— Люблю, — признался Сабельзон. Ему уже хотелось поскорее родиться в доме с персиками, но он боялся подвоха. — А какие ещё есть минусы? Семья гетеросексуальная? Мать нормальная? Отец не алкоголик?
— Всё, всё в абсолютном порядке, — успокоил его нос. — Никаких проблем вообще. Мать — бывшая студентка вашего будущего отца, очень красивая женщина. Отец — восходящая звезда, социогуманитарный мыслитель. Сейчас готовит к печати второй том «Введения в проективную социографию»…
— Что-о? — академик аж подскочил, несмотря на отсутствие ног. — Вы предлагаете мне стать сыном Абрахама Пейтлина? Этого… этого… — у него не нашлось слов. — Я умер из-за его дурацкой статейки, — с горечью признал он. — А вы мне предлагаете стать сыном этого идиота и шарлатана. Ещё, наверное, придётся разбирать его так называемое научное наследие… — представил он себе перспективы, — готовить рукописи к публикации… гордиться… нет. Никогда и ни за что.
— Н-да, — нос горестно повис. — Это ваше последнее слово?
— Да, — твёрдо сказал профессор. — Всё что угодно, но только не это.
— Ну, простите, — нос чихнул, и кабинет исчез.
* * *
— Доброй вечности, любезный странник. Вы уже приняли Ислам?
На этот раз Лев Владиленович оказался в очень своеобразном месте. Он сидел — точнее, находился — на мраморном полу, уходящем куда-то вдаль, к бесконечно далёкому горизонту. Пол был испещрён геометрическими узорами и каллиграфическими надписями на арабском.
Прямо из пола росла пальма — видимо, финиковая (академик был не силён в ботанике). Рядом журчал родник.
А перед пальмой на коврике лежала гурия. Самая натуральная, одетая в легчайшие шелка, не скрывавшие никаких прелестей, а только подчёркивающие их наличие.
Сабельзон механически отметил, что соски у гурии нежно-розовые, а лобок не просто выбрит, а, похоже, никогда не знал растительности. Исследовать этот вопрос подробнее мешала газовая ткань, но он понимал, что гурия, наверное, не будет излишне строга к любезному страннику. Останавливало только то, что интерес к её прелестям был обречён оставаться чисто теоретическим: своей плоти академик не имел, да и насчёт плоти гурии тоже сильно сомневался.
— Я не принимал ислам, — сказал он, обдумав все эти обстоятельства. — Я человек европейской культуры. А сейчас в любом случае поздно.
— В любом, но не в нашем, — гурия улыбнулась полными губами. — В отличие от всех прочих конфессий, мы предоставляем особый сервис — посмертное принятие религии Пророка. Потом оформим задним числом — как если бы вы приняли его святую веру за пару минут до смерти. Это первая хорошая новость. А теперь вторая: принять ислам совсем не сложно. Достаточно произнести несколько слов. Собственно, это чистая формальность. Нужно всего лишь засвидетельствовать, что нет бога, достойного поклонения, кроме Аллаха…
— Я вообще-то не верю в Бога, — академик решил быть честным.
Гурия улыбнулась ещё обольстительнее.
— Это ничему не мешает, — мягко сказала она. — Мы не требуем признавать, что Бог есть. Всего лишь согласитесь с тем, что никакой Бог недостоин поклонения, кроме Аллаха. Заметьте, вы ничего не говорите о том, есть Аллах или нет. Вы только признаёте, что нет никого другого. Но ведь вы не верите в богов, не так ли?
— Гм… Не верю, — признал академик.
— Вот, отлично, — обрадовалась гурия. — То есть вы, по сути, уже сказали, что ашхаду Аль-лля Илааха Иль-ла Ллаах, и уже наполовину приняли ислам. Теперь осталось только засвидетельствовать, что Мухаммед — пророк Аллаха. Но это же просто исторический факт, любой образованный человек с этим согласится. Кем же был Мухаммед, что он проповедовал? Вы ведь это знаете, не так ли? Молчание — знак согласия. Так что можно сказать, что вы приняли: уа Ашхаду анна Мухаммадар расуулю Ллаах. Ну, вот вы и мусульманин.
— Не так быстро, — Сабельзон даже отодвинулся от симпатичной, но чересчур энергичной гурии. — Я ничего не говорил, никакого ислама не принимал, и, честно говоря, пока не вижу в этом смысла.
