— Не беспокойся, я прекрасно вывернулся. У Икера не возникло никаких подозрений.
— Что конкретно он у тебя спрашивал и что ты ему отвечал?
Жергу подробно пересказал разговор, постаравшись придать себе уверенный вид. Он улыбался, но в его сердце закипала ненависть. С каким удовольствием он прирезал бы сейчас эту наглую самку, но Провозвестник ему этого никогда не простит.
— Быстрей отправляйся в Мемфис и не возвращайся сюда до тех пор, пока тебя не позовет наш повелитель!
Бина простерлась ниц и поцеловала колено Провозвестника.
— Царский сын Икер подозревает Жергу в темных делишках, — сказала она. — Пока ему еще не известны подробности, и он не уверен, следует ли связывать их с главным ударом.
— Прекрасно, милая.
— Не становится ли Жергу опасным?
— Напротив, он потянет наших врагов за собой в Мемфис. А значит, к Медесу. Но ни тот ни другой не исповедуют истинной веры. Они стремятся только заполучить как можно больше привилегий и думают, что нас можно использовать в своих целях.
Бина кровожадно улыбнулась.
— Разве эта вина не будет им стоить жизни?
— Всему свое время.
Прекрасная Бина снова прильнула к ноге Провозвестника.
— Икеру известна связь Жергу с Бега! Если он прикажет арестовать жреца, не потеряем ли мы главного помощника?
— Не тревожься, дорогая. В том, что касается притворства, Бега никто не перещеголяет. Он сумеет охладить пыл Икера. И, кроме того… Царскому сыну жить недолго…
Бина еще сильнее прильнула к ноге своего повелителя.
— Вы предусмотрели каждый шаг, ведь так?
— Иначе я не был бы Провозвестником.
Мнение Исиды о том, что Жергу похож на гнилой плод, не давало Икеру покоя.
Конечно, он далек был от восхищения главным инспектором амбаров. Но Царский сын Икер смотрел на него, скорее, как на безобидного прожигателя жизни, любящего вкусно поесть, попить и поразвлечься.
Но супруга, молчавшая во время всего ужина, постоянно за ним наблюдала, внимательно вслушивалась в его слова, запоминая каждое движение…
И ее мнение поразило Икера.
Икер не сомневался, что она была права, потому что она владела даром прозорливости. Скорее, он ругал себя за наивность.
Значит, Жергу постоянно льстил ему, чтобы привлечь на себя царские милости и подняться по служебной лестнице. Неужели это жалкое и банальное стремление таило в себе и гораздо более темные намерения? Неужели этот гуляка стал приспешником Провозвестника?!
Возникшее подозрение удивило Икера скорее тем, что этот любитель сладко поесть был безразличен к вопросам веры. И все же… Он был знаком с Бега — холодным, строгим, суровым, всегда погруженным в свои занятия… Бега так отличался от Жергу… Что же представляют собой их отношения: случайная встреча или заговор?
Представить себе, что Бега сговорился с Провозвестником? Немыслимо! Его суровый характер никогда не давал повода для таких обвинений… Но ведь Жергу его посещал регулярно!
Икер задумчиво шел к лестнице Великого бога. Полный покой этого священного места, конечно, даст ему силы решить проблему и подскажет верное решение.
Шаб Бешеный, инстинктивно почувствовав опасность, перестал жевать свою сушеную рыбу.
Раздвинув низко склоняющиеся ветви ивы, закрывавшей вход в молельню, где он прятался, Шаб с изумлением увидел Икера.
Медленно поднимаясь по ступеням, писец приближался…
Как этот проклятый выскочка сумел разнюхать, где он прячется? Кажется, он идет один и без оружия. Роковая ошибка для него, нежданный счастливый случай для Шаба! Раз Царский сын так неоправданно рискнул, ему придется заплатить за свою глупость по самой высокой цене!
Шаб Бешеный стиснул рукоять своего верного ножа.
Икер сел на краешек низкой ограды в двадцати шагах от молельни.
Правда, к несчастью, не спиной к Шабу. А Шаб Бешеный никогда не нападал спереди, опасаясь неожиданных реакций жертвы.
