— Здесь художественно изложенные научные факты.
— Пошел вон!
Его реакция смутила и расстроила меня. Я ошеломленно вертел в руках резинку и чувствовал себя как дурак. Мои пальцы сжимали свернутые листы плод напряженного труда. Для чего я его создавал?
Наконец я собрался с духом и сказал:
— Разница между нами и животными заключается в том, что мы можем пользоваться словами. Я правильно говорю?
Он кивнул, хотя и с явной неохотой.
— Мы расширяем свой кругозор и учимся с помощью написанных текстов. Если бы ты не умел читать, то никогда бы не узнал о такой далекой стране, как Сиам.
Я прояснил эту идею на нескольких примерах. Он слушал и молчал. Я подождал немного, затем развернул страницы, разгладил их ладонью и начал читать. Чарли не перебивал меня, но когда я закончил свой отчет, на его лице появилось неопределенное выражение. Казалось, он вот-вот рассмеется.
— Как тебе удалось навалить такую кучу дерьма? спросил он с сарказмом.
Его губы кривились. Одна щека подергивалась. Глаза блестели, словно он сходил с ума. Я видел, как тряслись его руки.
— Все это похоже на рассказ из старого дешевого журнала, продолжил Чарли. Где ты нахватался таких фраз? «Ее грудь походила на два холмика взбитых сливок. На конусы чистого экстаза с красными вершинами». Откуда ты взял такое фуфло?
Его слова смутили меня еще больше. Отложив листы в сторону, я попытался объяснить свою позицию:
— Мне хотелось оживить отчет.
Он смотрел на меня с тем же непонятным и странным выражением. Затем его лицо вдруг начало краснеть. Дыхание участилось. На миг мне показалось, что Чарли собирается чихнуть, но он захохотал. Я почувствовал гнев от такого открытого оскорбления. Он смеялся все громче и громче.
— А ну-ка почитай мне тот кусок… хрипло выдохнул он между приступами хохота. Как там было у тебя… «Я увидел, что обе полы ее декольтированного до талии платья крепились лишь брошкой в районе пупка».
И он снова зашелся в безудержном смехе. Такая реакция напугала меня. Я не думал, что Чарли отреагирует на мой отчет подобным образом. Его неудержимый хохот нервировал меня. Я попытался что-то ответить, но началзаикаться. Мое тело стало изгибаться само по себе. Изо рта исходило неприятное мычание…
— А еще, давай, про то…
Он попытался вспомнить точные слова. Я видел, как шевелились его губы.
— Ага! «Я поцеловал ее горячие сладкие губы, а затем толкнул Фэй на кушетку. Она сама подставляла мне страстное тело…»
Наконец мне удалось заговорить, и я с возмущением закричал:
— Ты вырываешь отдельные фразы! Это нечестно! Я дал тебе полный отчет о важных фактах. Каждый описан с абсолютной точностью! Ты должен иметь информацию о том, что случилось в твое отсутствие. Разве не так? Тебе нужны данные для последующих действий.
— Действий? спросил он. Что ты имеешь в виду?
— Ты должен разобраться с ними, когда вернешься домой, не видя здесь сложностей, ответил я.
— Послушай, Джек, это все происходит у тебя в голове, сказал мне Чарли. У тебя просто гнилые мозги. Ты псих! Придурок! Каждый, кто пишет такое о своей сестре, является законченным дебилом! Просто прими это как научный факт! И знаешь, что? Ты тупой извращенец! Ослиная задница! Пошел вон отсюда!
В коридоре появились две медсестры. Чарли повысил голос и попросил их подойти.
— Уберите его отсюда! Он выводит меня из себя!
Я встал и ушел. Мне давно уже хотелось убежать от этого неблагодарного человека. На всем пути от Сан-Франциско до Инвернес меня трясло от гнева и обиды. Это был худший день в моей жизни. Я знал, что не забуду его до самой смерти. Когда автобус проезжал через парк Самуэля Тейлора, мне в голову пришла мысль обратиться к третьей стороне к объективной и незаинтересованной персоне. Допустим, я изложу ей всю ситуацию: мои намерения при составлении отчета и неправомерную реакцию Чарли. Пусть эта персона взвесит мои аргументы и придет к независимому решению. Мне просто хотелось понять, что я сделал не так… что было сделано неправильно.
