— Значит, в глубь страны?
— Конечно! Иными словами, уходим от Ребурна и цивилизации.
— Ужасно! Положение осложняется!
— Да и темнеет… Где же мы пристанем?
— Где повезет.
Минут через десять мрак накрыл всю округу. Плот, подхваченный, как соломинка, сильным течением, несся неизвестно куда.
Молодые люди прижимались друг к другу, сидя по-турецки на морщинистой коре, и вслушивались в страшный грохот наводнения, поглощающий все остальные звуки. Они мчались по водной глади, в которой дрожали отражения звезд, стрелой проносились мимо каких-то черных глыб. Им поминутно казалось, что их «плот», того и гляди, налетит на скалы, попадет в стремнину водопада, будет сброшен в бездну. Так, в предсмертной тоске, проходили мучительные часы.
— Черт побери! Мы идем со скоростью больше десяти лье в час, — заметил парижанин, — должно быть, попали в лапы дьявола или скоро к нему прибудем.
— Ну и хорошо! Лишь бы скорее кончилось. Хватит с меня, не хочу болтаться словно щепка, сил больше нет, ноги свело, в желудке урчит от голода. Не глупо ли все это? Лучше уж сразу на дно…
— Как, ты еще недоволен? После такого-то букета приключений? Чего же тебе еще надо? Я так в восторге — иду по славным следам отца! Потерпи чуток… Скоро рассветет, оглядимся, где мы, тогда попытаемся пристать и поищем еды.
— Хотя бы хорошую сигару, чтобы перетерпеть, — проговорил Меринос.
— А мне хотелось бы еще и картошки слопать.
— Опять ты надо мной смеешься, — заметил американец.
— Ничуть. Я только говорю о своих вкусах, — отозвался Тотор. — Но вот и солнце… О сияющее светило! Привет тебе и благодарность! Ага, — перемена декораций!
Действительно, местность совершенно изменилась.
Наводнение окончилось. Его шум, впрочем, прекратился еще раньше. Плот мчался по узкому, быстрому и глубокому потоку, который окаймляли скалы, выступавшие из красного песка. Справа и слева тянулась унылая равнина без зелени, без цветов и птиц. Видны были лишь выжженные солнцем травы да редкие карликовые кусты с пожухлыми листьями.
— Невесело, — заметил разочарованный Тотор.
— Настоящая пустыня, в которой мы умрем от голода, — проворчал Меринос.
— Во всяком случае, не от жажды, — ответил Тотор.
Говоря это, он протянул руку и зачерпнул горстью прозрачную воду, но тут же выплюнул ее с гримасой отвращения.
— Да она соленая, как в море!
— Видишь! Ни воды, ни плодов, ни дичи, ни корней. Нам конец, — сказал Меринос.
— Погоди, на паникуй.
— Чего же ждать?
— А лук и стрелы, которые издали придают мне сходство с Аполлоном, богом искусств и охоты? Я берусь наполнить наши кладовые…
Вдруг плот начал раскачиваться и зарываться носом. Берега сузились. Течение становилось все быстрей, и вскоре друзей внесло в ущелье.
— Держись! — крикнул парижанин. — Тут придется нелегко!
Пробковый плот стрелой летел по теснине. Тотор и Меринос чувствовали, как он обламывается на невидимых острых камнях, но все же проскальзывает, обходя самые опасные места. Вдруг они выплыли в чудесное ярко-синее озеро.
Течение понесло их к берегу. Невдалеке от воды возвышалось дерево необыкновенных размеров. Одно-единственное.
Измученный, мокрый Тотор поднялся, готовясь прыгнуть на берег, взглянул на дерево и вдруг сказал:
— Эй, Меринос, успокойся!.. Мы в цивилизованной стране — на дереве повешенный!
ГЛАВА 7
Неизвестная жертва. — Муравьи-солдаты. — Пуговицы американского портного. — Пересмешник. — Обезоружены, — Съедобная кора. — Неприятное пробуждение. — Мистер Пять и мистер Шесть. — Обвинены в убийстве. — Удар кнутом. — Живыми или мертвыми!
Тотор и Меринос спрыгнули с плота. Спины ломило. Разминая сведенные ноги, они, шатаясь, подошли к очень странному дереву, сам вид которого изумил их.