— Какой упрямый, — вздохнула гурия. — Ну почему вы не хотите принять лучшую из религий?
— Не вижу в этом пользы для себя лично, — честно сказал профессор.
— Ах, вы об этом… Ну хорошо. Давайте так: вы принимаете ислам, а я… — гурия отодвинула газовую ткань, — и не только я одна… — она подмигнула.
— Гм. У меня нет ничего, чем я мог воспользоваться бы, чтобы принять ваше любезное предложение, — сказал профессор. — А даже если и было бы: не слишком ли велика цена? Этим я успею и на физическом плане. Если хорошо воплощусь.
— То есть вас интересует хорошее воплощение? — гурия запахнулась и приняла деловой вид. — У нас множество вакансий! Мусульмане плодятся и размножаются, в отличие от так называемых цивилизованных народов.
— Особенно в диких и бедных странах, — не удержался профессор.
— Вовсе нет! — гурия снова стала ласковой. — Хотите, к примеру, в Париж? Древний центр цивилизации, прекрасный город…
— Меня уже приглашали в Париж. В качестве слепой девочки, — припомнил профессор беседу с херувимом.
— Ну, — гурия презрительно улыбнулась, — у этих зануд христиан почти нет вакансий. А мы для вас подберём что-нибудь поинтереснее. Вот, — она щёлкнула пальцами, и в воздухе засиял фиолетовый шар, по поверхности которого зазмеилась арабская вязь, — как раз сейчас для вас образуется великолепная вакансия. Обеспеченная семья, занимается легальным бизнесом, отец закончил Сорбонну. Вы будете пятым ребёнком в семье, причём первым мальчиком. Понимаете, как к вам будут относиться родители и родственники?
— А радикальным исламом я не увлекусь? — насторожился профессор. — Знаете ли, с такими детьми обычно именно это и происходит.
— Ну что за бессмысленное словосочетание — радикальный ислам? — гурия изобразила недоумение. — Вы же образованный человек и понимаете, что ислам един. Учение ибн Теймийи и Мухаммада ибн Абд-аль-Ваххаба и есть чистый ислам, как его практиковали первые три поколения последователей Пророка…
— Так-так-так. Вы предлагаете мне стать мусульманским фанатиком. Может быть, ещё и шахидом?
— Да вы что?! — искренне вознегодовала гурия. — Зачем нам расходовать ваш выдающийся интеллект на одноразовое задание? Вы проживёте долгую счастливую жизнь, полную утонченных интеллектуальных наслаждений. Вам не придётся умирать за веру, и даже убивать за неё. Лично вы никого не убьёте, даже пальцем не тронете. Вы будете заниматься… решением логистических задач, — несколько туманно выразилась гурия. — Очень интересная сфера деятельности.
Профессор, однако, почуял подвох.
— Это никак не связано с рынком опиатов? — решил уточить он.
Гурия рассмеялась, показав жемчужные зубки.
— Что вы! Такие судьбы уже разобраны. Но у вас будет работа не хуже. Планироваие операций.
— Терактов? — уточнил профессор.
— Джихад против кафиров и мунафиков является священным долгом каждого истинно правоверного, — отчеканила гурия, в прекрасных глазах которой появился стальной блеск. — Великая честь — сокрушить гнездо гнуснейших пороков, невежества и ереси, мерзкий Израиль…
— Идите к чёрту! — не сдержался Сабельзон, и пространство вокруг схлопнулось.
* * *
— Доброй вечности. Да, я знаю, что вы не буддист, но это можно со временем исправить.
Дракон приподнял усатую голову и изучающее посмотрел на то место, где светилось невоплощённое сознание.
— Я вообще-то не уверен, что это надо исправлять, — отбрил профессор, осматриваясь.
Местность была вполне ничего: над головой голубело небо, вокруг располагались невысокие холмы с какими-то изящными строениями. Вблизи текла река.
Дракон тоже выглядел вполне импозантно: изумрудная чешуя гармонировала с красными глазами и золотыми усами, свисающими из пасти. Зубы дракона были белые-белые, какого-то рекламного цвета, как будто он трижды в день чистил их «Блендамедом».
— Век европейских идей преходящ, а вечная Азия пребудет вовеки, — дракон наставительно поднял кончик хвоста.