Писец не спеша развернул какой-то папирус и принялся читать. Потом, задумавшись, смотрел куда-то вдаль.
Как видно, он никого не выслеживал и не искал. Занятый своими мыслями Царский сын ничего вокруг не видел. Казалось, он пытался решить какую-то трудную задачу…
Шаб Бешеный колебался.
Убить Икера, воспользовавшись этой неожиданно выпавшей удачей? Но порадует ли это Провозвестника? Скорее, нет, потому что именно он, а вовсе не ученик должен выбирать момент для нанесения смертельного удара Царскому сыну.
Шаб Бешеный неохотно засунул нож за пояс и осторожно скрылся в своем тайнике.
А через некоторое время посланник Сесостриса встал и пошел туда, откуда пришел.
В своем последнем письме старый учитель рассказал Икеру о каком-то чужом человеке, пришедшем в Медамуд и на удивление быстро поладившем со старостой деревни, тем самым мерзавцем, который хотел избавиться от ученика писца. Чужак… Наверняка Провозвестник! Искуситель, манипулирующий людьми, убийца! Он не просто стоял во главе банды разбойников, он был само воплощение сил зла, безжалостного стремления к разрушению. Сразить его может только Маат — основа цивилизации фараонов и путеводная звезда справедливых.
Теперь Икеру стали ясны смысл его существования и причины перенесенных испытаний: он должен был участвовать в борьбе сил добра со злом и не ошибиться. Каждый день эта борьба начиналась снова, и Икер видел хрупкость мира, который был на волосок от гибели.
Любовь Исиды придала Икеру неожиданные силы. Благодаря ей он перестал испытывать разъедавшее его душу сомнение. Его оставил парализующий силы страх. Провозвестник, убив генерала Сепи, великого знатока магических заклинаний, способных отогнать любое чудовище, показал огромную силу своей гибельной власти. Откуда бы ей быть, как не от изефет, уничтожающей Маат, ведь изефет постоянно подпитывает все, что гниет, и отрицает жизнь.
Но истребить изефет из жизни людей невозможно. Весь вопрос в том, останется ли Абидос недосягаемым, не захлестнет ли его этот опустошительный поток.
Исида улыбнулась — и все мрачные мысли Икера мгновенно улетели.
— Настало время готовить себя для следующего посвящения, — мягко сказала она. — Тебе должно быть известно об Абидосе все.
Икер вздрогнул.
От этих слов супруги Икер помертвел, хотя, казалось бы, они должны были принести ему радость.
— Может быть, ты предпочтешь чего-то не знать?
— Просто все идет так быстро! — вздохнул Икер. — Раньше я сгорал от нетерпения, а сегодня предпочел бы, чтобы все шло помедленней, гораздо медленней. Чтобы я сполна смог насладиться каждым своим шагом.
— Приближается месяц хойяк , и ты должен будешь возглавить от имени фараона ритуал Великого таинства Осириса…
— Ты думаешь, что я действительно буду в силах это сделать?
— Таково подлинное исполнение твоей миссии. Остальное не в счет…
И снова Исида шла впереди Икера.
Ее знание тайн Абидоса стало и знанием Икера, который в свой черед прошел огненным, водным и земным путями, миновал Семь врат и увидел ладью Маат.
В эти благословенные часы они действительно были словно единое существо: видели один и тот же свет одним взглядом и жили единой жизнью.
Теперь Икер и Исида навсегда стали мужем и женой, Братом и Сестрой.
Их союз был скреплен в самом таинственном месте Абидоса — на острове, где находится гробница Осириса, над которой возвышается холм с Древом Жизни.
Каждый день специально назначенный постоянный жрец проверял печати, закрывавшие двери самого святого святилища, в котором убитый бог готовился к своему воскресению.
Только фараон имел право сломать печати и войти внутрь этого вечного жилища — прообраза всего мира.
— Здесь, — шепнула юная жрица, — находится изначальный сосуд. В нем хранится тайна жизни, неизменной и поту сторону смерти. От него происходят бесчисленные формы жизни. Этот сосуд всегда рядом с Осирисом.