Представьте себе громадную глиняную бутылку , высотой в семь-восемь метров! «Бутылка» стояла на желтом песке. Суженная у основания (метра два в диаметре), она расширялась в середине, снова делалась ýже и образовывала «горлышко», от которого во все стороны расходились ветви этого великолепного представителя флоры.
Серая кора казалась гладкой, и по ней струился сок. Капли блестели на солнце, как россыпь драгоценных камней.
Несмотря на неважное состояние духа и тела, Тотор, конечно, не преминул бы отпустить какую-нибудь шутку по поводу сего феномена австралийской природы, чудеса которой неисчислимы.
Но всегдашний насмешник, готовый смеяться даже над самим собой, застыл, опустив голову. Его сердце сжалось при виде повешенного, и он тихо прошептал:
— Несчастный, несчастный…
Не менее взволнованный Меринос был потрясен до глубины души. Ему казалось, что существует какая-то таинственная связь между ним и этим безвестным страдальцем, давно, впрочем, уже отстрадавшим свое.
Взяв друга за руку, американец сказал:
— Это преступление, отвратительное преступление. Мало того что его повесили, так еще головой вниз!
Они подошли ближе. Несчастный и в самом деле был подвешен за ноги. Толстая цепь стягивала его лодыжки, а массивный железный штырь через два звена с силой вбит в ствол.
Утонченно жестокие палачи сделали так, чтобы голова обреченного касалась земли. Должно быть, он вставал на руки, приподымал затылок, отчаянно борясь с приливом крови — а нестерпимая боль обручем сжимала его мозг, раскалывала череп…
— Уйдем! Не могу больше… — пробормотал Меринос.
— Ну-ну, успокойся, — ответил ему парижанин. — Держись!
— А что ты хочешь делать?
— Хотя это ужасно, но следует осмотреть платье несчастного. Может быть, найдем какие-нибудь указания, бесценные и для его родных, и для правосудия, а потом постараемся руками выкопать ему в песке могилу… Ах, нет… его невозможно снять.
Еще раз осмотрев цепь и штырь, француз страшно побледнел. В толстой коре бутылочного дерева ножом были глубоко вырезаны слова: «Смерть предателям», буквы «Б. Р.», а ниже — пятиконечная звезда.
— Это подпись бандитов, которые хладнокровно отомстили таким ужасным образом, — сказал Тотор. — Но мужайся, друг!
Дрожащей рукой француз дотронулся до платья мертвеца. Изящного покроя сероватый костюм, на ногах — шелковые носки… Богатый турист? Белые руки тонки, ногти ухожены…
Похоже, что смерть наступила не более трех дней тому назад.
Тотор осмотрел карманы несчастного, но не нашел ровно ничего.
— Убийцы все вытащили, — сказал он.
— Взглянем на его лицо, — предложил Меринос, немного овладевший своими нервами.
Голова жертвы была полузасыпана песком — виднелся только затылок. Короткие рыжеватые волосы…
Парижанин приподнял тело, повернул его и вскрикнул от ужаса: лица… не было.
Целая армия ужасных плотоядных насекомых бросилась врассыпную. Австралийцы называют эти прожорливые создания «soldiers emmets», муравьями-солдатами. Сантиметра в два длиной, с красным щитком, голубоватым брюшком, они впрямь напоминали солдат: шли вперед сомкнутыми рядами, шевеля челюстями, острыми, как кусачки. Времени, похоже, они не теряли, о чем свидетельствовали проделанный ими подземный ход и уже исчезнувшее лицо жертвы.
— Мы ничего не узнаем, — печально заметил Тотор. — А впрочем… Гляди-ка: на пуговицах — фирменная метка портного: «Диксон и Вебер»…
— Не может быть! — вскрикнул потрясенный Меринос. Приподняв свой некогда роскошный жилет, который час от часу приобретал все более жалкий вид, он показал парижанину пуговицы, на которых читалось то же: «Диксон и Вебер, Нью-Йорк».
— Удивительно, — продолжал он. — Диксон и Вебер — лучшие портные в Америке. Они шьют только на избранную публику и дерут бешеные деньги. Так что этот джентльмен наверняка выдающийся гражданин моей страны. А элегантная тройка — не самый обычный наряд в ужасной пустыне!
