При виде широкоплечих здоровяков, которые сами были не прочь почесать кулаки, разудалая компашка, подогретая изрядной порцией спиртного, сочла за лучшее поспешно ретироваться.
Это происшествие снова заставило Костю насторожиться. Тем более, что за одним из киосков он заметил притаившихся щуплого и Веву – они пристально следили за происходящим…
На кладбище в эту раннюю пору было пустынно и тихо. Только у одной из могил, неподалеку от центрального входа, сидел на крохотной скамеечке какой-то мужчина, отрешенный и задумчивый. Костя прошел в глубь кладбища по широкой и чисто выметенной аллее к могилам родителей. Осторожно, будто боясь потревожить вечный сон отца и матери, он положил цветы на могильные холмики, аккуратно пригладил еле видимые глазу бугорки, выдернул несколько травинок, упрямо пробивавшихся сквозь щели плотно подогнанных друг к другу плит, обрамляющих могильные скаты.
Затем Костя уселся на скамью и надолго застыл, стараясь не дать воли горестным чувствам, увлажнившим глаза.
Звук осторожных, крадущихся шагов нарушил тишину кладбища. Костя встрепенулся и, все еще во власти воспоминаний, с недоумением посмотрел на окруживших его парней.
И тут же вскочил, наткнувшись на знакомый прищур Вевы и самодовольную мину щуплого «тезки».
– Какая встреча!
Щуплый показал в ухмылке гнилые зубы и подошел к Косте.
– И в таком интересном месте… Здорово! Чего молчишь? Не рад? Напрасно.
– Что вам от меня нужно?
– Понимаешь, у нас тут разговорчик один к тебе имеется. Так сказать, по душам.
– О чем?
– Не просекаешь, значит? Объясню. Должок за тобой числится, малыш. Забыл? А вот Вева и Фуфырь помнят. Надо платить по счетам, малыш, надо. Такова жизнь.
– Только не здесь… Я вас прошу. Не нужно… здесь.
– Почему? Место вполне подходящее. Гы-гы… Уютное местечко, я бы сказал, для нашего разговора.
– Я вас очень прошу!
– Что ты с ним баланду травишь, Фонарь! Я эту падлу сейчас по уши в землю вобью!
В руках Вевы сверкнула звеньями велосипедная цепь, и Костя едва успел увернуться. Поднырнув под Веву, он резким движением швырнул его, словно мешок, на Фонаря, который едва удержался на ногах. Коротким хлестким ударом Костя успел опередить и второго, с какой-то замысловатой татуировкой на груди, попытавшегося достать его обрезком толстого бронированного кабеля.
Фуфырь, с такой же цепью в руках, как и у Вевы, видимо, вспомнив их первую встречу в пакгаузе, с перепугу шарахнулся в сторону, тем самым освободив Косте дорогу к центральной аллее кладбища. На бегу влепив прямой удар в челюсть еще одному из своры подонков, он перепрыгнул через чью-то могилу – и со всего маху грохнулся на землю. Фонарь все-таки достал его железным прутом.
Боль обожгла спину, на какое-то мгновение помутив сознание, но тут же, извернувшись, Костя вскочил на ноги и молниеносно ткнул головой в лицо Фонаря. Тот охнул от неожиданности и, выпустив из рук прут, упал навзничь. Лицо его залила кровь, хлынувшая из носа и рассеченной брови.
И это было последнее, что увидел Костя. Над его головой взметнулась чья-то рука, и вороненые шипы кастета, содрав кожу с виска, бросили онемевшее от внезапного шока тело в небытие…
Глава 6. КАПИТАН ТЕСЛЕНКО
Он долго вчитывался в скупые строчки оперативной сводки информационного центра федерального розыска:
«Из мест заключения бежал особо опасный преступник, вор-рецидивист Белик Федор Христофорович, 1920 года рождения, кличка Крапленый, уроженец Смоленской области. Судимости… Приметы: рост – средний, коренастый, лицо круглое, волосы густые, прямые, темно-русые, цвет кожи… брови… глаза… нос… походка… речь… манера поведения… Особые приметы…»
Впрочем, читал Тесленко оперативную сводку больше по устоявшейся привычке, нежели по необходимости, – Крапленого он знал достаточно хорошо. И довольно пухлую папку из архива управления, где были подшиты многочисленные документы, рассказывающие о похождениях матерого волчары Крапленого, он мог даже не открывать – большинство из них было написано рукой тогда еще молодого опера Тесленко.