Сначала я планировал написать письмо в журнал «Сан-Рафаэль» или в газету «Бейвуд-Пресс». Я даже начал составлять в уме послание к редактору. Но затем нашлось другое решение. Распрямив листы на коленях, я исправил ошибки и отредактировал фразы, которые по тем или иным причинам не понравились Чарли. После этого мне оставалось лишь вложить отчет в конверт и написать адрес Клавдии Хэмбро. Выйдя на остановке в Инвернес-парке, я пошел по узкой дороге к ее особняку. Не создавая лишнего шума и не отвлекая обитателей дома от важных дел, я подсунул конверт под дверь и ушел.
Уже у дома Фэй (а пешая прогулка от Инвернес заняла больше времени, чем езда на автобусе) я вдруг понял, что не написал на отчете свое имя. На мгновение мне захотелось вернуться, но затем я вспомнил, что у меня с миссис Хэмбро имелась телепатическая связь. То есть она должна была понять, от кого пришел этот важный документ. Кроме того, в отчете указывались имена Ната Энтайла и моей сестры. Поэтому она без проблем могла определить источник информации.
Обрадовавшись этому счастливому стечению обстоятельств, я быстрым шагом направился домой. Затем мне вдруг вспомнилось, что через месяц наступит конец света и в тот день, который я назвал на собрании, все знакомые люди Чарли, Фэй, Натан и Гвен погибнут в космическом огне. Теперь уже ничто не имело принципиального значения. Неважно, признает ли Чарли изложенные факты. Неважно, как он поступит, когда вернется из госпиталя. Теперь все неважно. Я знал, что все эти люди превратятся в радиоактивную пыль. Просто в горстку черного пепла.
Яркая картина их гибели преследовала меня почти неделю. Я не мог избавиться от нее, как бы ни старался. Несколько раз мне удавалось думать о чем-то еще, но картина катаклизма снова и снова вставала перед глазами.
(тринадцать)
Однажды вечером, когда Нат приехал в дом Фэй, дети встретили его возбужденными криками. Как только он вышел из машины, Бонни сообщила ему:
— Одна из овец родила ягненка! Она родила его всего две минуты назад!
— Мы видели роды через окно! прокричала Элси. И девочки из «Синички» тоже видели. Они пекли хлеб и заметили четыре ножки, а я сказала им: «Смотрите, это ягненок!» Так оно и оказалось. Мамочка говорит, что это овечка! Это девочка-ягненок. Иди быстрее!
Девочки подпрыгивали от восторга и бежали рядом с ним. Натан миновал гостиную и вышел в патио. Фэй, одетая в излюбленные желтые шорты, топик с открытой спиной и сандалии, сидела в кресле-шезлонге и пила мартини.
— Одна из овец дала приплод, сказала она, не оборачиваясь. Мои подопечные из «Синички» только что уехали.
— Да, дети рассказали мне, ответил Нат.
Фэй продолжала смотреть на поле, которое начиналось за невысокой оградой и сеткой для бадминтона. Наконец Нат заметил овцу. Она лежала на боку, как большой темносерый мешок. Он не видел ягненка только какое-то шевеление. Время от времени ухо овцы подрагивало.
— Это означает, что она взволнована, сказала Фэй. Когда овцы прядут ушами, это признак тревоги.
Чуть позже овца встала на ноги, и Нат увидел крохотное черное пятно на траве. Это был ягненок. Овца подталкивала его сначала носом, затем одним из копыт. Ягненок поднялся, дрожа и покачиваясь на тонких ножках. Он прильнул к разбухшему соску матери и стал сосать молоко.
— Мы уже обо всем позаботились, сказала Фэй. Я закрыла собаку в ванной, так что, если пойдешь туда, не выпускай ее. В прошлом году чертов пес убил всех ягнят. Он нашел их, когда они были в крови, и, видимо, посчитал кусками мяса.
— Понятно, сказал Нат.
Он сел на плетеный стул рядом с Фэй. Девочки, побыв немного с ними, пошли кататься на трехколесном велосипеде.
— Мне кажется, что она собирается рожать второго ягненка, сказала Фэй. Смотри, какая она толстая.
— Может, просто молока много собралось?
— Нет.
Позже, на закате, занося в гараж трехколесный велосипед, Нат увидел, что овца опять лежит на боку. Ее задняя часть ритмично сотрясалась. Он понял, что хозяйка дома была права, и направился на кухню. Фэй готовила салат у плиты.