Подавленные всем увиденным, молодые люди несколько минут стояли неподвижно.
Наконец Меринос, прервав тягостное раздумье, первым нарушил молчание:
— Что же нам теперь делать? Сознаюсь… к своему стыду… мне смертельно хочется есть…
— У меня так живот к спине прилип! — сказал Тотор.
В это время над их головой среди ветвей раздался мрачно-иронический смех. «Ха, ха, ха!» — звучало в ветвях.
Кажется, кто-то насмехался над людьми и их несчастьем. Тотор взглянул вверх и увидел крупную серовато-коричневую птицу с хохолком, торчащим как пакля, и уродливым клювом. Птице, впрочем, было не до людей: она пожирала громадную зеленую ящерицу.
— Ха, ха, ха! — заливалась отвратительная хищница, разрывая на части рептилию . Та отчаянно извивалась в ее когтях.
— Что за безобразное создание! Туда же, насмехается! Ну погоди, мерзкая курица! — воскликнул Тотор. Он даже не подозревал, насколько прав: «курица» действительно была кошмарной птицей. Друзьям довелось увидеть австралийского пересмешника — злого гения здешних пустынных мест. Раскаты его мрачного хохота нередко отдаются в ушах несчастных, умирающих здесь от голода.
— Противный голос, скверные перья, но, может быть, из нее выйдет недурное жаркое? — прибавил парижанин.
Он нагнулся, чтобы поднять лук и стрелы, которые положил у подножия, и вдруг вскрикнул от ярости:
— Я обезоружен… И уже не могу развести огонь!
— Неужели? Вот незадача!
— Хуже: бедствие!
— Но что случилось? — спросил Меринос.
— Муравьи накинулись на тетиву — ведь она, ты знаешь, была из кожи угря! Вот они ее и сожрали. Мой лук теперь — просто палка!
— Что же будет с нами? — печально спросил американец.
— Ба! Придется затянуть пояс потуже… Разве случайно найдем что-нибудь съестное.
— Ах, опять страдать! Ужасно — постоянно ощущать пустоту в желудке. Никогда прежде я не знал этой пытки.
— А сколько людей терпят ее? — заметил Тотор. — О, эта милостыня, которую рассеянно суют горемыкам! О, кусок хлеба, который так чудесно «лечит» от голода!
— А я, как беззаботный и пресыщенный дурак, не хотел и слышать о благотворительности… Тотор, если я спасусь, вокруг меня никогда не будет голодных!
— Представляю, какую ты задашь работу отцовским поварам, — сказал Тотор.
— Я теперь понимаю обязанности богатых относительно неимущих!
Слушая товарища и покачивая головой в такт его словам, Тотор в то же время машинально наблюдал за исполинскими муравьями. Теперь эти прожорливые насекомые напали на кору дерева-бутылки. Парижанин видел, как они жадно поглощали сок, сочившийся изо всех трещинок и тонких стружек, вырванных их челюстями. Взяв пальцем одну из полусгустившихся капель, Тотор лизнул ее — и нашел, что вкус довольно приятный. Вынув из кармана нож, он проговорил:
— А почему бы и нет?
Находчивый француз быстро вырезал квадратный кусок коры, толщиной сантиметра в три. Она была мясиста, нежна, сочна.
— Смотри-ка ты! Желтая, как репа… а пахнет шампиньонами!
Юноша смело поднес кору ко рту и съел ее.
— Берегись! — тревожно вскрикнул Меринос.
Кто боится, останется ни с чем… И потом, все равно от чего-нибудь да придется умереть! Впрочем, чем позже, тем лучше.
За первым ломтем коры последовал второй, и Тотор произнес довольным тоном:
— Прямо райская еда! А заодно — и питье… Попробуй-ка!
Меринос больше не колебался. Он схватил влажный, истекающий соком кусок и принялся за него с жадностью обезьяны, похрустывающей сахарным тростником.
— Еще, еще! Она восхитительна, — сказал Меринос, — я съел бы все лохмотья с этого дерева!
Снимать кору стало гораздо легче. Тотор, не теряя времени, отдирал большие куски. Они легко отделялись от ствола — достаточно было сделать круговой надрез. Получались большие тартинки , быстро исчезавшие в желудках голодных юношей.
