Ивик вздрогнула. Она поспешно подключилась к винту Жениного компьютера и теперь видела текст, выведенный на собственный экран - текст нового очередного письма от этого идиота-поклонника.
Кельм был прав! Он вчера велел ей наблюдать за этим поклонником Жени, Ивик лишь плечами пожала тогда. Понаблюдать, конечно, можно, но... парень слишком уж банален. И вот теперь...
"... между двумя мирами. Назовем один из миров, например, Красным, а второй - Серебряным. Эта война давно всем надоела хуже горькой редьки, но она не прекращается. В Красном мире господствует церковь, как в средние века - преследования еретиков, но только на современный лад, концлагеря, тюрьмы..."
-- Шендак, - прошептала Ивик.
Этот парень называл себя Дамиэль - идиотский ник, эльфийско-девочковый, даже Женю от него коробило. Он восхищался стихами Жени, ее историями. Робко признавался, что и сам пописывает. Присылал ей кое-как состряпанные вирши, совершенно безграмотные, зато явно написанные с большим вдохновением и по велению свыше. А вот сегодня он вдруг начал излагать идею романа, которую давно уже вынашивает...
Шендак! Но если это провокация - то что она значит? Дарайцы тоже не станут нарушать конспирацию. И дарайцы, и дейтрины согласны в том, что земляне ничего не должны знать о Медиане.
Но этот Дамиэль пока ничего и не выдает. Сюжет романа. Правда, этот сюжет отличается от его обычных сочинений - слишком нетривиальный. Но Женя примет это за неожиданный выплеск таланта...
Ивик напряженно размышляла. Женя тем временем закрыла письмо. Взяла телефонную трубку, набрала номер.
-- Да. Когда к вам можно подойти? Да, хорошо, завтра меня устраивает.
Ивик вздохнула. Женя нашла новую работу. Ее берут администратором в офис столичной компании "Синий цвет". С утра Ивик проверила эту фирму - все чисто, невозможно предположить дарайский след. И зарплату обещают очень, очень хорошую. Такую, что Женя через пару месяцев снимет себе отдельную квартиру. И в то же время это не продавать душу, как Жаров, не поганить свои вещи в угоду рынку. Женя и сейчас работает, но за гроши. А от достатка огонь сам по себе не исчезает. То есть все хорошо. Надо надеяться, все будет прекрасно. И пронаблюдать.
В прихожей щелкнула задвижка, сердце тревожно стукнуло, но через секунду Ивик заулыбалась - это вернулся Кельм.
-- Ты рано сегодня.
-- А знаешь что? Я вот подумал - мы с тобой живем не где-нибудь, а в Питере. А мы хоть раз по городу гуляли? Давай, а? Вместо тренировки - если бы ты была здорова, все равно ведь сделала бы перерыв. Такая погода хорошая сегодня...
-- Да я-то с удовольствием! Как там Вася?
-- Пока жив, к сожалению. Знаешь, что я сделал, между прочим? Устроился к нему в редакцию. У них там вакансия охранника освободилась.
-- Да ты что?! Ну ты даешь!
-- Да, за Васей придется понаблюдать еще. Жаль. Вот кого бы я с большим удовольствием ликвидировал.
-- Да и я тоже, - сказала Ивик медленно, вспомнив омерзительную вонь из Васиного рта. Почему-то именно это сейчас лезло в голову. Кельм подсел к ней ближе, обнял за плечи.
-- Я его убью, - пообещал он. Ивик замерла в потоках тепла. Как хорошо. Какое счастье...
-- Пойдем погуляем... куда - на Неву? - спросила она.
Небо затянуло тучами, и все равно Питер был прекрасен. Под ногами хлюпало, и снег, покрывающий гранитные парапеты, перила мостов, фонари, был мокрый - бери на варежку и лепи. И тепло, никакого ледяного ветра, пронизывающего тело под курткой. Ивик не любила здешнюю зиму. В Дейтросе она жила на Севере, привыкла к морозам, но здесь, в Питере, хуже, чем мороз, здесь зимой просто невыносимо.
Сейчас, однако, потеплело, словно местный климат решил дать своим несчастным подданным передышку. И народ понемногу выполз из домов в этот теплый субботний вечер. Народу было много, и это радовало Ивик. В толпе они шли незамеченными. И много вокруг было таких парочек, счастливых или ссорящихся, сияющих, целующихся в сторонке. Когда вышли на набережную Фонтанки, Кельм обнял Ивик за плечи.
