она. Неожиданно звякнула трель звонка. Кир поднялся.
- Посиди тут на кухне, хорошо? Тебе не надо высовываться, сама понимаешь.
Он притворил за собой кухонную дверь. Ивик оперлась головой о ладони, закрыла глаза.
Из комнаты доносился негромкий разговор. Там были, судя по голосам, две женщины. Ивик почти ничего не разбирала, лишь обрывки фраз.
- ...она не работает. В атрайде...
- ... а вы думаете...
- ... мы же тоже люди...
- ... если хотите, прямо завтра. Не вопрос...
Ивик размышляла. Кир, может быть, и мужественный человек, миссионер, но священник он явно неправильный. Хулиган с пирсингом и разноцветными волосами... И вообще. Не имеет никакого отношения к Церкви, к которой Ивик привыкла с младенчества. Странный человек.
В комнате негромкий глуховатый голос отца Кира читал Евангелие. Слышно было плохо, но Ивик хорошо знала текст и понимала целиком.
"Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень... "
Ивик бесшумно подползла к двери, чуть приоткрывшейся. Осторожно, как на занятиях по диверсионной подготовке, выглянула.
Посетительницы были под стать священнику. Обе -- коротко стриженные. В молодежной среде почему-то считалось модным для девушек -- стричься коротко, а парням, наоборот, отращивать патлы. Эти были стрижены, у одной волосы чуть длиннее и покрашены в радугу, у другой -- совсем ежик, на руках и на шее -- ворох разноцветных цепочек, кожаные мини-юбки, рваные леггинсы под ними. Одна из девушек развязно взяла вторую под руку, и у Ивик возникли некоторые подозрения насчет характера их отношений... Она неслышно вернулась за стол.
Отец Кир выпроводил гостей, затем выпустил Ивик из кухни.
И в комнате мебель у него была разнокалиберная, явно подержанная. Хойта, напевая что-то под нос, раскладывал на столе бусины -- похоже, собирался делать какую-то феньку. Вряд ли четки -- опасно это здесь... Ивик подошла ближе.
- Что это вы... ты делаешь?
- Подарок.
Ивик следила за ловкими пальцами хойта. Кир искоса взглянул на нее, хмыкнул. Ивик собралась с духом.
- Извини... можно спросить? Ты какой-то не такой, как остальные священники...
- Спрашивай, - пожал плечами Кир.
- Я вот не исповедовалась давно...
- А что -- хочешь? - он посмотрел искоса.
- Да нет... Я не хочу. Вообще не хочу. Ты знаешь... я люблю Кельма. И это уже давно.
- Да я знаю, - рассеянно сказал хойта, - Кельм рассказывал.
- Ну это... это же грех?
Кир испустил глубокий протяжный вздох. Повернулся к ней.
- Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? - спросил он как-то ласково, - Что об этом думает Бог? Я не знаю. Что написано в книжках, в канонправе? Это ты и сама в курсе.
- Не знаю... как мне жить с этим?
- А почему я-то должен это знать?
- Так ты же священник... - удивилась Ивик, - ты и должен знать...
- Знаешь, Ивик, - проникновенно сказал Кир, - ты взрослый человек. Мало того, ты очень хороший человек.
- Почему хороший? - поразилась она.
- А какой же еще? Ты гэйна. Разведчица. Сколько лет уже...пятнадцать, не меньше? Подумай сама, сколько лет ты живешь ради Дейтроса. Сколько тебе пришлось пережить. Пришлось ведь? У тебя дети есть, уже большие, так? Семья. Ты вырастила детей. И почему ты думаешь, что я должен что-то знать лучше, чем ты?
- Но ты же должен разбираться в отношениях с Богом... ты священник, - растерянно пролепетала Ивик.
- Ни хрена я в этих отношениях не понимаю, Ивик. Честно. То есть понимаю, конечно, они у меня есть. Свои. А у тебя свои. Знаешь, это ведь так принято считать, что священники - как бы специалисты по общению с Богом. Остальные вот не доросли. А это неправда, ерунда это. Бог общается с каждым.
- А вы тогда зачем же нужны? - спросила Ивик.
- А мы специалисты по передаче и сохранению Благой вести, - без запинки ответил Кир.
- А как же вот... служба, причастие...
- Ну и что? Приходи, мне приятно будет. Я хоть что-нибудь хорошее для тебя сделаю. Если получится, приходите с Кельмом.
- Не понимаю, - упрямо сказала Ивик, - мы же грешим. Мы же... неправильно поступаем.
- Если бы все поступали п равильно, Ивик, - он хмыкнул, - уже бы давно настало Второе Пришествие...
Она постояла растерянно.
- Я, наверное, уже пойду?
- Да, наверное, пора тебе, - согласился он.
Ивик пошла к двери, растерянная и не знающая, как воспринимать все это. Отец Кир окликнул ее.
- Ивик!
- Да? - она обернулась.
- Ты того... береги себя, ладно? Осторожнее.
У Ивик снова защипало в гортани. Кир подошел к ним и неожиданно крепко обнял.
- Ох, Ивик ты Ивик, - он выпустил ее, отступил на шаг, - досталось же тебе, малышка. Не бойся. Да ты и так не боишься ничего, ты герой. Но ты и меня не бойся. Нас не бойся. Ты же хорошая, правда. Очень хорошая. И все у тебя будет хорошо. Дейри.
- Гэлор, - пробормотала Ивик.