Я видел вас вместе. В коридоре возле ванной. Значит, он — это Сархан. Он ласково щипал тебя за щеку. Ты не отстранилась с возмущением. Твое милое личико улыбалось, излучая свет, а коса кокетливо раскачивалась. Мужик опередил меня на несколько дней, но это не беда. Я свое тоже возьму.
* * *
Я долго смеялся, усаживаясь в «форд», затем воскликнул:
— Фрикико, не упрекай меня!
* * *
Я подвез Талаба Марзука к кафе «Трианон». Он пригласил меня посидеть с ним немного. Проходя между столиками, мы увидели за одним из них Сархана, беседовавшего с каким-то мужчиной; мы поздоровались с ним. Талаба-бек спросил меня, как я провожу время. Я ответил, что разъезжаю на машине и обдумываю свой проект.
— У тебя есть опыт в каком-нибудь определенном деле? — спросил он.
— Нет.
— Не бросай денег на ветер.
— Я полагаю…
— Женись, наберись мудрости!
— Но я твердо решил остаться холостяком и заняться делом, — ответил я, сдерживая нарастающее раздражение.
Он указал в сторону Сархана аль-Бухейри и заметил:
— Умный парень.
— Вы что-нибудь знаете о нем? — спросил я с интересом.
— У меня есть один приятель, имеющий связи с компанией, где он работает. Там его характеризуют как приверженца революции. Этого достаточно…
— Вы считаете его искренним человеком?
— Мы живем в джунглях, а значит, должны следовать их законам. Звери уничтожают друг друга, чтобы прокормиться, чтобы выжить… Мы, люди, отличаемся от зверей тем, что стремимся не просто выжить, а жить в роскоши…
Я был удовлетворен — мне удалось его разговорить.
Я встал из-за стола и направился к выходу. У двери меня догнал Сархан. Я посадил его в машину. Рассмеявшись, я ткнул его локтем в бок.
— Как же это тебе так повезло, а?
Он непонимающе улыбнулся.
— Зухра, — выпалил я.
Его густые брови поползли вверх.
— Ты хороший феллах и не скупишься на…
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать, — угрюмо прервал он меня.
Я ухмыльнулся.
— Я буду с тобой откровенен, как и подобает между друзьями. Ты даешь деньги ей или платишь мадам?
— Нет-нет, — возразил он. — Что ты подумал? Все совсем не так, как ты себе представляешь.
— А как?
— Она добрая феллашка, и она не… поверь мне…
Ну что же, осечка. Кажется, я остановил частную машину, думая, что это такси…
Фрикико, не забивай свою голову пустяками. Это было ошибкой — то, что я когда-то по-дружески обходился с врагом, считая ого другом. Но я счастлив, что свободен. Мой класс бросил меня в воду, лодка вот-вот утонет, но я счастлив, что свободен. Я не знаю, что такое верность. Я не храню верности ничему — ни классу, ни родине, ни долгу. И я счастлив — я свободен. О своей религии я знаю только то, что аллах — всепрощающий и всемилостивый.
Фрикико… не упрекай меня.
* * *
Меня пробудил от послеобеденного сна какой-то необычный шум. Я встал и вышел в коридор. Похоже, в холле происходила драка. Заглянув в щелку ширмы, я увидел очень занятную картину. Какая-то женщина, схватив за шиворот нашего друга аль-Бухейри, осыпала его тумаками и бранью. Зухра, возбужденная, что-то быстро говорила и пыталась разнять их. Вдруг женщина бросилась на Зухру, но та и не подумала отступить. Она наградила нападавшую таким ударом, что бедняга отлетела к стене. Она прелестна, эта Зухра, хотя и обладает железными кулаками. Я не спешил показываться, желая подольше насладиться этим поистине редким развлечением. Лишь когда до моего слуха донесся скрип отворяемых дверей, я вышел из своего укрытия. Крепко взяв незнакомку за руку, я повел ее к выходу. И как был, в пижаме и халате, вышел с ней на лестницу. Она вся кипела от гнева, извергая брань и проклятия, и, кажется, совсем не замечала моего присутствия. Она была недурна. Я остановил ее на площадке второго этажа и велел привести себя в порядок, прежде чем выйти на улицу.