Где-то далеко, за рекой и за домами, проплыл круглый синий купол Троицкого собора. Они вышли к мосту, постояли немного, глядя в темную воду. Перешли на другую сторону, где изгибался уже Крюков канал, и за этим крутым темным изгибом виднелись три праздничные голубоватые, с золотыми куполами, башни Никольского собора. Медленно двинулись вдоль канала. Говорили почти не переставая, но Ивик потом не могла вспомнить - о чем.
-- Вот ведь люди, строили, создавали. Уму непостижимо, какая красота! И как давно все это стоит уже.
-- Да, - отвечала она, - просто удивительно. Мы-то не привыкли. А ведь на старом Дейтросе тоже были города, старше этого, тысячелетние. И на километры - такая вот архитектура, лучше даже... А знаешь, мне так удивительно, что я вот это все вижу. Я ведь простая совсем девчонка, выросла в небольшом городке, в Шим-Варте, потом попала в гэйны, потом вот в разведку. И... ведь это нашим вот так просто не рассказать.
-- Есть же туризм, поездки. Мало, правда, но уже есть. Опасно это. Если бы не дорши...
-- А, доршей бояться - в Медиану не ходить, что ли, совсем! Мы все равно выходим иногда с семьей, с детьми - мало ли что, каждый раз по тверди добираться - замучаешься.
Ивик подумала, как было бы хорошо привести сюда Марка. Как он восхищался бы этим городом! Порадовался бы. А что, может, как-нибудь и рискнуть...
Крюков канал тянулся вдаль, прямой, как стрелка. Ивик перчаткой сгребла мокрый снег с одного из каменных столбиков ограждения. Слепила снежок, бросила, ком тяжело плюхнулся в темную воду.
-- Какие у тебя ручки маленькие... Ивик, - он назвал ее дейтрийским именем, и это было почему-то очень приятно.
-- Разве маленькие? - она стащила перчатку, рассмотрела свою руку. Вроде, нормальная. Кельм взял руку Ивик в свою, слегка погладил; по сравнению с его ладонью у Ивик были совсем маленькие руки. Дейтрины шли дальше. Кельм снова обнял Ивик за плечи. Было тихо; в воздухе звенела неслышная миру музыка. Мимо прошел парень с огромной овчаркой на поводке. Овчарка деловито обнюхивала каменные столбики.
-- Правда, чудесный город? Знаешь, у меня всегда было чувство, что он для меня будет связан с чем-то необыкновенным...
-- Да, он очень красивый. Я мало бывал здесь раньше. По службе, конечно...
-- Я читала одну книгу, там так поэтически придумано, что где-то в других слоях мира... не в Медиане, конечно, а где-то еще дальше - есть другой Петербург. На небе - небесный, сияющий, в преисподней - мрачный, темный... Мне кажется, это правда. Этот город похож на фантом. Или на точное воплощение чьего-то фантома.
-- Пожалуй, да. Сплошная мистика. И хотя он такой уже выстаревший, темный, древний... вот знаешь, например, в Германии - там все эти аккуратно отреставрированные домики, фахверк, весь этот туристский глянец - он именно туристский. А здесь вроде бы и не так красиво. Вернее, это красота, которая отличается от красивости... В этом есть что-то настоящее, верно?
-- Может, конечно, нам это кажется...
Ивик казалось, что люди, которые попадаются навстречу - не случайные прохожие. Что каждый из них важен и нужен именно вот на этом месте, и каждый несет им тайную весть. Внезапно перед ними остановилась старушка. Типичная русская бабушка, из бедных - в платке, в облезлой искусственной шубе.
-- Какая вы красивая пара! - сказала бабушка с восхищением, - Прямо светитесь оба! Дай Бог вам любви и согласия!
-- Спасибо вам, - ответил Кельм, голос его чуть дрогнул. Он крепче сжал плечи Ивик. Некоторое время они шли молча.
-- Правда, они похожи на дейтринов? Здешние? - спросила Ивик, - у нас бы тоже...
-- Наверное, - ответил Кельм, - никогда не думал об этом.
-- Мне здесь очень хорошо. Нравится. И люди такие...понятные, что ли.
Они приближались к Мойке, и вдали уже золотился знакомый купол Исаакия. На газоне несколько ребятишек лет семи-восьми лепили снеговика. Ивик, как всегда, при виде детей чуть замедлила шаг.