Эта папка попала на стол капитана не по воле случая. И уж вовсе не случайно он затребовал данные федерального розыска, к которым оперативники относились обычно весьма прохладно – не было печали, своих забот достаточно, пусть беглецов ловят те, кто их упустил.
А поводом к этому послужило заключение экспертов по последней, «мокрой», краже в промтоварном магазине.
Еще при первом осмотре места происшествия Тесленко обратил внимание на некоторые особенности воровского «почерка»: преступники работали в перчатках, а чтобы не оставить следов, они натянули на ноги специальные чулки, пропитанные настоем махорки и еще какой-то мерзости, от чего служебно-розыскной пес Буран чихал до слез. И самое главное – умело отключенная сигнализация-ревун и несколько необычный способ вскрытия сейфа с деньгами и драгоценностями: не «фомкой», старинным и неизменным инструментом «медвежатников», а при помощи автогена. Сейф был взрезан аккуратно и со знанием дела.
«Почерк» знакомый, но откуда?..
Мучительные размышления не пропали втуне – Тесленко вспомнил. Это было «дохлое» дело многолетней давности, в котором очень многое совпадало с нынешним.
Когда папку с данными по этому делу извлекли из архива, то оказалось, что одним из подозреваемых был Крапленый. К сожалению, доказать его причастность к той краже не удалось. Уже тогда он отличался завидной изворотливостью и хладнокровием, в чем приходилось не раз убеждаться молодому оперу Тесленко…
Полковник Храмов (подчиненные за глаза прозывали его Бубырем) был на удивление спокоен и рассудителен.
– …Крапленый, говоришь?
Храмов неторопливо просматривал план розыскных мероприятий.
– С какой это стати он стал «мокрушником»? – спросил он, посмотрев пытливым взглядом на капитана. –
Раньше за ним подобных «подвигов» не наблюдалось.
– Это версия. За неимением лучшей… – сознался Тесленко, пряча глаза. – При побеге он начудил, терять ему теперь нечего.
– Не густо. И бездоказательно. Так, мудрствование.
– Я уверен, товарищ полковник, это его «почерк»!
– Не горячись, Виктор Михайлович. В нашем деле уверенность появляется только после приговора суда. Да и то не всегда, и тебе это известно…
Тесленко ругнулся про себя: «Чертов Бубырь! Кишкомот… Его хлебом не корми, дай поизмываться над нашим братом. Нет других более-менее стоящих версий, нет!»
– Кстати, Виктор Михайлович, ты обратил внимание вот на этот пунктик в заключении экспертов?
Храмов ткнул толстым коротким пальцем в один из листков дела.
– Конечно… – ответил капитан.
Он привстал, чтобы рассмотреть, куда показывает Храмов.
– Крохотный клочок дорогой импортной ткани, невесть как оказавшийся на шляпке гвоздя, торчавшего из скамейки в сторожке, – сказал Тесленко.
– Наводит на размышления фактик, а?
– Наводит… – буркнул капитан, не вдаваясь в пространные объяснения, которых ждал полковник.
– Ну и?.. – требовательно поднажал Храмов.
– Возможно, к сторожу приходила знакомая… – не сдавался Тесленко. – Мало ли…
– К старику – и такая расфуфыренная краля? Бабули в дорогих прикидах не щеголяют. Пенсия не позволяет. Не клеится, Виктор Михайлович.
«Сам знаю… – Тесленко упрямо поджал губы. – Похоже, кто-то звонить приходил. Телефон-автомат раскурочили как раз накануне грабежа. Где только искать эту лярву, если и впрямь она была «подсадкой»?»
– А не замешан ли здесь Профессор? – продолжал тем временем полковник. – Старый кадр. Что-то в последнее время он стал вести себя больно тихо. Завязал?
– Он только в могиле завяжет.
Тесленко нахмурился, вспомнив, сколько неприятностей доставил ему скользкий, как угорь, старый прохиндей.
– То-то… Может, прокачаешь его как следует? Авось, расколется.