Она причесалась, заколола разорванный край платья шпилькой для волос. Я дал ей свой носовой платок, чтобы она вытерла лицо.
— Моя машина у подъезда. Я отвезу вас домой, если позволите.
Женщина впервые взглянула на меня, торопливо поблагодарила. Мы спустились вниз и уселись в машину. Я спросил, где ее дом.
— Азарета… — она совсем охрипла.
Небо было затянуто тучами. Как всегда в это время года, быстро наступила темнота.
— Гневаться вам не к лицу… — начал я, пытаясь завести с ней разговор.
— Жалкий подонок, — пробормотала она.
— Он кажется добрым феллахом.
— Жалкий подонок…
— Ваш жених? — спросил я со скрытой насмешкой.
Она промолчала. Все еще не успокоилась. Очень даже неплохая женщина и наверняка способна на многое. Я остановил машину возле дома на улице Лидо.
— Благодарю вас. Вы благородный мужчина, — сказала она, отпирая двери.
— Я не могу оставить вас одну, не убедившись, что все в порядке.
— Спасибо. У меня все в порядке.
— Значит, прощаемся?
Она протянула руку.
— Я работаю в казино «Жанфуаз».
Я вел машину, вдохновленный обилием событий и новостей. Но мой энтузиазм остыл прежде, чем я добрался до места. Дело ясное и простое. Любовь, охлаждение, затем традиционный скандал. Но вот он встречает Зухру и начинается новая история. Женщина недурна, и, возможно, я обращусь к ее услугам в какой-нибудь вечер. Но зачем мне понадобилось утруждать себя этой глупой поездкой?!
Фрикико… не упрекай меня…
Машина летела по серому асфальту улиц, навстречу неслись фонари, деревья. Сумасшедшая скорость оживляла сердце, освежала голову. Свистел ветер, дрожали, разлетаясь в стороны, ветви. Иногда лил дождь. Он обмывал землю, и она сверкала изумрудной зеленью. От Кайтебая до Абу Кира, от Бахры до Суйюф — от одной окраины до другой проносилась по улицам моя машина.
Время шло, а я не сделал еще ни одного серьезного усилия, чтобы осуществить свои деловые планы. Как-то мне пришло в голову совершить разведывательную поездку по некоторым веселым местам. Я навестил старую сводню в Шатиби. Она привела мне вполне приемлемую девицу. Пообедал я у другой сводни, возле спортклуба. Она предложила мне армянку. А сводня из Сиди Габера преподнесла превосходную девушку — полусирийку-полуитальянку. Я заставил ее сесть в машину. Она отказывалась от прогулки, ссылаясь на то, что небо покрыто тучами и может начаться дождь. Я сказал, что мечтаю о ливне. И, как мне хотелось, по дороге в Абу Кир нас захватил проливной дождь. Я закрыл окна в машине и стал смотреть на струи воды, на пляшущие под ветром деревья, на бескрайнюю пустоту. Моя красавица перепугалась и все повторяла: «Это безумие. Это безумие». Я сказал ей: «Представь себе: двое созданий, вроде нас, абсолютно голые целуются в машине при блеске молний и раскатах грома». Она сказала, что это абсурд. «Неужели ты не хочешь показать язык стихии, находясь в центре этого космического разгула?» Но она твердила: «Абсурд… Абсурд…» Я заявил, что все равно это будет через несколько секунд, и выпил виски из горлышка бутылки. Каждый раз, когда гремел гром, я призывал его греметь еще сильнее и умолял небо открыть все резервуары. Красавица забеспокоилась, что наша машина может испортиться. Я сказал ей: «Аминь… аминь». Она тревожилась, что нас застигнет ночная мгла. Я ответил: «Пусть она продлится вечно». Она воскликнула: «Ты сумасшедший!» Я громко закричал: «Фрикико… не упрекай меня…»
* * *
За завтраком мы узнали удивительную новость: Зухра решила учиться. По этому поводу высказывались различные суждения. И хотя все они были противоречивы, большинству из них был присущ дух поощрения. Это известие ранило мою душу и разбередило старую рану. Я рос без надлежащего надзора и только и делал, что развлекался. Я не жалел ни о чем. И слишком поздно понял, что время — не друг, как мы воображаем, а враг. Вот она, крестьянка, решила учиться. Мадам рассказала мне о том, как Зухра попала в Александрию. Мне стало ясно, что она действительно только служанка мадам и, возможно, еще девушка, если только Сархан из тех, кто не любит девственниц. Но я все же задал мадам коварный вопрос.