-- Скучаешь по своим? - спросил Кельм, перехватив ее взгляд.
-- Да, конечно... очень.
-- Кстати, ты знаешь - я не сказал тебе еще... тебе бы лучше сейчас отпуск взять на недельку. Мне надо Васю понаблюдать спокойно, не отвлекаясь на твою безопасность. Сейчас очень важный момент. Я рассчитываю все понять. Как только пойму - Васю можно будет убрать... Ведь с твоими ничего за неделю не случится?
-- Нет, разве что у Жени проблемы... я рассказывала.
Рабочие дела они уже обсудили.
-- За неделю ничего серьезного не произойдет. Я сообщу твоему командиру, хорошо?
Ивик впервые в жизни не знала, радует ее отпуск или нет.
-- Только чтобы ты... берег себя. Чтобы за неделю с тобой ничего не произошло. А то... вернусь, а ты... а тебя...
-- Ну если со мной до сих пор ничего не произошло, - он усмехнулся.
Они пересекли Мойку.
-- С одной стороны, это хорошо, меня как раз пригласили... у Даны с Дэймом ведь родился третий ребенок, на крещение пригласили. Я думала, не получится...
-- Дэйм. Значит, родился внук иль Роя и Кейты иль Дор?
-- Да. Ты не думай, что я так хорошо знакома... с Кейтой да, а иль Рой... но Ашен, их дочь - моя подруга, ты же знаешь. И жена Дэйма тоже. Так получилось.
-- А я и сам знаком с иль Роем. Хотя тоже скорее именно с Кейтой. Она хорошая, Кейта. На тебя чем-то похожа. Добрая. Знаешь, тогда так получилось. Я начал работать на Триме, и столкнулся в одном деле с самим иль Роем. Я был еще стажером, молодым совсем. И потом он меня вдруг пригласил к себе. Думаю, это Кейта подсказала мысль... я тогда доходягой совсем был, а она ведь знаешь какая. Она добрая. Поговорила со мной так хорошо, и вообще. Мне все время казалось, что я не смогу больше работать, что я слишком изменился... иногда накатывало такое.
Они остановились. Ивик подняла руку Кельма к своему лицу. Прижала к щеке его ладонь. Смотрела внимательно в его лицо.
-- Может, если бы не Кейта, я бы вообще и не смог. Потому что психологов разных... - его слегка передернуло, - и знаешь, такое ощущение жуткое, когда тебе никто, просто никто не может помочь.
Ивик поцеловала его пальцы.
-- Ты очень хороший, - сказала она тихонько, - ты очень сильный.
Он долго смотрел на нее. Потом обнял за плечи и потянул за собой, они зашагали дальше. Впереди уже открывался простор Невы, и шумел поток машин на мосту лейтенанта Шмидта.
-- А как же твои трансляторы? Ты всегда ешь за монитором...
-- А ничего... подождут.
Я хочу с тобой тут еще посидеть, хотелось ей сказать. Но она промолчала. Потому что сейчас ей было неловко. Границы. Важно не переходить границы. Она молча ела пирожное, купленное в магазинчике внизу. Кельм не сводил с нее взгляда. Соседи негромко переругивались о чем-то в своей комнате, за три стены отсюда.
-- Ты такая странная, Ивик, - сказал он негромко, - ты не такая, как все. Как женщины вообще.
-- Почему не такая? Мне казалось, я обыкновенная.
-- Нет. Не знаю. Странно, но с тобой так легко.
-- Мне кажется, тебе со всеми легко. Ты общительный.
-- Легко было раньше. В квенсене. Девчонки за мной бегали тогда. Записочки писали. Я ж красивый тогда был...
-- Ты и сейчас очень красивый. Седина тебе идет. Шрам у тебя, - она провела по щеке пальцем, - очень небольшой. Не портит.
-- Хирургический шрам, - сказал он мрачно, - они же аккуратно резали. Скальпелем. До тройничного узла.
Ивик передернуло. Она перестала есть.
-- О Господи...
-- Извини, неважно это. А про девчонок - да... раньше бегали. Не знаю, я другой был раньше. Теперь все изменилось.
-- После плена?
-- Это тоже... да. Но потом я решил, что надо восстановиться, надо стать нормальным человеком. И... я ведь женился, ты знаешь? У меня была жена. Из касты медар, она преподавала спорт в тоорсене, гимнастка. Велена. Красивая девушка...
-- Да, я знаю, что ты был женат... не сошлось?
