Она всегда была виновата перед ним. Страшно виновата.
Но он разубеждал ее в этом, он так не думал. И с ним Ивик начинала верить, что может, и правда все так... что она так прекрасна. Удивительна. Что она достойна такой любви и поклонения даже.
Когда она заговаривала о своей вине перед ним, он быстро убеждал ее, что как раз наоборот - она дает его жизни смысл. Он живет только ради нее. Она лучше всех в мире. Какая может быть вина? Ивик начинала ему верить. Да, он так часто повторял, что нет женщины лучше, чем она, красивее, нежнее, ласковее, нет лучшей жены - что Ивик в это уже и верила. Может, и правда.
Ивик закрыла лицо руками. Не смотрела больше на танцующих.
Вспоминала.
После той игры в Медиане она долго не могла опомниться.
Что священники знают об этом? Они говорят о целомудрии. Целомудрие, по их мнению, заключается в недопущении секса. Всего-то навсего... А что они знают о такой вот игре?
Ведь никогда... ни с кем... она даже не думала, что такое возможно.
Она стала другим человеком. Она пришла домой, а ветер Медианы все еще шумел в ушах. И страшно было сидеть рядом с Марком. После того, как она уже стала единым целым с другим человеком. Казалось, Кельм - часть ее души. Он здесь, рядом. Она могла бы без стыда рассказать Марку о случившемся - ведь ничего же "такого", правда? Гуляли. Играли в Медиане. Обычные гэйновские дела.
А душа ее металась и мучилась, потому что надо было говорить с Марком, и реагировать как-то на него, и считать его мужем... А она была уже не она - а белая птица, и сердце у нее было одно на двоих с Кельмом.
Так было до того момента, когда дети легли, и Марк закрыл двери в супружескую спальню. Ивик привычно скинула одежду. И вдруг, в этот-то момент ее скрутило.
Здесь уже Кельм был ни при чем. Ведь ничего этого с Кельмом у нее не было. Однако же, так вышло, именно теперь - впервые в жизни - у нее было "это" с другим мужчиной, кроме Марка. Точнее говоря, с тремя. Если это можно так назвать. Ивик замерла. Собственная нагота вдруг стала ей омерзительна. Она быстро нырнула под одеяло, лежала, как застывшая ледяная статуя.
В этом она не виновата, конечно... но что делать? Рассказывать это все Марку - немыслимо.Только пугать его, только расстраивать. Хорошо, синяки почти сошли. Марк обнял ее, а Ивик ничего не чувствовала, кроме внутренней паники. Марк пытался ее приласкать... наконец понял и спросил, что с ней. Ивик сказала, что просто что-то... нет настроения. Марк снова попробовал. Ивик ощутила себя виноватой - он-то здесь при чем? Он так долго ее ждал, а она... он же не отвечает за действия доршей. Она постаралась расслабиться. Постаралась ответить на ласки. Марк, видимо, решил, что все уже в порядке. Все было как обычно. Он не чувствовал, что Ивик сжимает зубы от боли - тело отзывалось болью, и ничего с этим сделать было нельзя. .
Потом все вошло в колею.
Она отогрелась, забыла все. Заставила себя забыть. Привыкла к Марку снова. Даже почти перестало быть больно. Дурацкая эта фантомная боль от уже заживших синяков и затянувшихся ран прошла. Все стало нормально, как раньше.
Здесь был другой мир.
Здесь только нежность, только тепло, здесь немыслимо даже подумать о той, другой жизни. Здесь хорошо, как в материнской утробе.
И она смогла все забыть. И Кельма, и доршей. Она привыкла к Марку заново...
Ивик смотрела, как Марк танцует с Ашен. Легкой, счастливой. Рядом с ней он казался смешным - невысокий, круглоголовый. Гэйны заметно отличались от представителей других каст, даже на вид. Сказывались постоянные тренировки. Дисциплина. Красивые , точные движения, прямая спина. А Марк смешно топтался на месте, и рубашка выбилась из штанов. Ивик ощущала к нему почти материнскую нежность.
Марк выбрался из толпы и подсел к ней. Провел рукой по ее волосам, заглянул в глаза. И сразу перестал быть маленьким и смешным. Ивик не чувствовала его больше своим ребенком - скорее уж отец. Старший, любящий.
