– Я не шучу, Шуша. Мне очень плохо. Ты украл мои деньги.
– Сама предложила.
– Когда?
– Нет, я не понял! Тебе нужны деньги? Приезжай, решим.
Перед уходом я заглянула в комнату Винды.
Она горячо говорила, обращаясь к стене:
– Ты пойми, ненависть, любовь, с ними ничего не делается. Они не меняются. А средние чувства – разве стоит ради них жить? Ответь мне!
Письмо восемнадцатое
Да, Володечка, есть слабые люди, обладающие мощной силой. Это сила воздействия слабости. Ею обладал Шуша. Я пришла выбить из него деньги или хотя бы поругаться. А он выглядел таким растерянным, таким несчастным. Сказал, что всё возместит. Что любит меня. И как-то так получилось, что через час мы сидели рядышком и радостно глядели в пространство.
Вместо лечения я опять угодила на этот круг. Где мы были, что употребляли, откуда брали деньги, меня это не интересовало. Я перестала ходить в университет. Я понимала, что могу погибнуть, но мне было всё равно.
Были дни, а может, и недели, когда я вообще совсем не чувствовала и не помнила себя, а очнувшись, попадала в такое состояние, будто лежу под колесами автомобиля, раздавленная, и не могу выбраться.
Такой я себя обнаружила однажды в квартире, с которой начались мои приключения, – в квартире со сквозной дырой.
Я очнулась в интересный момент. На самом верху сидел на перилах, ногами внутрь, Шуша и кричал:
– Докажите мне, что я должен жить! Хоть одну причину вгоните мне, что я должен жить!
Там было очень высоко, а внизу каменный пол. Прыжок был верной смертью или в лучшем случае калечением. Но друзья и подруги, наш КлуСКЛ, наш клуб красивых людей, среди которых была и разрисованная Винда, да и другие, как я наконец разглядела, тоже были подкрашены и улучшены, все только посмеивались. Но время от времени ктото всё же выдвигал свою версию необходимости жизни.
– Если ты умрешь, ты не женишься и у тебя не будет детей!
– И прекрасно! Значит, повезло девушке, на которой я не женюсь, и детям, которые от меня не родятся!
– Если ты умрешь, ты больше никогда не закуришь, не вколешь, не внюхаешь!
– И отлично! Зато сейчас умру быстро, а после закурок, вколок и внюхов рано или поздно смерть долгая и мучительная. Кстати – всем гарантирую!
– Ты не напишешь прекрасных картин, книг и музыки!
– А я и так не пишу картин, книг и музыки!
– Нам будет тебя не хватать!
– Наконец-то! Наконец-то вам будет не хватать не чего-то, а кого-то!
– Ты огорчишь папу и маму!
– Они давно хотят, чтобы я сдох!
– Ну и сдохни! – прозвучал негромкий и хриплый голос.
– Кто это сказал? – спросил Шуша.
Все вертели головами. Кто-то указал на меня:
– Она.
Я не слышала, что говорила это, но была согласна.
– Да, – сказала я. – Сдохни. Давно пора.
– Вот! – поднял палец Шуша. – Это я и хотел услышать! У Дины есть горючее желание, чтобы я сдох. Чем жив человек? Желаниями. Если я буду жив, у Дины желание, чтобы я сдох, останется, а если сдохну, оно исчезнет. Я не хочу лишить ее этого желания. Я остаюсь жить!
Он повернулся, чтобы вылезти, и тут нога его соскользнула.
Он упал с молчаливой и глупой серьезностью – так кошки срываются со шторы, не понимая, что происходит. Но кошек инстинкт ставит на четыре лапы, а Шуша упал головой.
Я встала и ушла.
Я не интересовалась узнать, что там будет дальше68.
К кому я могла обратиться? К Борису. Он бы помог – и помог бы с радостью, но вот именно радости его я опасалась: он был муж моей сестры.
Все остальные были на уровне шапочного знакомства.
Чудовище мое не подавало никаких признаков существования. Выжидало в кустах – возможно, не зная, что со мной происходит.
Оставался Павлик Морзе.
Он даже не удивился, когда я позвонила, наоборот, будто ждал этого звонка.