— Я уж было решил, что Зухра… — и сделал многозначительный жест.
— Нет… нет.
— Может, мы все-таки подумаем о совместном деле? — вернулся я к недавнему разговору.
— Ну что ты, откуда у меня деньги? — возразила она с хитростью бандерши.
— А что, если я захочу пригласить сюда подругу? — я понизил голос до шепота.
Она покачала головой:
— Пансионат заполнен жильцами. Если я разрешу одному, как отказать другому? Но у меня есть адресок, если хочешь…
Встретив в зале Зухру, я поздравил ее с принятием такого важного решения и добавил шутливо:
— Старайся! Когда я начну свое дело, мне понадобится секретарша.
Она радостно улыбнулась, став еще более привлекательной. Я почувствовал, что мое влечение к ней не ослабело.
* * *
Машина мчалась по улицам и переулкам. Воздух был чист и спокоен. Желая насладиться быстрой ездой без всяких препятствий, я направился по дороге через пустыню. Здесь я выжал из своего «форда» все, что можно было. Вернувшись в город, пообедал в кафе «Бам-бам». Подцепил девицу, выходившую из парикмахерской. В пансионат приехал уже к вечеру. В холле сидела Зухра с какой-то девушкой, и я сразу догадался, что это учительница. Мадам познакомила нас. Как обычно, она представила меня полностью, со всеми ста федданами и проектами дела. Я сел рядом с мадам и исподтишка разглядывал учительницу. Она ничего. Слегка сутуловата, но это почти незаметно. Немного приплюснутый нос нисколько не портил ее лица, напротив, делал его даже более привлекательным. К сожалению, девушки, подобные ей, не идут на случайные связи. Им нужны прочные, продолжительные отношения. Но даже и это не удовлетворяет их — они смотрят дальше, имея в перспективе замужество.
И все же после этого вечера я стал совершать прогулки в районе Мухаррам-бека, где находилась ее школа. Вскоре мои попытки встретить учительницу увенчались успехом: как-то после полудня я увидел ее на автобусной остановке. Я вышел из машины и пригласил ее сесть. Она немного поколебалась, но, посмотрев на небо, затянутое мрачными тучами, все же решилась воспользоваться моим предложением. Я довез ее до дому, жалуясь по дороге на свое одиночество в Александрии и рассказывая о своем проекте.
— Мне думается, нам нужно встретиться еще раз, — сказал я, прощаясь с ней.
— Пожалуйста! Можете навестить нас, — приветливо ответила она.
Действительно, Фрикико, мой возраст и богатство делают меня достойным кандидатом в мужья. Поэтому мне надо быть осторожным, когда я завязываю дружбу с учительницей, врачом, дикторшей или с кем-нибудь в этом роде. Если я хочу расширить свое жизненное пространство, я должен обманывать алчущие взоры женщин обручальным кольцом.
Чтобы как-нибудь заполнить остаток дня, я отправился к бандерше-мальтийке из района Клеопатры и потребовал собрать как можно больше девиц. Мы устроили такую разгульную вечеринку, какой не знала история со времен нашего халифа Гаруна ар-Рашида.
* * *
— Он никогда не видел своей матери, а отец бросил его, когда ему было шесть лет… поэтому надо быть к нему снисходительным.
Он говорил тихо и спокойно, а мой брат кипел от злости.
* * *
Никак не привыкну к этому клоуну от журналистики. Один вид его меня раздражает, а он еще без конца лезет ко мне со своими дурацкими советами.
Талаба Марзук поинтересовался, как продвигаются мои дела. Я потянул носом воздух — в холле чем-то очень сильно пахло.
Талаба-бек рассмеялся:
— Это все мадам. Посмотри — вон она ходит по комнатам с кадильницей.
— Значит, вы любите Умм Кальсум и неравнодушны к фимиаму, — заметил я ей, когда она вернулась в холл.
На губах ее расцвела улыбка, но она не ответила мне, прислушиваясь к греческой песенке, передававшейся по радио.