— Не хочу в Азию, — решительно заявил Сабельзон. — Я человек европейской культуры.
— Скажите ещё — «христианской культуры», — уголки пасти приподнялись в подобии улыбки, усы дрогнули.
Профессор несколько смутился.
— Надеюсь, хоть у вас с вакансиями всё нормально? — спросил он дракона.
— Есть около тысячи срочных запросов из Юго-Восточной Азии, — дракон поднял умную морду, и в воздухе засияли иероглифы. — В основном на дешёвую рабочую силу, — он вздохнул.
— Неинтересно, — бросил профессор. — А что-нибудь почище? Чтобы не работать руками?
— Ну конечно же, — дракон высунул длинный раздвоенный язык и слизнул несколько иероглифов, — вот, пожалуйста, отличная интеллектуальная работа. Детство, правда, будет трудное, восьмой ребёнок во вьетнамской семье — не шутка. Но в дальнейшем вы, с вашим блестящим интеллектом, сделаете карьеру и станете старшим надсмотрищиком на обувной фабрике фирмы «Найк». Великолепная возможность отвлечься от чистого теоретизирования и ознакомиться с оригинальными социальными практиками.
— Гм. А как же буддистские идеалы добра и ненасилия? — засомневался профессор. — Что-то мне кажется, что эта работа связана с другими ценностями…
— Смотрите на вещи шире, — посоветовал дракон. — И насилие, и ненасилие одинаково иллюзорны. Поэтому на таких должностях желательны люди с буддистским мировоззрением… Кстати, не хотите поучаствовать в войне во Мьянме? Есть перспектива для человека с интеллектом. Как раз сейчас в одном уважаемом семействе в провинции Шан…
— Наверное, логистика? Небось, опиаты? — вздохнул профессор. — Увольте. Как будто в мире нет других занятий.
— Ну, если смотреть на вещи широко, опиаты позволяют расширить восприятие и осознать иллюзорность всего сущего, — заметил дракон, — но не хотите — как хотите.
— Мне бы всё-таки что-нибудь ближе к Европе, — попросил профессор. — Насколько мне известно, сейчас буддизм в моде.
— Европейские вакансии — дефицит, — заметил дракон. — У нас проблема даже с уважаемым Далай-Ламой. Он собрался воплощаться именно там, а у нас пока нет достойного варианта. Но вообще-то, если уж на то пошло… он стрельнул языком и слизнул ещё несколько плавающих иероглифов. — Не хотите попробовать себя в качестве гуру? Вам же, наверное, говорили о необходимости духовного развития?
— Ну… — протянул профессор. — Почему бы и не попробовать? — решился он. — Условия?
— Великобритания, семья новообращённых неортодоксальных последователей бон-по… то есть, простите, принявших Прибежище буддистов. Будете вторым ребёнком. Обеспеченные, но не богатые. Ничего, заработаете сами. Вы станете главой процветающей секты. Никаких опиатов, только синтетические вещества, психокоррекция, некромантия, подчинение воли…
— Да вы что, с ума посходили? Тоже мне, религия любви и мира, — не удержался профессор.
Дракон зашипел.
— Мы меняемся вместе со временем, — заявил он. — Нам надоело быть лузерами и проигрывать мусульманам. Буддизм в новом веке должен стать динамичным, развивающимся, если хотите — наступательным. Очень жаль, что вы не хотите этого понять. Очень, очень жаль, — дракон щёлкнул хвостом, и всё кончилось.
* * *
— Доброй вечности! — загрохотало над водами.
Профессор осознал, что висит над океаном. Внизу катились волны. Над ними возвышалось многорукое и многоголовое божество, как будто облитое золотом.
— Можно не кричать? — попросил профессор.
— Нечестие, — божество, однако, убрало грохот. — Итак, ты отказался от всех предложений, и при этом всякий раз называл себя человеком европейской культуры. Хвалю, ты сделал верный выбор. Таких, как ты, посылают ко мне, чтобы я вернул их к истокам, к традиционным арийским ценностям.
— Это что ещё такое? — напрягся профессор, осознавая, что попал в непонятную, и, пожалуй, неприятную ситуацию.
— Радуйся, — заявило божество. — У тебя прекрасная карма, странник. За свою праведность ты получишь традиционную награду. Ты удостоишься рождения в благословенной арийской земле, в касте брахманов…
— Нет, только не в Индию! — закричал Сабельзон. — Только не в Индию!