— Ты угадала, сказал он. У овцы снова схватки.
— Этот ягненок родится мертвым. Если интервал между родами больше часа, второй ягненок всегда умирает.
Она отставила тарелку в сторону и пошла надевать плащ.
— Но ты же не знаешь наверняка, возразил он, следуя за ней. Может быть, все обойдется.
Нат ничего не знал об овцах, но ему хотелось приободрить ее, вселить какую-то надежду. Взяв фонарь, а небо уже потемнело и встретило их россыпью звезд, они направились к овце. Животное стояло на ногах и щипало траву. Рядом лежал первый ягненок. Его головка была приподнята.
— Придется звонить ветеринару, сказала Фэй.
Вернувшись в дом, она долго говорила по телефону.
Нат скучал, бродил по комнатам и временами смотрел через окно на поле. Снаружи стемнело. Он видел только контуры эвкалиптов на повороте подъездной дорожки.
Фей вышла из спальни и сказала:
— Ветеринар просил перезвонить через час или раньше, если что-то случится. Говорит, овца должна пройтись немного. Мы должны заставить ее ходить. Это ускорит роды. Но он согласен со мной. Нет никаких шансов, что ягненок родится живым.
Они поужинали, затем, так и не убрав посуду со стола, надели плащи, взяли фонарь и вышли на поле. Круг света выхватил из темноты одну овцу, затем другую.
— Нет, крикнула Фэй. Свети туда.
Нат повел лучом фонаря и увидел овцу у забора. От нее тянулась какая-то черная паутина, которая, провисая в воздухе, вела к небольшому пятну мокрой черноты на траве.
Казалось, что там лежал какой-то сморщенный ком. Фэй пошла поближе и сказала ровным голосом:
— Это мертвый ягненок. Большой.
Пригнувшись ниже, она добавила:
— Хорошенький. Мужского пола. Она его только что родила.
Фэй засучила рукава и начала отдирать от овцы кровавые мокрые волокна. На мордочке овцы блестели полосы слизи.
— Был бы барашек, сказала Фэй, переворачивая ягненка.
— Да, очень жаль, ответил Нат.
Он не чувствовал никаких эмоций только физиологическое отвращение к комку кровавой слизи. Испугавшись, что Фэй передаст ему труп, он отступил на шаг и вдруг почувствовал вину. Тем временем Фэй, раздвинув пасть ягненку, несколько раз надавила на его реберную клетку.
— Он все еще теплый, сказала она. Прежде я находила окоченевшие тела. Этот очень большой. Роды шли пять часов. Он слишком долго выходил.
Фэй подняла ягненка за заднюю ногу и похлопала его ладонью по грудине.
— Так делают со щенками, объяснила она. Черт! Не помогает. Жаль. Идеальный ягненок. Разве не странно? Он пять месяцев развивался, а затем взял и умер. Какая беда!
Она продолжала делать ему массаж сердца, очищала морду от слизи и похлопывала его по бокам. Овца и выживший ягненок отошли подальше.
— Они умеют отличать живых от мертвых, сказала Фэй. Иногда овцы подталкивают носом ягнят целый час, пытаясь оживить их.
Она встала.
— Посмотри на мои руки. Они все в крови.
— Ты хочешь, чтобы я отнес труп в мусорный ящик? спросил Натан.
— Нет, мы похороним его.
Тошнота отступила. Он поднял ягненка за заднюю ногу. Какой тяжелый! Неся его перед собой, Нат направился к дому. Фэй шла в двух шагах позади, освещая фонарем дорогу.
— Зато одного она точно выкормит, сказала Фэй. Когда ягнята рождаются слишком слабыми, мы приносим их домой, обмываем и сушим, кормим специальным сиропом, даем воду, а затем возвращаем самке. У нас никогда еще не было ягненка-самца. Они очень хрупкие и нежные. В основном рождаются мертвыми. Слишком большие, чтобы вылезти.
С помощью лопаты и кайла Натан вырыл яму около кипарисов. Там почва была более влажной и мягкой.
— В любом случае у тебя остался один ягненок, сказал он, вытирая пот.
Фэй промолчала.
— На меня произвело большое впечатление то, как ты без колебаний начала удалять с нее эту дрянь.
Настоящая женщина-фермер, подумал он. В шортах, сандалиях и синем плаще. Никакого волнения или отвращения. Традиции и прочные устои, о которых я недавно размышлял. Лучшие ее качества. Они всегда проявляются в критических ситуациях, и тогда Фэй начинает действовать без оглядки.