Мы встретились очень странно: он сидел в своей машине, а я в своей, мы видели друг друга, но говорили по телефону.
– Ты меня боишься? – спросила я шутливо.
– Да, – сказал он вполне серьезным голосом. – Я вообще как о тебе подумаю, меня сначала страшно заводит, а потом я полдня хожу без сил. Ты энергетический вампир. Причем даже на расстоянии. Так что давай коротко, в чем дело? Деньги нужны?
– Да. Меня обокрали.
– Ну, не обокрали, своими руками отдала.
– Откуда ты знаешь?
– Винда рассказала.
– Ты с ней знаком? – поразилась я. – Может, ты ее ко мне и подослал?
– Может быть. Короче, ты по уши завязла, хочешь вылечиться, тебе нужны деньги, я правильно понимаю?
– Да.
– А работу не пробовала найти?
– Пробовала, но...
– Ясно. Вид нетоварный. Потеем не вовремя, бледнеем некстати. И на коже пятнышки. Есть на коже пятнышки?
– Есть.
– Кокс, он даром не обходится. Говорил я тебе, учил я тебя: веди здоровый образ жизни. Против Москвы есть только одно средство: уединение и здоровье. То есть два в одном.
– Ничего ты мне этого не говорил.
– Да? Забыл, значит. В общем, так. Тебе нужны деньги, я знаю, как их достать.
– Что-нибудь паскудное?
– Не без этого.
Он вкратце изложил: есть такой феноменальный человек Бокинин, он же Бокий, Бокия, Бокинян, Бокинеску, Бокинелли, Бокински и т. п., гражданин мира, фантазийный бездельник и коллекционер. Коллекционирует знаменитых женщин. А именно: различными способами доводит дело до того, чтобы сняться со знаменитой женщиной в эротической позиции, можно без секса.
– Зачем ему это?
– Развешивает фотографии по стенкам и показывает друзьям.
– Но может и опубликовать?
– Исключено. Ему это не надо. Он готов расписку дать.
– И возьму. То есть взяла бы, – спохватилась я. – Я на это не пойду.
– Как хочешь, – спокойно отреагировал Павлик.
И отключился, а его машина тронулась с места.
Я перезвонила ему и сказала, что согласна.
Да, Володечка, я согласилась. Все-таки без контакта, просто съемка. Так снимаются киноактрисы – и тоже иногда обнаженными.
Я достала деньги и прошла курс лечения. Не знаю, насколько именно это лечение мне помогло, потому что было чрезвычайно плохо, и, в сущности, всё сводилось к тому, чтобы терпеть, а чтобы легче было терпеть, давали седативные средства. Таким лечением я и дома могла заняться. Но было бы, конечно, труднее в одиночку.
Одиночка, Володечка! Как часто я повторяла мысленно это слово на разные лады: одиночка, одинокая, одна. Не к кому пойти. К Ларе и Борису – нарваться на тоскующие взгляды Бориса. С сокурсниками ни с кем толком не знакома. Были моменты – подмывало вернуться домой, к маме. Но это значило – слишком многое проиграть. Я застряну тогда навеки в своем любимом городе, где надо мной висит обещание неведомого человека завладеть мной через два-три года, значит, в который уже раз я убеждалась и говорила себе, нужна защита. Без защиты никак и нигде.
И опять пригодился Павлик. Странно, но только ему я могла позвонить и поделиться своими проблемами, только он выслушивал меня, понимал и даже брался помочь. Да, как умел, да, небескорыстно (с коллекционера он взял очень хорошие комиссионные).
Павлик сказал:
– Ты должна сделать то, что давно пора сделать. Тебе нужен спонсор. А еще лучше – муж.
Я сказала, что замуж нельзя – мне предстоит принять участие через полгода в конкурсе «Мисс мира», туда замужних не берут. Поэтому и «мисс», а не «миссис». А что касается спонсора, то мне это слишком противно. Моя аллергия обострится, я просто не смогу. Вот если бы нашелся человек, согласный на совместное проживание без контактных отношений.
– Найдем! – пообещал Павлик.
И нашел.
Письмо девятнадцатое
Вспоминая этого человека, Башмакова Константина Константина, я, Володечка, думаю почему-то сразу о тебе. Не потому, что ты мог от него родиться, нет, это еще не твой возможный отец. Просто вы чем-то с ним похожи. Легко представляю, как растила бы тебя с таким человеком, который, возможно, был бы неплохой отец.
