На преступление Васи им плевать. Но в глазах начальства все выглядит однозначно - пешка заигралась, вообразила себя ферзем, и вместо того, чтобы добросовестно заниматься выявлением и ликвидацией дейтрийского агента, пытается внедриться в церковь и сделать в ней карьеру... на что у него, оказывается, нет санкции.
Кстати, это самое радостное из всего, что Кельму удалось услышать.
Это означает - можно ликвидировать Васю. Сначала согласовать с отделом, но Кельм был уверен в разрешении. Вася вряд ли много знает, он мелкая сошка, в Верс его тащить - себе дороже. Проще ликвидировать.
Хорошо и то, что дорши пока еще не осмеливаются прямо внедряться в триманскую церковь - это означало бы новый виток противостояния, к которому гэйны по сути еще не готовы.
Кельма смущал лишь один момент. Сами переговоры. Они были тайными, официально ни о каких переговорах не было известно. Кельм навел справки, хотя и в обход своего непосредственного начальства.
Каждый дейтрийский разведчик помнил об "инциденте иль Кашара", случившемся около тридцати лет назад.
Добровольная перевербовка гэйнов на дарайскую сторону случается очень редко. И все же бывает и такое. Гэйну несложно стать перебежчиком - уйти через Медиану в Дарайю, да кто же ему помешает? А там любого гэйна встретят с распростертыми объятиями. Ценный материал. Может заменить в одиночку три десятка тамошних подростков - не лишенных Огня, в отличие от взрослых дарайцев, умеющих создавать виртуальное оружие. Дарайцы нередко пытаются вербовать гэйнов, и не только пленных, но и в том случае, если вычисляют разведчика на Триме. И это иногда удается.
Одно хорошо - у перебежчика самое большое года через два, через три, Огонь пропадает начисто. Так что материал это хоть и ценный, но недолговечный.
Уходят недовольные. Те, у кого возникли проблемы с Версом, или родственники оказались в тюрьме. Или просто поманил высокий уровень потребления. Наступило разочарование в идеалах. Дарайцы уговорили.
Самый частый вариант все-таки - это перевербовка пленных. Дарайцы умеют уговаривать...
Кельм снова вспомнил своего брата по сену, Вена иль Таэра. Перевербованного. Он до сих пор не мог его осудить. Никак не мог. Хотя тогда, помнится, даже дал ему в морду. Но то, что с ними делали в атрайде - это же уму непостижимо... нельзя, невозможно осуждать человека, если его сломали вот так.
Но со знаменитым шеманом иль Кашаром все было иначе. Он был удачлив в Дейтросе, легко делал карьеру, не было у него самого и родни проблем с Версом, да и жил он на Триме, в Европе, так что дейтрийской бедности не знал. Решил перейти на сторону противника - просто потому, что так было удобнее. Потому что Дарайя богаче и предоставит ему больше возможностей. И не просто перешел... Сдал весь свой отдел. И не просто сдал, а сам подготовил операцию так, что дарайцы смогли постепенно и незаметно взять всех. Никого из людей иль Кашара спасти не удалось, почти две сотни гэйнов погибли и попали в плен. Шемате Тримы был нанесен тяжелейший удар. Хотя даже темпоральный сдвиг пробовали рассчитать, чтобы вернуть все назад и хоть что-то спасти - но сдвиг не удался.
Этот страшный провал запомнился надолго. Об этом знал любой разведчик, хотя конечно, в школах детям об этом не рассказывали.
Поэтому, коли уж речь идет о тайных переговорах - не повторяется ли история с иль Кашаром? Если кто-то из командования ведет переговоры за спиной остальных... Именно потому из предосторожности Кельм ничего не сообщил даже начальству. Кто знает, кто еще вовлечен в заговор? Предатель может быть и не один.
Возможны и другие варианты, но Кельм понимал, что обязан предусмотреть именно этот. Остальное - не его дело. Выяснить всю правду и доложить. Вот то, что он обязан сделать.
Разведчик поднялся. Аккуратно спрятал флешку. Отправился на кухню - готовить кофе и размышлять о плане дальнейших действий.
Жаров делал ремонт в квартире.