-- Я был женат всего год. Потому что там... понимаешь. Однажды я пришел, а ее уже нет дома. И что особенно плохо, - он говорил с усилием, как бы выталкивая слова, но спокойно, - она уехала с человеком... который был мне дорог. У меня и друзей потом не было, после плена. Но с этим парнем я учился в школе разведки, понимаешь... мы кое-что пережили вместе, и вообще... сошлись. А она... она была красивая. Яркая , в глаза сразу бросалась. Я потом вспоминал, ведь сразу, когда они познакомились, он все с ней танцевал... шутил. И она как-то оживлялась. Ты знаешь, сначала я... мне плохо очень было.
Он замолчал. Ивик с ужасом и сочувствием смотрела на него. Гладила его по руке.
-- Кельм, хороший мой... как тебе досталось...
-- Знаешь, сначала я их ненавидел. Сильно. Тогда подал на пересмотр брачных обетов, официально полностью с ней порвал. Если бы я тогда их нашел, встретил... не знаю, может, убил бы. А потом стал думать - ведь это любовь у них. Понимаешь, это же серьезно. Ведь он из разведки ушел ради нее. Сейчас командует какой-то частью патрульной, охраняет границу... в захолустье где-то. Ведь понимаешь, надо же действительно любить, чтобы вот так...
Ивик завладела рукой Кельма, левой, покалеченной. Прижала к своей щеке. Гладила. Передавала этой руке все то, что нельзя было, к сожалению, передать ее хозяину.
-- И потом, с Веленой... я сам, наверное, виноват. Ты знаешь, я на самом деле человек тяжелый. Меня трудно терпеть.
-- Это неправда. Мне ни с кем никогда не было так хорошо, как с тобой. Я никогда не встречала такого... терпеливого, доброго.
-- Ну не знаю. Может, я моложе был, эгоистичнее... не знаю. Или она другая просто. Это ты сама такая вот, добрая, вот и во мне видишь хорошее.
-- У вас просто не сложилось. Это бывает. Потом, она не гэйна.
-- Да, она не гэйна. И ей ничего нельзя было рассказать. Про плен мой она почти ничего не знала. Ну знала, что был там, видела, конечно, что шрамы, ну так они у гэйнов всегда бывают. Но как-то знаешь, не тянуло рассказывать. Вообще я не думал, что женщине можно вот так рассказывать что-то... мне казалось, вы настолько другие...
-- Какие мы другие, Кельм? Ну какие? У нас такое же тело. Нам так же больно бывает и страшно. И умирать мы боимся. И огонь у нас такой же внутри, и надо его поддерживать...
-- С тобой, Ивик... с тобой я могу быть собой самим. Не знаю, почему так. А с ней нет, не мог. Ребенка она так и не родила. Наверное, у меня теперь и не может быть детей... точно я не узнавал. А с тем, с моим другом, у них уже двое детей. Знаешь, она же со мной была несчастна... наверное. Я сам виноват.
-- Кельм, - выдохнула Ивик, - ты себя мучаешь уже столько лет. Да какая твоя вина, о чем ты говоришь? Ты что, насильно ее заставлял замуж выйти? А если она вышла, если давала обет...
Ивик вдруг осеклась. Ей вдруг вспомнился собственный обет с Марком - и пришедшее спокойное ощущение обреченности "теперь все. Теперь на всю жизнь".
-- Я не про то даже, - она снова прижалась к его руке. Поцеловала обрубки пальцев.
Почему жизнь устроена так несправедливо? За что с ним происходит все это? Она остро, острее, чем собственную боль, чувствовала сейчас его одиночество. Может, потому что это было знакомо ей - но далеко не так.
У нее есть Марк. Преданный, порядочный, бесконечно любящий. У нее есть дети.
У Кельма нет никого и ничего, кроме ледяного застывшего внутри кома боли, о которой нельзя даже вспоминать.
Разве он это заслужил? Почему он не встретился с нормальной, верной женщиной, такой, как Ашен, например... Ивик заплакала.
-- Маленькая, ну ты что? - он протянул правую руку, взъерошил ей волосы, - ты что? Не плачь.
-- Ты очень, очень хороший, - сказала она сдавленным голосом. Господи, да почему же слов так мало?
-- Кельм, я тебя люблю, - сказала она, - давно уже. Сильно. С первого раза, как увидела - помнишь, когда мой фантом обсуждали... Я люблю тебя.