— Не в нем ли тайна Золотого круга Абидоса?
— Цель твоего пути, Икер, приближается. И хотя ни одному смертному не дано открыть или использовать этот сосуд, но все же его тайна может быть открыта и передана другим. Даже если сам сосуд остается в целости. Если Дом золота увидит в тебе действительно живого, если оно откроет тебе глаза, уши и уста, если сосуд твоего сердца чист, то ты узнаешь эту тайну.
В душе Икера страх сменился чувством сожаления о собственном несовершенстве. Он, ученик писца из деревни Медамуд, находится теперь в самом сердце духовной жизни Египта! Ему выпало самое невероятное счастье, он достиг идеала, достиг своей мечты. Взойдет ли он на последнюю ступень, переступит ли самый главный порог, который, наверняка, за пределами его возможностей?
Икер гнал прочь свои сомнения, подавлял трусливые мысли о побеге и возвращении в безвестность, туда, где нет места великой судьбе, которую готовила ему Исида.
С этого момента и на этом месте ему предстояло пережить таинства, источник которых указала ему супруга. Икеру хотелось доказать, что он достоин Исиды. А это значило, что он должен броситься в невидимое. Расправить, как ибис бога Тота, огромные крылья и полететь на закат, чтобы догнать зарю будущего дня.
«Чувствовать себя подготовленным не значит ничего, — подумал Икер. — Я умею только идти вперед и пойду за тобой на край ночи!»
На закатном небе вспыхнули странные всполохи.
— Дом золота начинает сиять, — ласково шепнула Исида. — Он ждет тебя…
8
Медес был уверен: кто-то его преследует…
Как только его жена, приняв сильное снотворное, заснула, и ее примеру последовали намаявшиеся с ней за день слуги, Медес незаметно выскользнул из своего роскошного дома. Была глубокая ночь, и секретарь Дома царя, поминутно озираясь и вздрагивая от любого шороха, отправился к ливанцу. Для каждого нового свидания он выбирал новый маршрут, путал следы, делая вид, что удаляется от нужного дома, по нескольку раз поворачивая назад, едва дойдя до цели назначения. Его путь был таким запутанным, что он, как ему казалось, мог запутать любого…
И до сегодняшнего дня это удавалось…
Перед свиданием Медес из предосторожности переодевался в тунику из грубого холста и накидывал на голову капюшон. В таком виде он сам — не то, что кто-нибудь посторонний — не смог бы узнать секретаря Дома царя…
Сегодня — как бы рискованно это ни было — ему просто необходимо было повидаться с ливанцем и получить нужные уточнения.
Если учесть всю его осторожность и все предпринятые им меры безопасности, оставалось только одно предположение: Собек-Защитник установил над ним постоянное наблюдение.
Что это? Специальные меры, касающиеся только его, или общее наблюдение за всеми чиновниками? Не располагая на этот счет никакой информацией, Медес предположил худшее: возможно, он стал главным подозреваемым.
Может ли это быть? Ведь он не совершил ни одной промашки!
Его мучило предположение, что Жергу был арестован в Абидосе… Если он заговорит — а этот болтун заговорит определенно! — то Медес погиб: Жергу его продаст за милую душу.
Единственным утешением для Медеса было то, что у Жергу на ладони было выжжено миниатюрное изображение Сета. В случае предательства тот обратит его в пыль!
Стремясь еще раз убедиться в том, что конспиративный маневр с запутыванием следов удался и за ним никто не идет, Медес присел в укромном уголке и сделал вид, что спит…
Прошла минута. И вот краешком глаза Медес увидел своего преследователя: тощий человек среднего роста! Такого он уложил бы одним ударом!
Но разве это не станет доказательством его виновности? Наблюдатель стал жертвой собственной игры: притворяясь обычным прохожим, он был вынужден идти в сторону от Медеса. Хитрость удалась!
Как только шпион скрылся из глаз, Медес бросился в боковую улицу и побежал со всех ног.
Практически задохнувшись, он юркнул за хлебную печь, выложенную из кирпича, рядом с лавкой хлебопека, и замер, дожидаясь своего соглядатая.