— Это обычное воздаяние за праведную жизнь, — божество развело руками. — Многие тысячи лет я дарую эту прекрасную участь достойным людям. В последнее время таких стало больше, чем раньше, и меня это радует. Вакансия, достойная тебя, у меня имеется. Готовься!
— За тысячи лет многое поменялось, — затараторил академик, уже понимая, что влип. — Индия сейчас — не самое благоприятное место для рождения…
— Не ухудшай себе карму, смертный, хуля священную землю! — рассердилось божество. — Я ничего не желаю знать ни о каких новшествах. Вернись к арийским истокам! Ты будешь рождён мужчиной в благословенной земле, первым ребёнком, в касте брахманов — что ещё нужно для счастья? Да будет так!
Из рук божества упала блестящая молния и ударила в океан. Воды закружились, образовав огромную воронку. Душу профессора затянуло вниз, в крутящуюся тьму.
Падая, он успел подумать, что теперь знает причину бешеной рождаемости в Индии, но вряд ли сможет когда-либо это опубликовать.
* * *
Васанти лежала на узкой грязной кровати, закрыв глаза. Джагдиш, только что покинул её ложе, оставив её, как обычно, разочарованной и неудовлетворённой. По правде говоря, Джагдиша мало интересовала жена. Он предпочитал те удовольствия, которые можно было купить. В последнее время он почти перестал интересоваться чем-либо, кроме своего зелья.
Возможно, думала Васанти, ей придётся работать. Нормальной работы для замужней женщины её касты в городе не было. Хорошо, если удастся устроиться к дяде Кумару. Дядя может пожалеть племянницу и ради неё — её мужа, который оказался таким слабым. Правда, он красив. Может быть, он всё-таки сделает ей ребёнка? А может быть, — вдруг подумала она, — уже сделал? Сегодня он, по крайней мере, сумел завершить начатое.
Правда, дядя влез в непонятные дела. Что-то нехорошее готовится на границе штатов. Лишь бы только не война. Только бы не война.
Слишком много людей, подумала она. Стало слишком много людей.
Arbeiter
Москва, 2025
Кирюша пробудился, как обычно, поздненько. Поворочался на пуховике, дотянулся до сенсора, вжал палец в истёртую подушечку. Из стены выдвинулся на подставке стакан охлаждённой минералки с витаминчиками. Киря схватился за стакан двумя руками, втянул в себя холодненькое и томно откинулся на подушку.
Через пару минут утренняя каша в голове благополучно сварилась до съедобности, стали видны отдельные мысли. Всплыли вспоминаньица о вчерашней тусе: зажгли в «Атлантисе», потушили в «Коламбусе», пьянцы и танство, водка-оранж, микс-транс, гоу-гоу. Одно плохо: напиться получилось, а сколько-нибудь сносного секса ни в «Атлантис», ни в «Коламбус» так и не завезли. Карточка, скорее всего, полегчала рублей на триста новыми. Если вообще что-то осталось. Теперь перед ним стоит обычная задача: провинциалу средней привлекательности надыбать в столице денежек в течении трёх дней. Содомию и тяжёлый физический труд не предлагать. Впрочем… Кирилл поморщился, осознавая, что заниматься сейчас придётся именно что тяжёлым физическим трудом.
Он выбрался из спального бокса, захлопнул дверцу. Тут же в кармане пискнуло: коммуникатор оповещал, что на его счету образовался очередной должок. Увы, на оплату спального места (личная сота, четыре квадратных метра, сто двадцать метров под землёй, Бескудниковский жилкомплекс) уходила львиная доля заработанного. Учитывая свободный образ жизни Кирюши и неаккуратность платежей… Ну да на всё воля аллашья, Будда её сознай.
В ближайшем кафе не нашлось свободного ноутбука, в несколько более отдалённом — праздновали чью-то свадьбу. Пришлось переться в дорогой «Кофе-тун». На счастье, любимый столик оказался свободным. Под шум осеннего дождя в исполнении Ростроповича-младшего («Кофе-тун» был современным заведением и в его залах никогда не звучало ничего, кроме экологически чистых звуков, и уж тем более никакой музыки) он пролистал меню. Нового ничего не было, кроме лазаньи с трюфелями.