– Вот именно – авось. Близок локоть…
– Присмотрись к нему, Виктор Михайлович, присмотрись. А заодно и к его братцу, Михею. Весьма возможно, что краденое барахлишко не миновало лап этого прощелыги. Деньжата у него водятся, и немалые.
– Сделаем, – согласился Тесленко, напряженно размышляя о своем.
– Как твой практикант Снегирев? Обнадеживает?
– Пашет, – не стал вдаваться в подробности капитан.
– Толк от него есть?
– Есть, – коротко ответил Тесленко.
И с тоской посмотрел на часы: времени в обрез, пора приниматься за работу, но от Бубыря так просто не отделаешься.
– И какой, если не секрет? – упрямо гнул свое Храмов.
– Под ногами не путается, – не выдержав, в сердцах ответил капитан.
– Ну-ну… – с интересом посмотрел полковник на раскрасневшегося от злости подчиненного. – Не смею больше задерживать…
Закрывшись в своем кабинете, Тесленко облегченно вздохнул: слава Богу, отстрелялся. До следующей оперативки. И то ладно.
К счастью, он тогда не знал, что еще одной встречи со своим начальником ему сегодня не миновать…
Милицейский «газик», взвизгнув тормозами, остановился у подъезда трехэтажного дома старинной постройки с внушительного вида дубовой дверью и лепными фитюльками по всему фасаду.
– Пошевеливайтесь! – скомандовал немолодой старшина своим напарникам, на ходу расстегивая кобуру.
Два милиционера, громыхая ботинками, последовали за ним в приоткрытое парадное.
– Сержант, к «черному» ходу! – уже громким шепотом продолжал командовать старшина. – Тише, ты, остолоп! – прикрикнул он на второго, помоложе.
Второй милиционер едва не загремел вниз по широким мраморным ступеням лестницы, споткнувшись непонятно о что.
На втором этаже у двери квартиры, обитой черным дерматином, на котором эффектно сверкала начищенной бронзой массивная табличка с гравированной надписью «Профессор Арбенин Н.В.», старшина в нерешительности остановился. Дверь была приоткрыта, и сквозь щель виднелась в полутьме солидная и дорогая мебель красного дерева.
Немного помедлив, старшина решительно толкнул дверь и зашел в прихожую. В квартире царила тишина. Держа пистолет на изготовку, милиционер нашарил выключатель. Матовая колба плафона залила мягким серебристым светом оклеенные импортными обоями стены и паркетный пол; на нем лежал пушистый коврик ручной работы.
Неожиданно где-то в глубине квартиры раздался стон, затем послышались шаркающие шаги, скрип отворяющейся двери, и навстречу милиционерам шагнул невзрачный на вид субъект. Вернее, попытался шагнуть – на пороге ноги его подогнулись, и он рухнул на паркет. Искаженное от боли лицо упавшего кривил нервный тик. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался только протяжный хрип.
Оставив его на попечение неуклюжего напарника, старшина прошел в гостиную. Там, у старинного резного серванта, украшенного медными бляшками, лежал, раскинув руки, лысый мужчина лет пятидесяти со шрамом на щеке. Казалось, что он спал. И только неестественно подвернутая нога да струйка уже потемневшей крови в уголке перекривленного рта указывали на то, что этот человек больше никогда не проснется…
– Итак, еще один жмурик… – резюмировал Храмов доклад Тесленко.
Полковник попытался достать сигарету из пачки, но она сломалась.
– А, черт!
Храмов в раздражении швырнул ее в урну.
– Узнал, кто он? – спросил, немного успокоившись, полковник.
– Да. Гришакин Петр по кличке Щука.
Тесленко уныло рассматривал давно не крашеный пол в кабинете полковника.
– Между прочим, старый подельник Валета, – добавил капитан тихим голосом.
– Что ты мямлишь! – взорвался Храмов. – Толком расскажи, что там и как.
– Дежурному по управлению позвонил какой-то мужчина и сказал, что в квартире профессора
Арбенина воры. Когда патруль прибыл на место происшествия, то оказалось, что дверь квартиры была не заперта, а внутри находились двое – Щука и небезызвестный вор-домушник Балабин по кличке Гога.
Уверен, вы его помните… Щука был уже мертв, а Гога сильно избит. Сейчас он лежит в реанимации.
– Та-ак… Ну и дела. Гогу допросили?
– Пытались. Насколько это было возможно…
– А Щука?