-- Ты что - чувствуешь себя плохо?
-- Нет, солнышко, не беспокойся... все в порядке.
Он помолчал. Он всегда ей верил. Не расспрашивал, не уточнял, не лез. Иногда Ивик это удивляло - она бы почуяла, что здесь что-то не так. Она бы обязательно выспросила. Но Марк, возможно, не чувствует. Если она говорит "в порядке" - значит, действительно, все хорошо.
Он обнял ее за плечи, прижался. Посидели молча, ощущая льющееся сквозь них тепло.
Марк удовлетворенно вздохнул.
-- Эх... Ивик, я так счастлив! Ты даже не представляешь, как я счастлив! Господи, как хорошо-то... Ты здесь. Праздник. Все так вкусно. Все танцуют. Погода сегодня чудная такая. И ты... самая лучшая моя.
Он действительно был счастлив. Если бы это было не так - Ивик ощутила бы.
Она засмеялась.
-- Ты такой солнечный, Марк. Такой оптимист. Ты просто мудрый...
-- А, - он махнул рукой, - ну правда же? Солнышко светит. Ты рядом. Правда, чего еще надо-то?
-- Ваш пропуск, - сухо сказал Кельм, глядя на очередного посетителя редакции, грузного, высокого мужчину - тот сразу полез во внутренний карман пальто. Кельм подобрался и внимательно рассматривал посетителя, в который раз уже, сквозь полуопущенные веки. Изображая профессиональную бдительность, тщательно сверил лицо с фотографией...
Этот немолодой не то литератор, не то журналист, частенько посещающий редакцию, давно был у него под наблюдением. А ведь не чистокровный дараец. Слишком широкий нос, и форма надбровных дуг - Кельм собаку съел на антропологических различиях. Но может быть полукровкой, несомненно.
Игорь рассеянно глянул на охранника, и Кельм замер на полсекунды, но тут же спокойно протянул пропуск.
-- Проходите.
Так же, как Кельм определил работающих здесь дарайцев - по внешности, по неуловимым, но заметным опытному разведчику мелочам - так же точно Игорь мог определить его дейтрийское происхождение. Теоретически. Но вряд ли поймет, подумал Кельм.
Внешность гэйн почти не менял, но она и не "типично-дейтрийская", таких полно и здесь, в России. А главное - Кельм давно привык к тому, что окружающие слепы, что они не видят простых, элементарных вещей, которые для него - само собой разумеются. Например, вот Игорь вешает пальто, и вот это стряхивающее спиральное движение левой руки... так делают люди, умеющие работать со шлингом, этот поворот сам по себе не появляется.
Кельм сам тщательно контролировал себя, чтобы отучиться от таких мелочей, но это было излишней предосторожностью - другой бы и не заметил это движение. А именно оно заставило его заподозрить дарайца в одном из десятков посетителей редакции. И установить за ним наблюдение.
Девушка-секретарша, Танечка, сидящая на приеме, поднялась и постучала в кабинет главреда. Кельм ощутил удовлетворение - все работало, как часы. Танечка с ним была почти незнакома - на всякий случай. Ее завербовало по приказу Кельма агенство "Штирлиц". Что-то Дмитрий ей наговорил и конечно, предложил хорошую оплату. И работа небольшая - зайти в кабинет и оставить там жучок на столе, где-нибудь под бумагами, причем уже после того, как дарайцы прощупают кабинет сканерами.
Жучок триманского производства. Если что и заподозрят - выйдут только на агенство "Штирлиц", и есть уже легенда, кто и почему заинтересовался Василием. Хотя, конечно, лучше бы ничего не заподозрили... Кельм был почти уверен в успехе.
Он ждал этого разговора уже не первую неделю. Его интересовали два вопроса. Прежде всего - работает ли Василий в православной церкви по заданию начальства, и кто стоит за этим. И второе - таинственные переговоры, в которых каким-то образом участвовал этот Игорь...
Витрина переливалась драгоценным блеском. Кельм задержался на миг. Камень бросился ему в глаза - теплый янтарь в обрамлении темного золота. Это ей подойдет. Кельм шагнул в освещенную глубь магазина.