Не то, чтобы это было очень нужно. Квартира и так неплохая - унаследовал от родителей. Четыре комнаты, высокие потолки - еще "сталинка", скоро сто лет, а эти хоромы еще держатся и престижны, строились на века.
Но у Жарова завелись деньги, он заканчивал сценарий, и денежный ручеек все ширился, постепенно превращаясь в бурлящий и мощный поток. Теперь квартире понадобился евроремонт.
Бригада трудолюбивых среднеазиатских гастарбайтеров - уже второе поколение, давно и прочно обосновавшееся в Москве - шустрила со штукатуркой. Жаров взирал на горки дубового паркета, выложенные в гостиной, и беседовал по мобильнику с мастером.
-- Да, я надеюсь, что вы сделаете как следует. Что? Да, завтра. Это очень хорошо, что вы работали у мэра... Цена меня не беспокоит, я уже вам говорил. Меня беспокоит только качество...
Жаров выключил мобильник и легонько пнул горку паркета.
-- В этом городе нормального мастера найти - проще сразу повеситься, - буркнул он.
Ивик вздохнула. Жаров, по ее наблюдениям, не писал уже месяц. Только работал с режиссером. И работа эта удручала.
В Дарайе тоже существует развлекательная индустрия, в год выпускаются сотни фильмов, которые легко побили бы голливудские, в особенности, по технике и спецэффектам. И ведь кто-то это все сочиняет... чаще всего это переложения и компиляции старых сказок, легенд, старых книг, и своих собственных, и Триманских, а иногда и дейтрийских... Но бывает, что сочиняют и оригинальное. Вот только те, кто это сочиняет - Огня лишен. Иначе их заставили бы производить маки.
Ведь можно писать, можно творить и без всякого Огня - только это уже не называется "творить", а называется "работать". Производить продукт, нужный обществу, и получать за него деньги. Не вопрос, можно получать деньги, имея Огонь - эти два факта меж собой не так уж и связаны.
Но Ивик видела, что Жаров уходит. Он садился за компьютер. Открывал файл с "Корпорацией тени", задумывался... досадливо морщился. И лез в интернет, в какие-то склоки по поводу авторских прав, выяснения, кто истинный писатель, а кто графоман, в бесконечные игры-стратегии... Ему стало скучно работать. Он уже месяц не писал ни строчки. Да и до того - очень мало. Его увлекли другие процессы.
Вот так это и бывает. Ты теряешь Огонь, а почему - не знаешь. И временами ты еще останавливаешься, замираешь, и что-то ноет внутри, ты понимаешь, что потерял что-то важное... без чего казалось невозможным даже существовать... что-то прекрасное, чего не могут заменить тебе скучные песни Земли. Ты тоскуешь. Но суета снова увлекает тебя... Так гибнут многие и многие. Они будут жить еще много лет, растить детей, работать, приумножать богатство, только без Огня, без неуловимой сути гэйна внутри.
Ты продал эту суть, Жаров. И рано или поздно начальство прикажет куратору снять с тебя наблюдение.
Ивик ощущала беспомощность и тоску.
Она ничего не могла сделать. Она бы сражалась за писателя, если бы сейчас на него напали дарайцы. Вступила бы в бой и, если надо отдала бы жизнь за него. Она придумала бы - и уже придумала - сотни уловок, наталкивающих его на мысль о творчестве. Но она ничего не могла сделать, если он сам, добровольно решил иначе.
Ивик переключилась на окно Штопора. Здесь все было сложно. Во-первых, ему пришлось искать другую работу - это Ивик сделала еще до отпуска. Работой Штопор был доволен - три дня в неделю посидеть в библиотеке и привести в порядок несколько тамошних компьютеров. За это он получал сумму, достаточную для скромной жизни, благо, комната в квартире старшего брата ему досталась по наследству, с жильем проблем не было.
Во-вторых, непонятно, что со звукозаписью... Василий с момента неудачного покушения не появлялся. Но пару раз говорил со Штопором по телефону, и студией группе пользоваться разрешали. Однако, надо добиться независимости от Васи. Раньше как-то выкручивались - на Крестовском у них был знакомый звукорежиссер, разрешал по ночам работать за небольшую мзду. Наверное, восстановят контакты...