Ты в моих воспоминаниях – застенчивый, тихий, скромный. И очень светлый – каким-то уютным светом, не режущим глаза и душу. Ты любил спокойные занятия: читать, слушать музыку в наушниках. Ты даже в компьютерные игры играл без звука. Очень увлекался мастерить руками, чего уже никто не любил в твое время. Всякие модели парусников, самолетов, старинных паровозов с вагонами, рельсами и маленькими станциями с полосатыми палочками поперек, которые ты просил меня открывать нажатиями кнопок, я вечно в них путалась.
У тебя фактически не было того, что называют переходным возрастом. Ты рано понял, что высовываться и казаться лучше всех – пустое занятие, ты был не по возрасту мудр, ты быстро понял, что счастье можно найти в самом заурядном деле, лишь бы оно нравилось.
В сущности, это я пересказываю характер и биографию Константина Константина, который стал моим защитником или, вернее, прикрытием на это время.
Удивительный человек.
Мне представлялось, что это будет зажравшийся богатей, которому нужна в подруги непременно победительница конкурса «Краса России» – для VIP-эскорта, как это тогда называлось. Поэтому я поразилась, увидев его: мужчина около пятидесяти, небольшого роста, с мягкими серыми волосиками на голове, тоненьким ртом, маленькими глазками, тихим голосом. И страшно стесняющийся. Когда Павлик нас знакомил в ресторане, он смотрел то на Павлика, то в меню, то на подавателя. Наконец нашел возможность разглядеть меня – в стекле окна, отражавшем мое отражение. Но заметил, что я перехватила его взгляд, и покраснел.
Когда Павлик ушел, Константин Константин, кажется, готов был тоже сбежать.
Но выдержал и забормотал:
– Вы не подумайте, я понимаю, вы замечательная девушка, но вы мне не в этом качестве нужны, то есть... В каком-то смысле жизненная практическая необходимость. Вернее...
Постепенно, запинаясь, с пятое на шестое, он рассказал о себе следующее.
Жил с бабушкой и мамой в многосемейной квартире-развалюхе в центре, с видом на Кремль, такие контрасты в советское время были не так уж редко. Постепенно все из этой квартиры уезжали или умирали, а у мамы Константина был практичный брат, дядя Константина. Он посоветовал оформить его проживание в этой квартире на место выбывших жильцов, а всю ее взять в приватное пользование, заодно документально заплюсовав технический этаж над квартирой, то есть чердак. Так и сделали. Потом умерла бабушка, умерла мама, а вскоре от внезапной и тяжелой болезни умер одинокий, бездетный дядя. Совершенно неожиданно Константин стал владельцем жилой площади размером в несколько сотен квадратных метров и стоимостью в несколько миллионов дайлеров. Плюс несколько сот тысяч дайлеров, оставленных ему дядей. Вокруг квартиры кружили самые разные люди с предложениями продать, но Константин только морщился.
По профессии он был прикладной художник: рисовал обложки и иллюстрации для книг. Работал всю жизнь в издательствах, выпускавших фантастические книги. Больше всего он любил изображать неведомые планеты с кратерами вулканов, багровые закаты далеких светил и на этом фоне необыкновенно стройных космических мужчин и женщин рядом со стреловидными летательными аппаратами. Лица космолетчиков в прозрачных скафандрах были идеально правильными, как и их фигуры. Помимо иллюстраций и обложек он рисовал картины для собственного удовольствия – то же самое, что для книг, только на больших матерчатых полотнах. Какие-то инопланетные города, корабли с оранжереями внутри, красные пустыни, буйные джунгли, штормы океанов, состоящих из необыкновенной желтой воды. Кроме этого, Константин ничем не интересовался. С женщинами обращаться не умел, потому что у него были бабушка и мама, а чего-то другого он не мог представить. Так и сидел дома, рисовал, иногда выходил прогуляться, а по вечерам обязательно смотрел два или три фильма – предпочитал опять-таки фантастику. Мысль о женитьбе иногда приходила, но с условием, что он кого-то сильно полюбит, а полюбить всё не получалось. Да и странно, если бы получилось: он общался с продавщицами окрестных магазинов, а в издательства даже не ходил, посылая свою продукцию электронным способом. Через полтора десятка лет таким методом удаленного сотрудничества будет работать почти треть населения Земли, да и в ту пору уже многие понимали абсурдность несоответствия современных приспособлений для работы и архаичных методов ее организации: люди зачем-то каждый день собирались по десять, пятьдесят, по сто и больше человек в одном здании и делали то, что они прекрасно могли делать, не выходя из дома, а для производственного общения уже тогда существовало множество способов, включая развитые визуальные.