Денег достаточно. Ему всегда хватало, хотя он подавал каждому нищему, что попадался здесь на пути, покупал подарки матери и сестрам, живущим в Дейтросе. И себе ни в чем не отказывал. Ему хватало. Он протянул крупную купюру продавщице и ждал, пока девушка завернет покупку. Теплый янтарь, цвета глаз Ивик, исчез под слоем бумаги. Кельм сунул сверток в потайной карман. Поблагодарил, выскочил наружу.
Ему хотелось двигаться. Бежать. Если успею, подумал он, обязательно сбегаю на тренировку. Уже три дня некогда заниматься, это нехорошо. Посмотрел на часы. Времени мало. И уже темнеет, здесь так рано темнеет зимой. Кельм шел очень быстрым, пружинистым шагом, бросая взгляды на призывное сияние витрин, на озабоченные лица прохожих. Какой-то чудик уже волок домой большую зеленую елку, хотя к Новому Году и здешнему, 7 января, Рождеству, деревце явно состарится. А может быть тоже купить елку к Новому Году? Это красиво, подумал Кельм. Он представил свечи, запах хвои, нарядную зелень. Ивик в чем-нибудь бархатном, темно-красном. Улыбнулся. Нырнул в людской поток, вливающийся в Гостиный Двор. Добравшись до эскалатора, побежал по узкой левой стороне вниз - просто не хотелось стоять.
Ивик, звенело в висках. Ивенна, Ивенна... сквозь рев поезда, сквозь грохот туннеля. Он бездумно улыбался, и пассажиры кидали на него косые подозрительные взгляды. Он точно знал, что будет делать сейчас, и в каком порядке. И совершенно независимо, параллельно этому он был счастлив. Так не бывало еще никогда. Даже в юности, до того - он привычно делил свою жизнь на "до того" и "после" - никогда так не было. Тогда я был просто дурак, подумал он. Дурак молодой. Но ведь и такой, как она, никогда не было. Таких же просто не бывает. Никогда.
Кельм распаковал флешку, аккуратно вставил в порт. Надел наушники. Откинулся в кресле, внимательно вслушиваясь в шорохи и шумы.
Лучше всего было установить за Игорем постоянное наблюдение, но на это Кельм не решился. Игорь - профессионал. Гораздо старше Васи и наверняка опытнее. Слежку в любой форме заметит обязательно. А жаль - Кельм подозревал, что Игорь вывел бы его на таинственные переговоры.
Дарайцы говорили по-русски. Обсуждали какие-то редакционные дела. Василий высказывал Игорю - псевдожурналисту - замечания по поводу новой статьи. Тон вальяжный, уверенный, Игорь отвечал ему с достоинством, но и некоторым почтением, как обычно говорят с начальством.
...- И вот еще, Игорь Николаевич. Я бы переделал эту сцену. Что это у вас за православная семья? Машины нет, восемь человек в трех комнатах... какая-то мешочно-посконная нищета! Пусть это будут нормальные, современные люди...
-- Гм... А правдоподобно ли это будет, Василий Петрович? Жена не работает, зарплата мужа... все-таки средний уровень жизни населения примерно такой и есть. Я ведь ориентировался именно на среднего городского жителя...
-- Игорь Николаевич! Поймите, нам нужно показать привлекательность Православия! Современный православный - это преуспевающий, далеко не бедный человек, не чуждый высокого уровня потребления, это прежде всего! Православие должно быть престижным. Вы меня понимаете? Средний городской житель и будет связывать в сознании церковность, воцерковленность - с высоким уровнем достатка и жизненных благ... это привлечет его в церковь! Вы меня понимаете?
-- Да, думаю, я понял задачу.
Они помолчали. Потом Игорь тем же неброско-интеллигентным тоном сказал.
-- Обсудим текущий круг вопросов...
Кельм напрягся. Эта фраза была кодовой. Тон Василия, отвечающего на нее, резко изменился. Теперь он говорил тише и с легким оттенком почтения, а голос Игоря стал глубже и увереннее. Василий явно младше по званию, Кельм это уже понял.
-- Я готов к обсуждению...
-- Вы установили локализацию куратора?
-- Нет.