А чем занята Юлия? Ивик улыбнулась. Юлия писала роман. Она выглядела гораздо лучше. Сбросила уже восемь килограммов. Щеки слегка опали. Программа Ивик действовала. И главное, похоже, Юлия сама поняла, что надо делать, и ни в коем случае не хотела возвращаться к старому депрессивному состоянию. Вот только что у нас будет с изданием? Ивик перебрала в уме контакты, через которые стоило бы попробовать пристроить этот новый роман. Очень интересный, между прочим. Альтернативная история Советского Союза. Пара идей - как издать роман - у нее уже была. Помогать в издании все-таки разрешалось. Жаль только, что с Женей до сих пор ничего так и не получилось...
А чем занята сама Женя?
Ивик тоскливо вздохнула. Девушка работала.
У нее испытательный срок. Но это не так важно - в "Синем цвете" вообще принято работать с утра до ночи. Это не значит, что они трудоголики - во время рабочего дня половина людей сидит в интернете или гоняет пасьянсы. Но отсиживать надо даже не 9, а 10-11 часов. Ежедневно. Вдобавок постоянные придирки начальства по пустякам... Женя сидела перед монитором и старательно составляла какой-то очередной, никому не нужный список. Письмо Дамиэлю висело в соседнем окне.
"...так все осточертело, Дам. Времени нет ни на что. Домой придешь - голова раскалывается... ни читать не могу, ничего. Ты говоришь - когда пришлю продолжение, а думаешь, я вообще его пришлю? Я не в состоянии ни о чем думать, кроме этого офиса. Но давай будем реалистами - это жизнь. На той работе было куда спокойнее, но... мне тоже нужны деньги. Во-первых, я больше не могу жить в этом гадюшнике, мне надо сваливать. Снимать квартиру - сам знаешь. Во-вторых... Да, может быть, это пошлость, но я тоже хочу жить как человек, я хочу нормальную косметику, нормальное барахло. Собаку хочу завести. В конце концов, часто хочется помочь кому-то. Больным детям собирают на операцию какую-нибудь, и тоже хочется дать, а с чего мне?"
Ивик нахмурилась. С этой работой придется что-то делать. Да, Женю жалко. Ее вообще хронически жаль - ей очень не везет в жизни... и опять не повезет. Но иначе суета затянет, через полгода-год Огня уже не будет... вернется ли он - большой вопрос. Да, с работой надо что-то придумать.
И с этим Дамиэлем тоже. Ивик пыталась познакомиться с ним через интернет - но он нигде не светился, а писать ему прямо на мейл - опасно, не стоит раскрываться.
Однако понятно, что дело здесь нечистое. Ивик открыла его последнее письмо...
О "серебряном мире" Дамиэль упоминал только штрихами. Можно было вообразить что-то вроде Соединенных Штатов в их традиционном имидже - богатая, благополучная, сильная страна, гуманизм, свобода, процветание (об интервенциях и экономической агрессии против всех остальных государств Тримы - умолчим). Однако Жене этого было достаточно, в ее глазах Серебряный мир выглядел краем свободы и счастья.
О Красном Дамиэль писал много и подробно, Ивик этот стиль был знаком до боли, запомнился с детства, с прочитанной некогда дарайской брошюрки "Письма незнакомому брату". Красный мир выглядел ужасно. Это был, конечно, не совсем Дейтрос. Отдаленно похоже.
Мир Идеи. Жесткий милитаризованный мир. Население проживало исключительно в казармах, работа - наравне с армейской службой. В Красном мире все жили примерно так же, как в Дейтросе живут только в квенсене да в боевых частях (и то - в частях куда посвободнее). Жизнь впроголодь, в исключительно спартанских условиях, тюрьмы, расстрелы и террор.
Причем складывалось впечатление, что население чуть ли не специально держат в таких условиях.
Ивик в свое время, прочитав однобокое описание Дейтроса, тоже решила "бороться против диктатуры". К счастью, ее не только наказали, но и хорошо объяснили, с чем связана относительная бедность Дейтроса, почему подросткам приходится воевать и так далее. Дейтрос просто слишком мал. Катастрофически мал по сравнению с Дарайей, после гибели целой планеты с двумя миллиардами людей. Если бы у них не было такой организации, способности жить в лишениях - они не выжили бы вовсе.