— Ха, ха, ха! — смеялась «мерзкая курица», пожиравшая ящерицу.
Набив рот, Тотор и Меринос лишь пожали плечами: наплевать им на ироничные крики зловещей птицы!
Наконец-то у них есть пища! И они поглощали ее как голодные звери, забыв о повешенном. Каким лакомством казалась им кора, все равно — ядовитая, не ядовитая!
Так прошло около получаса. Утолив голод и жажду, Тотор и Меринос почувствовали усталость. Еще бы! В течение тридцати часов они не смыкали глаз, а последняя ночь на пробковом плоту была особенно изматывающей. Отыскав место в тени, бедняги легли на горячий песок и тотчас же заснули. Было около семи утра.
Живительный сон длился долго. Солнце прошло половину своего пути; зной в иссушенной пустыне стал нестерпим. Тень постепенно сместилась, и лучи солнца жгли спящих.
Тотора мучил кошмар. Ему снилось, будто что-то невыносимо тяжелое давит на грудь, душит… неведомые узы до боли стягивают руки… Он вздрогнул и с криком проснулся.
Сон превратился в ужасную действительность. На грудь Тотора давило колено черного исполина. Одет негр был, однако, как белый: желтые сапоги и фуражка с козырьком, прикрывавшим затылок.
Необыкновенно ловко он тонким шнурком стянул руки Тотора повыше кистей.
С Мериносом было то же самое. Он открыл глаза и яростно вскрикнул, увидев, что второй, столь же огромный негр связывал его со сноровкой кузнеца, ворочающего свои железяки.
Едва опомнившись от нападения, молодые люди заметили двух великолепных, оседланных по-военному лошадей, с закинутыми на шею уздечками. Конечно, они принадлежали чернокожим молодчикам.
Как большинство янки, Меринос жестоко презирал всех негров. Настоящий потомок таких аболиционистов , которые, невзирая ни на какие декларации о равенстве, ни за что не сядут с негром за один стол.
Дрожащим от возмущения и гнева голосом он крикнул:
— Грязная свинья! Как ты смел поднять руку на меня, чистокровного белого, джентльмена?
Негр выпрямился и детским голосом, жестоко коверкая английский язык, ответил:
— Я не есть свинья, я слуга его величества король Эдуард.
— Лжешь!
— Я не лгать. Я инспектор конная полиция мистер Пять.
— А я — бригадир полиции мистер Шесть, — прибавил второй чернокожий, сняв колено с груди Тотора.
Наконец-то можно дышать! Парижанин сделал глубокий вдох и сказал примирительным тоном:
— Вы полицейские? Отлично! Но почему же вы безо всякого повода схватили мирных путешественников? Вы меня понимаете, конечно, мистер Шесть?
Черным и сухим, как лакричная палочка, пальцем мистер Шесть (вероятно, шестой номер) почесал кончик своего носа, подумал и ответил, выражаясь по-английски гораздо правильнее своего товарища:
— Вас надо арестовать и отвезти… живых или мертвых. Это закон.
— Да за что же? Вы нас знать не знаете, мы иностранцы и в Австралии-то всего неделю, — продолжал француз.
— Не надо лгать! — воскликнул мистер Шесть. — Да, мы доставим вас живыми или мертвыми куда следует, потому что вы — агенты бушрейнджеров…
— Буш… Кого? — недослышав, спросил Тотор.
— Бушрейнджеров — беглых каторжников, лесных бродяг, разбойников, воров и убийц… страшного сообщества, которое действует по всей Австралии. Да вы сами знаете лучше меня, — ответил негр.
— Мистер Шесть и мистер Пять, если вы не насмехаетесь над нами, то попали пальцем в небо, — сказал парижанин. — Я — мистер Тотор из Парижа, а мой спутник — мистер Меринос из Нью-Йорка. Мы были пассажирами парохода «Каледонец», плыли из Европы и, по несчастью, оказались за бортом.
— Неделю тому назад?
— Да!
— И вы прошли пешком через леса и пустыни, все четыреста миль от океана досюда? И вы хотите в этом уверить нас? Ну, не так-то мы глупы, — сказал мистер Шесть.
— Да, да, — с торжеством закричал номер Пять. — Вы — плохой белый! Вы лгать! Вы резать! Вы — бушрейнджеры и убили этот несчастный!