— Мне следовало сделать ему искусственное дыхание, сказала она. Рот в рот. Но я не могу. Слизь, кровь… Это выше моих сил. Пойду, позвоню ветеринару и расскажу ему, что случилось.
Передав фонарь Натану, она направилась к дому. Похоронив ягненка, он вымыл руки под краном во дворе и вернулся в гостиную. Девочки ушли в свою комнату смотреть телевизор. На столе стояла неубранная посуда. Нат собрал тарелки и вилки и отнес их в раковину. Интересно, где был Джек? Наверное, в своей комнате. Брат Фэй не появлялся на виду, когда Нат приезжал сюда по вечерам. Он даже не ел вместе с ними.
— Я помою посуду сама, войдя в кухню, сказала Фэй. Оставь ее в покое.
Она прикурила сигарету.
— Пойдем, посидим в гостиной.
— Где твой брат? спросил Натан, когда они сели на кушетку.
— У Клавдии Хэмбро. На встрече группы. Чрезвычайная сессия.
Она задумчиво курила.
— Ты опечалена?
Она приподняла голову и посмотрела на него.
— Немного. Просто задумалась кое о чем.
— Да… Смерть ягненка опечалила бы любого.
— Дело не в ягненке, ответила Фэй. Меня опечалило, что ты хотел помыть посуду. Ты ведь собирался это сделать, верно?
— А почему бы и нет?
— Мужчина не должен мыть тарелки.
— Мне казалось, что ты будешь не против.
Натан знал, что ей не нравилось мыть посуду. Она всегда поручала это дело кому-нибудь другому например своему брату.
— Я хочу, чтобы ты никогда не делал этого, заявила Фэй.
Она вонзила сигарету в пепельницу и потушила ее.
— Даже если я попрошу, скажи мне «нет».
Встав с кушетки, она начала ходить по комнате.
— Ты не против, если я немного похожу?
На ее лице застыла механическая улыбка. Почти гримаса.
— Ты всем своим видом просила меня помыть посуду, но надеялась, что я откажусь? возмутился Нат. Тебе хотелось услышать от меня слово «нет»?
— Никогда не соглашайся, если я буду заставлять тебя делать женскую работу. Это неправильно. Мужчина Должен оставаться сильным. Он должен сохранять свой авторитет. Мужчина в браке абсолютный лидер, а женщина обязана ему подчиняться. Без наставлений супруга она не понимает, что нужно делать для благополучия семьи. Надеюсь, ты будешь мной руководить. Я хочу зависеть от тебя.
— То есть, выполняя твои просьбы и домашнюю работу, я теряю свой авторитет?
— Ты опускаешься в глазах других людей, поправила она. И тем самым ты позоришь меня. Если хочешь нравиться мне, то просто оставайся самим собой и делай то, что считаешь нужным. Я буду уважать тебя еще сильнее, если ты начнешь демонстрировать мужской авторитет. Детям тоже важно чувствовать его.
— Значит, плохо, когда дети видят, как мужчина моет тарелки?
— Плохо, когда мужчина выполняет указания женщины. Дети должны видеть обратное. Те моменты, когда он указывает женщине. Это принципиально важно. Я надеюсь, что ты будешь вести себя со мной авторитетно. Вот что ты должен привнести в наш дом. Мужской авторитет. Мы все нуждаемся в нем.
— Ага! ответил он, с трудом сохраняя спокойствие. Выходит, под мужским авторитетом ты подразумеваешь мои капризы и споры с тобой? Хорошо. Допустим, я возразил тебе. Что дальше? Что ты сделаешь?
— Я буду уважать тебя.
— Нет! Тебе это не понравится. Разве ты не видишь парадокса? Если я выполню твою просьбу…
Она печально вздохнула.
— Ладно. Вали теперь все на меня.
— Что?
— Я снова оказалась виноватой, ответила Фэй.
Нат с изумлением посмотрел на нее, не понимая этой быстрой смены настроения.
— Нет, давай разберемся, наконец сказал он. Мы оба вовлечены в некую ситуацию. В общении друг с другом нам следует гармонично совмещать чувство ответственности и собственные принципы. Никто не должен манипулировать другим.
— Тем не менее ты манипулируешь мной. Ты пытаешься изменить меня.