Но Красный мир Дамиэля не был так уж мал, и казалось бы, все возможности для того, чтобы нормально кормить людей и позволить им больше свободы - существовали. Вот что раздражало Ивик в этой истории - полное отсутствие логики...
И непонятно, зачем Дамиэль все это рассказывает. И кто он такой... ничего не ясно.
Ивик покрутила в пальцах камешек янтаря на цепочке, подаренный Кельмом. Она не снимала его и на ночь. Янтарь, казалось, был теплым и грел кожу.
Дверь щелкнула. Ивик напряглась. Не дожидаясь пароля, не раздумывая, вылетела из-за компа - в коридор. Лишь по дороге сообразила, что это, скорее всего, соседи, для Кельма слишком рано.
В коридор вдвинулось разлапистое, зеленое, ледяное... Елка! И под ветками она разглядела счастливое, улыбающееся лицо Кельма.
-- Коля! Ну ты даешь...
-- Иди на место, Ирка, - сказал он строго, стараясь сдержать улыбку, - что еще за дела? Ты же работаешь, или как?
-- Ты что это притащил...
-- А что? Новый год будем отмечать? Я специально сегодня пораньше, можем и нарядить вместе.
До Нового Года оставалось шесть дней. Католическое Рождество. Христианские праздники дейтрины отмечали по возможности по своему календарю, иначе запутаться недолго. А в Дейтросе теперь лето... Ивик старалась не задумываться о смысле всех этих дат, иначе голова идет кругом... в Новом Дейтросе и вовсе в году 318 дней. Зато дни чуть-чуть длиннее. Самую малость...
По сравнению с Килном - разница с Землей совсем незначительна.
Ивик посматривала на монитор, вынимала из ящика игрушки и раскладывала их на диване. Кельм и целый ящик игрушек приволок, оказывается. Вчера еще - он поздно вернулся, Ивик спала и не заметила ничего.
Но интереснее смотреть на Кельма. Как он прокладывает гирлянду на ветках - быстро и надежно, по-умному. Пальцы хирурга, делающего десятитысячную по счету рутинную операцию. Обрубки левой руки подворачивают веточку, и два пальца правой формируют петельку, которая скользит, скользит и цепляется за зелень хвои. Точно выдерживая расстояние между лампочками. В Дейтросе такого обычая нет. На Рождество комнаты украшают серебряными гирляндами, бумажными фонариками, свечами. На севере, где живет Ивик, у Майта - тайга, там много хвойных, почему бы и не принести домой зеленое деревце? Они там другие, конечно, но какая разница. Ивик рассказывает Кельму о своих трансляторах - привычно. Каждый день что-нибудь новенькое. Мелочи. Так жена рассказывает мужу о детских шалостях и происшествиях за день. Рассказывает о Женьке. Задумчиво замолкает, вертит в пальцах матовый красный шар.
- Я бы не стал ждать, - говорит Кельм, наворачивая новую петельку.
-- Прямо сейчас? Перед праздником? - Ивик сдвигает брови.
-- Логично сделать сейчас. Решение очевидно, затягивать смысла нет. Ее отсутствие перед праздником, в напряженное для фирмы время вызовет требуемую реакцию начальства.
Ивик опускает голову. Он прав, конечно. Вообще жаль, что с ним нельзя советоваться постоянно... Он всегда прав. Но как не хочется об этом думать... Шендак, я не гожусь для этой работы.
- А за Дамиэлем наблюдай. Я тоже посмотрю кое-что. Давай игрушки... как там у тебя, спокойно?
Ивик кидает взгляд на окна - ничего опасного не наблюдается.
Кельм сидит на полу. Ивик подает игрушки, и он аккуратно навешивает их на нижние, разлапистые ветви. Шары - красные матовые, и ярко-синие, и с рисунком.
-- Этот красивый мы наверх лучше...
Ивик откладывает шар в сторону. Снеговичок в черном шарфе. Ежик. Украшение из розовых светящихся нитей. Пальцы Ивик чуть касаются ладони Кельма. Чуть задерживаются. Кельм поднимается на колени, чтобы перейти к средним веткам. Оборачивается. Ивик, как медсестра на операции, вкладывает в его руку красный шар - как тампон для впитывания крови. Теплой крови, так неглубоко под кожей, в тоненьких жилах. Пробивающей путь в межклеточном пространстве.