Никого…
Все еще не веря, что оторвался от преследования, Медес сделал большой крюк в сторону от дома ливанца и наконец добрался до желанной двери…
Сторожу, стоявшему с внешней стороны ограды, он предъявил кусочек кедровой коры. Недоверчивый страж долго рассматривал его при лунном свете. Разглядев наконец глубоко вдавленный в кору иероглиф дерева, он открыл перед Медесом тяжелую деревянную калитку.
Сторож, стоявший с внутренней стороны ограды, еще раз внимательно все перепроверил.
— Вас ждут на втором этаже.
Дом ливанца располагался в самом центре бедного квартала, но из-за обширного сада он был невидим с прилегающих улиц. К тому же внешне этот дом ничем не выдавал присутствия несметных богатств, принадлежавших его владельцу. Даже внимательный наблюдатель не мог бы заподозрить такого несоответствия.
Медес на четвереньках забрался по приставной лестнице наверх.
— Проходите, проходите, друг мой, — ласково пригласил его грассирующий голос ливанца.
Удобно разлегшись на ярких подушках, пышнотелый хозяин то и дело накладывал в рот деликатесные сласти, смоченные в пальмовом вине. Он окончательно прекратил все попытки следовать каким бы то ни было диетам, не приводившим ни к каким результатам, а главное, выбивавшим его из равновесия. Теперь к нему вернулось его былое благодушие, а вместе с ним и все прибывающая полнота. Зато не нужно было сопротивляться соблазнам египетской кухни, с помощью которой только и удавалось успокоить его тревоги.
Ливанец был обаятелен и словоохотлив. Его внешность вводила в такое же заблуждение, как и его дом. На вид он был мягкий, безвольный человек, утопавший в облаках чересчур сильных ароматов и пестрых, просторных одеждах. Это был прирожденный делец, которому в коммерции просто не было равных. И если кто-нибудь попадет в его цепкие руки, из них не вырвется…
Медес смотрел на ливанца, и тревога его усиливалась. Тот ласково улыбался, почесывая свой шрам на груди, но Медес помнил, что тот появился у него совершенно не случайно. Один-единственный раз ливанец попытался ослушаться Провозвестника и солгал ему, и когти человека-сокола чуть не вырвали ему сердце… После этого случая ливанец вел себя как послушный раб, правда, уверенный в том, что ему придется играть первую роль в период формирования нового правительства Египта.
Вера Провозвестника потребует многочисленных казней — безжалостной чистки, которой и займется ливанец. Он привык к темным делам и мечтал, что ему поручат возглавить политический сыск, от которого не сумеет укрыться ни одна душа.
— Ну и как наши дела? — раздраженно спросил Медес.
— Дела? Какие уж тут могут быть дела! Из-за новых контролеров — надо признаться, работают они очень эффективно! — наши торговые отношения с Ливаном на время оказались прерванными. Будем надеяться, что эта печальная ситуация не продлится слишком долго!
— Я пришел не за этим!
— Жаль. Я надеялся, что ты мне поможешь.
— Тут нужно дело делать! Когда ты начнешь обещанную серию покушений?
— Когда мне прикажет Провозвестник.
— Если он еще жив…
Ливанец спокойно налил себе и гостю в широкие кубки красного вина.
— Спокойно, мой дорогой Медес, спокойно! Не нужно терять самообладания! Наш господин прекрасно себя чувствует и продолжает заниматься Абидосом. А торопливость еще никому не помогала.
— Известна ли тебе истинная миссия, с которой Икер отправился в Абидос?
— Разве Жергу не привезет нам информацию?
— Я не знаю, вернется ли он!
— Не впадай в пессимизм. Конечно, после гибели моего лучшего агента связь между отдельными ячейками нашей мемфисской сети стала осуществляться медленно и осторожно, но все же, нужно сказать откровенно, ищейкам Собека приходится топтаться на месте, и ни один из наших правоверных соратников еще не арестован.
— За мной сегодня следили, — шепнул Медес. — Это наверняка один из стражников Собека…