Однажды к Константину пришел стремительный человек с несколькими сопровождающими и пошел по комнатам. Оглядев всё, посмотрев в окна и слазив на чердак, человек сказал:
– Покупаю.
– А я не продаю, – пожал плечами Константин.
– Бросьте! Рано или поздно или продадите, или вас просто убьют. Честно говоря, не понимаю, почему до сих пор не убили. Так что берите деньги, пока вам добрый человек попался.
И добрый человек назвал такую основательную сумму, что Константин вдруг понял, что на эти деньги можно будет купить приличную квартирку, а остаток позволит всю оставшуюся жизнь не работать. А работать ему уже надоело – редакторы шпеняли ему на отсталость, на сугубую традиционность его иллюстраций, на то, что он плохо пользуется возможностями компьютерных программ. Он часто мечтал о пенсионной старости, когда выбудет с работы по возрасту.
И Константин продал родительское гнездилище, купил квартирку рядом с лесопарком и зажил в свое удовольствие. Рисовал свои картины с неправдоподобными космическими закатами и неправдоподобно красивыми космолетчиками, гулял по парку, захаживал на обратном пути за продуктами, а вечерами смотрел фильмы. Вдруг откуда-то появился человек, представившийся агентом, и стал уговаривать Константина купить акции какого-то предприятия. Человек выглядел жуликом, предприятие было сомнительным, но Константин, чтобы не обидеть человека недоверием, купил сколько-то акций. А они взяли и подскочили в цене. Константин продал их, вложил по совету полусумасшедшего соседа Водякина в какую-то, как их тогда называли, финансовую пирамиду. Водякин сам бы вложил, да денег не было. Удивительно то, что Константин, того не ведая, оказался одним из первых и успел получить приличные дивиденды, в то время как тысячи других вкладчиков остались с носом. И так, недоуменно, то есть не понимая, зачем он это делает, Константин провернул за свою жизнь несколько операций и оказался при таких деньгах, что не представлял, куда их девать. На каждой операции он стопроцентно должен был прогореть, но почему-то не прогорал. Ему взялась помогать соседка Виктория – советами, а заодно общим уходом за одиноким мужчиной. Константин потом уверял меня, что Виктория обладала способностями гипноза, потому что он не помнит, что было и как, а очнулся он в состоянии сожительства с Викторией и, как выяснилось, успел подарить ей машину, множество драгоценностей и кучу нарядов. Константину стоило больших трудов и средств разделаться с влюбленной соседкой, которая устраивала истерики и скандалы, отнимая у него время от творчества и просмотра фильмов.
От этих волнений у Константина даже сделался сердечный невроз, он пошел к врачу, это была женщина. Она слушала Константина внимательно и сочувственно, как сестра. Он выложил всю правду. Докторица сказала ему, что самое последнее дело – доверять женщинам. Ему нужен человек, который будет его оберегать и давать советы, потому что он слишком бесхитростен. Вскоре оказалось, что докторице удобнее всего оберегать и давать советы, проживая у Константина в доме вместе с трехлетней дочкой. Полгода ушло у деликатного Константина на то, чтобы избавиться от обереганий и советов докторицы. После этого он год с наслаждением жил один, но однажды вечером, в дождь, возвращался домой и в подъезде увидел всю мокрую, дрожащую девушку. Он привел ее домой, отогрел, напоил чаем, оставил ночевать в другой комнате. Девушка сама пришла к нему ночью и отблагодарила. И осталась, и была покладистой, послушной, как плюшевая игрушка. А потом исчезла вместе со множеством вещей и всеми наличными деньгами, которые были у Константина в его квартире.