Кельм представил, как Игорь досадливо поморщился - это ощущалось по его тону.
-- Василий, это очень плохо. Я даже не представляю, что должен докладывать по вашему поводу. Куратор был в ваших руках! Вы хоть понимаете, что сделали?
-- Если бы у меня была санкция на немедленную ликвидацию...
-- У вас была санкция на немедленную доставку. Это слишком ценный материал, чтобы им разбрасываться, и вы должны понимать его ценность... а не обращаться как с...
Ценный материал. Это про Ивик. Кельма передернуло.
-- Извините, - тихо ответил Василий, - я допустил ошибку. Может быть, мне дадут шанс реабилитироваться?
-- Работайте. Это не в моей компетенции. Вы должны локализовать куратора по меньшей мере, вы даже этого до сих пор не добились! И вот еще что. Мне нужно прикрытие. По поводу переговоров. Для очередной встречи наш представитель прибудет в Питер, вам нужно будет встретить его и сопроводить к месту. Здесь все данные...
Кельм бесшумно вздохнул. Впрочем, ничего страшного. Содержание записки, которую, видимо, передал Игорь Василию, легко восстановить логическим путем.
Зашуршала бумага.
-- В это время назначено заседание Православного совета попечителей...
-- Василий, вы заигрываетесь, - резко сказал Игорь, - ваша основная задача здесь - выполнять задания командования. Инициативу можете проявлять в свободное время. Вы не забыли еще, что ваш план внедрения в русскую православную церковь не получил ни одной санкции? И если вам разрешили действовать на свой страх и риск - это не значит, что вы получите поддержку в своей инициативе!
Кельм выпрямился и беззвучно щелкнул пальцами. Ценная, очень ценная информация. Он еще раз перепроверил себя. Да. Все правильно. Единственное, что может быть не так - если вся эта запись является подставой, если ведут игру против него. Но это легко проверить. В подставной записи не стали бы давать таких точных сведений о времени прибытия важного гостя из Дарайи.
Василий смущенно бормотал, оправдываясь. Потом они снова говорили о незначащем. Прощались. Кельм напряженно мыслил.
Запись оказалась крайне удачной. Сегодня вообще замечательный день... И завтра Ивик возвращается.
Кельм уже убедился в том, что Василий на редкость глуп. Если Игоря он опасался выслеживать, то с главредом "Светоча" можно было не церемониться. Да что там, даже Ивик в одиночку его выследила в свое время. Теперь осталось лишь выяснить, когда назначен этот самый Православный Совет, и на этот час поставить наблюдение. Лучше сделаю это сам, подумал Кельм. "Штирлиц" здесь не подойдет, ведь высокопоставленный дорш прибудет через Медиану. Брать кого-то из гэйнов - нет, проще самому. Очень уж ответственный момент.
Да, теперь Василию оставалось лишь оправдываться за промах с куратором, с Ивик. Хотя против Кельма он не имел шансов все равно - даже если бы все сделал правильно и попробовал немедленно доставить Ивик в Дарайю, в атрайд, для перевербовки. У Кельма на этот случай в Медиане дежурила целая шеха из боевого отдела, боевиков Васи не пропустили бы.
И объяснять теперь свой промах начальству Васе тяжело - в самом деле, испытанная, удачно поставленная ловушка, дейтрийский куратор попадает в нее, и вот пожалуйста - куратор снова успешно работает, и Вася даже не представляет, где его противник находится. Не локализовал.
Вася ошибся, потому что это была двойная ловушка. Он ловил Ивик, а Кельм ловил его, и поймал бы - если бы не оставалось невыясненных вопросов. Но у Кельма ни разу еще не случалось неудачной операции, так что шансов у Васи не было.
Но ведь Вася ошибся и сам. Так позорно, что если бы на его месте был дейтрин... Да нет, это невозможно. Такого дейтрин не сделает никогда, ни один, даже самый отмороженный. Хотя среди дарайских офицеров тоже попадаются женщины. Но если бы, предположим, такое совершил дейтрин, он не отделался бы нейтральным "работайте дальше", он бы в лучшем случае был исключен из касты, а в худшем - да все, что угодно, вплоть до высшей меры, смотря по ситуации.