– Сейчас им занимаются судмедэксперты. Но, по предварительным данным, убит таким же образом, как и Валет. Удары, страшные по силе, нанесены в самые уязвимые точки тела. И ни одного лишнего, все в самый аккурат.
– Похоже, убийство Валета не случайность… – задумчиво сказал Храмов.
– Да уж… – нехотя согласился Тесленко.
– Но кто и зачем?
– Не могу даже представить, – честно сознался капитан. – Такое в моей практике случается впервые.
– Что говорит Гога?
– Путается. Зашли в квартиру, решили ее «почистить». Профессор с семьей за границей…
– Кто навел?
– Молчит. Но что работали по наводке, у меня сомнений нет.
– Ладно, что дальше?
– Щука остался в гостиной – выгребал столовое серебро из серванта. Гога прошел в следующую комнату. Услышал какой-то шум, звуки ударов, крик Щуки. Выскочил. А дальше он ничего не запомнил и не увидел. Что-то мелькнуло перед его глазами – и все… Очнулся он только к приходу патруля.
– За собой дверь они закрыли?
– Да. На замок.
– Значит, этот кто-то знает толк и в замках.
– Именно. Замок в квартире профессора очень сложный, заграничный. Гога утверждает, что возился с ним долго.
– Это очень интересно. Гога – «домушник» высокой квалификации. Кстати, с чего это Щуку угораздило «масть» сменить? Ведь он, насколько мне помнится, не занимался квартирными кражами.
– В последнее время Щука торговал на рынке крадеными вещами. По мелочам. Видно, доход перестал устраивать.
– Убедительно…
Храмов испытующе посмотрел на капитана.
– Что делать будем, Виктор Михайлович? Хотел бы, все-таки, выслушать твои соображения на сей счет.
– Товарищ полковник!
Тесленко разозлился не на шутку.
– Я так соображаю, что с меня вполне достаточно и тех краж, что у меня в производстве. Моя голова не безразмерная. В отделе есть и другие сотрудники.
– Не горячись.
Голос полковника посуровел.
– Судя по всему, блатные сводят счеты. Наше предположение, что убийство Валета – случайность, неверно. Помешать им мы не в состоянии, да и, откровенно говоря, нет особого желания. Но отреагировать должны. Поэтому предлагаю дела об убийствах Валета и Щуки объединить в одно производство. И пусть этим занимается Снегирев. Под твоим контролем.
– Дался вам этот пацан! В няньках я ходить не желаю!
– Будешь, Виктор Михайлович, будешь. Это приказ. Ты ведь наставник. Вот и… действуй. Все, баста! Разговор закончен. До свидания…
«Ну и влип ты, дружище… – с тоской думал Тесленко, бесцельно перекладывая бумаги на своем письменном столе. – Отпуск накрылся – факт. Антонина сделает из меня фарш. Два года к старикам не могу вырваться. И еще этот Снегирев… Эх…»
Глава 7. КОСТЯ
Больничная койка мягко скрипнула, когда Костя попытался повернуться на бок. Боль жгучей волной прикатилась по телу, он застонал и открыл глаза. Неяркий свет струился сквозь окно, задернутое белоснежными накрахмаленными занавесками, и казалось, что по светло-салатным стенам палаты катятся бесконечным потоком упругие взвихренные волны.
Костя медленно повернул голову и встретил озабоченный и немного тревожный взгляд девушка-медсестры, сидевшей у небольшого столика возле стены.
– Где… где я? – с трудом ворочая сухим, шершавым языком, спросил Костя.
– Лежи, лежи…
Медсестра поспешно подхватилась и поправила простыню.
– В больнице. Все хорошо…
– Пить…
– Сейчас. Вот. Давай-ка я помогу.
Костя жадно глотал теплый ароматный чай, и с каждым глотком кровь струилась в жилах все быстрее и быстрее.
– Ну, а теперь нужно поесть. Проголодался, небось?
– Очень…
– Это хорошо. Обожди немного, сейчас принесу…
После еды Костю разморило, и он забылся крепким целительным сном.
Утром следующего дня, после завтрака и докторского обхода, в палату вместе с медсестрой вошел высокий жилистый мужчина лет сорока с густой шапкой седеющих кудрявых волос.
– Здравствуй, воин!