— Мне нужно найти какого-нибудь иностранца, который уезжает и хочет продать свое заведение, — обратился я к Талаба-беку.
— Хорошая мысль, что ты скажешь, Марианна?
— Да подожди, мне кажется, хозяин «Мирамара» подумывает об этом… — проговорила она, не отрываясь от радиоприемника.
— О чем эта песня? — спросил я.
— Про девушку на выданье, — мадам кокетливо посмотрела на меня. — Она отвечает на расспросы матери и перечисляет качества, которыми должен обладать ее жених!
Мадам бросила взгляд на портреты, висящие в холле, и вздохнула:
— А ведь я до сих пор могла бы оставаться госпожой…
— Бы и сейчас настоящая госпожа.
— Я имею в виду — госпожой во дворце Ибрагимия! — возразила она.
Клоун от журналистики повернулся ко мне:
— Не трать время попусту.
Я обругал его про себя. Вечер был тихий и холодный. У меня было назначено свидание с итало-сирийкой в доме сводни из Сиди Габера. Фрикико… не упрекай меня!
* * *
За завтраком я узнал о визите сестры Зухры с мужем.
— Она твердо решила остаться с нами, — с удовлетворением сообщила мадам.
— Нужно благодарить аллаха, — заметил я, — что встреча закончилась миром. Я хочу сказать — без покушения на убийство!
Затем, обращаясь к Сархану аль-Бухейри, насмешливо произнес:
— Кажется, Бухейра сдала.
— Сдала?!
— Говорят, ее близость к Александрии значительно ослабила кровожадность сельских традиций.
— Это значит, — отпарировал он звенящим горделивым голосом, — что она гораздо более культурна, чем остальные сельские районы!
* * *
Я посадил Талаба-бека в машину, чтобы довезти до отеля «Виндзор», где он должен был встретиться со своим старым другом. Талаба-бек — единственный человек, к которому я испытываю чувства дружбы и уважения. Он представляется мне памятником монархического строя: проходят времена, сменяются правительства, но он сохраняет свою самобытность.
— А не лучше ли было бы феллашке уехать со своими родными? — спросил я его со скрытым коварством.
Он усмехнулся:
— Для нее прежде всего было бы лучше не убегать из деревни.
— Наверно, существует немало причин, которые мешают ей вернуться, даже если б она очень этого хотела!
— Ты имеешь в виду этого парня, Бухейри?
— Не совсем, но и он — одна из причин, во всяком случае!
— Вполне вероятно, — засмеялся Талаба-бек. — Конечно, может, он и ни при чем и совсем другой был виновен в том, что ей пришлось бежать из деревни, но…
Мое подозрение возросло, когда спустя несколько дней я узнал об отказе Зухры выйти замуж за Махмуда Абуль Аббаса — продавца газет. Махмуд, прежде чем пойти к мадам просить руки девушки, советовался по этому поводу со мной, как со своим старым клиентом. На следующий день после неудачного сватовства я остановился перед лавочкой Махмуда в полной уверенности, что предстоит дискуссия по этому вопросу, и приготовился к ней. Махмуд казался возмущенным и расстроенным. Мы обменялись с ним понимающими взглядами.
— Вот тебе пример нынешних девиц, — сказал я сочувственно.
— Пусть поищет других дураков.
— Аллах наградит тебя более достойной, и если хочешь знать правду, то пансионат — не самое подходящее место для выбора невесты.
— Я думал, она порядочная девушка…
— Я не говорил, что она не порядочная, но…
— Но что? — встрепенулся он.
— Да сейчас тебе это уж совсем ни к чему.
— Нет, скажи, чтоб сердце успокоилось.
— А оно успокоится, если я скажу, что Зухра любит Сархана аль-Бухейри?
— Сумасшедшая! Разве господин Сархан женится на ней?
— Я говорил о любви, а не о женитьбе! — заметил я, прощаясь.
Сархана я не выносил с первого дня. Правда, моя антипатия к нему снизилась до нуля, когда он открыл мне свое сердце, но это продолжалось недолго. И вовсе не Зухра была тому причиной. Может быть, его никому не нужная откровенность, а может быть, настойчивое прославление революции к месту и не к месту. И я вынужден был либо поддакивать ему, либо молчать. Однажды чаша терпения моего переполнилась и я сказал: