Чего теперь там только не было! И вина всякие, и снедь — всего было полно. Собравшиеся двинулись к столам, с шумом расселись. Сели и мы — но не с почетной стороны, а с краю, у стены, так Хальдер пожелал, я с ним не спорил. И когда подняли рога и возгласили «за мечи», Хальдер шепнул, чтобы я не пил до дна, и я его в этом послушался. И «за врагов» я тоже не допил, и даже «за друзей». Хальдер сказал:
— За тех и за других еще допьешь. Но за другим столом!
А здесь, то есть за тем столом, за которым мы тогда сидели, уже заспорили, кто из собравшихся достойнее других, кому сесть во главе и вести пир. Хальдер молчал. Молчал и я. Зато сидевший слева от меня встал и сказал им всем:
— Я — Доргильс Гром! В прошлом году, на Гиблых Островах, я сжег шестнадцать кораблей — и, значит, здесь нет никого достойнее меня! Я, помнится, тогда еще велел…
И он взялся рассказывать, какие это были корабли и сколько было на них воинов, и кто чей брат, и кто чей сын, внук, правнук…
Зашумели.
— Хей! — крикнул кто-то. — Хей! Острых мечей!
И снова выпили. И тотчас встал уже другой рассказчик. Он уверял, что он еще храбрей, чем Доргильс. Ибо там, откуда все они пришли, и бил он Доргильса, и жег, и корабли его топил. Топил он и других — и поименно называл, кого…
С ним стали спорить, уличать его во лжи. Крик поднялся уже нешуточный. Я посмотрел на Хальдера — он слушал спорщиков, кивал. Казалось, будто он со всеми соглашается. А те — уже наперебой — выкрикивали здравицы и пили, спорили и снова возглашали, пили, спорили, и, захмелев, все больше гневались и слов уже не выбирали. И за другим, за соседним от нас столом, стоял точно такой же крик да спор. Да и куда ни глянь — кругом брань по Чертогу, гневные возгласы! А я смотрел на это все, молчал и мрачен был. И думал: вот я и пришел. А для чего? Он, Хальдер, говорит, не звал меня, не ждал. И, говорит, меня изгнали мои боги. Но, говорит, он может все это мне объяснить, мол, нам есть еще о чем поговорить. А сам не говорит! И прав! Ибо о чем тут говорить теперь? Ведь чего он хотел, того он уже добился — он мне примерно отомстил, ибо что может быть еще страшней, когда меня изгнали мои боги, теперь я у чужих богов, да здесь еще и смерти нет и, значит, мне отсюда никогда не вырваться! Тогда зачем…
А Хальдер вдруг спросил:
— А ты чего молчишь?
— А что мне говорить? — гневно воскликнул я. — Да и кому?
— А ты не им, мне расскажи, — с улыбкой сказал Хальдер. — Ведь мы давно с тобой не виделись и, думаю, ты сможешь мне поведать много любопытного. Итак, ты говорил, что это я призвал тебя сюда. Вот с этого, пожалуй, и начнем. Я слушаю!
Я принялся рассказывать. Хальдер слушал, кивал. Я рассказал о том, как он горел, потом о бунте Верослава, о рыжих, Граде Гортиге. Я говорил пусть слушает! Пусть знает, кто я есть — не смердич, как он думает, а настоящий ярл! Отважный, грозный ярл!
А за окном темнело да темнело…
И вот уже и здесь — вдоль стен — сами собой зажглись светильники…
А за столом — все громче спор и все обидней обвинения…
А я уже веду рассказ о Гуннарде, о Вепре. И сам собой горжусь! И мне приятно вспоминать свои былые подвиги!
А за столом уже там-сям встают, уже берутся за мечи, а вот уже…
— Хей! Хей! — уже кричат.
И вот уже схватились двое, рубятся! А к ним бегут на помощь! И вот…
Хальдер схватил меня:
— Сядь! — крикнул. — Что? Я не расслышал; повтори! Итак, Торстайн тебе сказал…
И я сидел и повторял, рассказывал, рассказывал… А сам смотрел по сторонам! И вот…
Вот уже только я да Хальдер за столом — все остальные уже рубятся. Крик! Топот! Звон мечей! Вот прямо за моей спиной! Вот прямо надо мной! Вот…
Я вскочил! Ярл я или не ярл?!
Но Хальдер снова удержал меня, насильно усадил обратно.
— Сиди! — велел он. — Тебя слушают! Итак, ты отдал ей диргем. А дальше что?
И я, дрожа от нетерпения, рассказывал. Но уже сбивчиво — спешил…
А после вовсе замолчал! Сидел, смотрел на них…
Великий Хрт! Нет ничего бессмысленней, чем, сидя за столом, смотреть на то, как рубятся другие! А если еще рубятся умело! Если никто из них не дрогнет, не отступит! И если даже уже падая, никто из них не просит о пощаде, а напротив, пытается в последний раз достать-таки врага…
Великий Хрт! А я, как подлый раб, сидел, смотрел…
А они падали и падали и падали! А я пьянел, пьянел, пьянел! Меня всего трясло! О, как же мне тогда хотелось встать и вырвать меч, и броситься…
Но Хальдер не пускал меня — держал. А хватка у него — ого!
И он еще шептал:
— Сын мой! Сын мой! Сын мой!
Сын! Х-ха! Да как он смеет называть меня сыном! Да я сейчас…
Но я сидел — я вырваться не мог. И видел, как последний из сражавшихся упал…
Но тут же попытался встать…
Нет! Дернулся, затих…
И — тишина. Вдоль стен горят светильники. И Хальдер отпустил меня. Я положил руку на меч…
Нет, это теперь ни к чему. И гнева во мне уже не было, и не трясло уже меня, и хмель прошел, и пусто было на душе…
А Хальдер вдруг сказал:
— Сын мой! Прости меня, однако я был прав.
А я, не глядя на него, ответил:
— Но я тебе не сын.
— Да, — согласился Хальдер, — это так. Для тебя это так. Но что касается меня… То разве человек, который уже однажды даровал тебе жизнь, не имеет права именовать себя твоим отцом? По-моему, имеет. А только что я спас тебя вторично.
Я удивленно поднял брови. А Хальдер, утвердительно кивнув, продолжил:
— Да-да, сын мой! Ибо не все здесь так просто, как это представлялось нам там, в нашей прежней жизни. И потому если бы я сейчас не удержал тебя, то, думаю… Однако не будем пока что об этом. Начнем с того, что ты сейчас — немедленно — вернешь мне мои ножны!
Но я и не подумал их ему отдавать — сидел, как каменный.
— Я знаю, — улыбнулся Хальдер. — Знаю! Ты думаешь, что надпись, начертанная на этих ножнах, откроет тебе путь к Источнику. А Источник, так думаешь ты, дарует тебе счастье… Но прежде, чем попасть к Источнику, тебе нужно выбраться отсюда. Как это сделать?
Я молчал. Хальдер сказал:
— Вот видишь, ты не знаешь. А раньше, так тебе казалось, ты знал! Ты раньше думал так: мол, это я тебя зову, мы с тобой встретимся, обговорим то, что тебя больше всего интересует, а потом я отпущу тебя обратно. Ну а зачем я тебя звал? Неужели и действительно, как ты надеялся, только для того, чтобы помочь тебе прочесть то, что начертано на этих ножнах? Но тебе ведь давно было прекрасно известно, что я неграмотный, и потому я не разбираюсь не только в этих, магических, но даже в самых обычных письменах. Значит, ты должен был понять, что тут я тебе ничем помочь не смогу. Но ты пришел — то есть, ты был весьма неосторожен. Теперь ты, слушая меня, должно быть, думаешь, что я околдовал тебя, призвал сюда, чтобы погубить — и тем самым отомстить за свою, смею тебя уверить, весьма мучительную смерть. Но ты опять не прав! Ибо если бы я желал тебя погубить, то не стал бы тебя сейчас удерживать, и ты присоединился бы к сражавшимся, упал, а после…
— Ожил, — сказал я.
— Ха! — усмехнулся Хальдер. — Ожил! Еще раз говорю: не все здесь так просто, как это нам раньше представлялось. И ты скоро сам в этом убедишься. А пока я еще раз говорю: верни мне мои ножны. Ведь это именно из-за них ты здесь очутился. Ну так и брось их здесь — и, может, тогда ты еще сможешь вернуться обратно. Я, может, помогу тебе уйти. Ну а пока… Отдай их мне. Что я? Я уже мертв. А ты…
— Но ты же прежде говорил… — так начал было я.
— Да, говорил! — гневно перебил меня Хальдер. — И снова говорю: да, эти ножны обладают великою силой, и эта сила хранила тебя… до тех пор, пока ты не попытался проникнуть в ее тайну, прочесть магические письмена и вот тут-то твои боги сразу отвернулись от тебя, и бросили тебя сюда, в это ужаснейшее место вечного забвения!
— Но…
— Да, сын мой! Забвения, а не бессмертия. Очнись! Задумайся! Лгал Винн! И также лгал ваш Хрт.
— Хальдер!
— Да-да! Лгал и еще раз лгал! Я был возле Источника!
— И что?
— А вот об этом, к сожалению, — с тяжелым вздохом сказал Хальдер, — я должен молчать. Ведь я поклялся — там, возле Источника. Конечно, я потом об этом сильно сожалел. О многом передумал. И много чего понял. Много! И потому я, очутившись здесь… Да, сын мой, вот как было дело: попав сюда, на первом же пиру, я не вскочил, как все остальные, а остался сидеть. А ведь мне тогда так же, как и сегодня тебе, очень хотелось поскорее встать, обнажить меч — и броситься, сражаться без оглядки, когда нет никакого страха быть убитым! А этот страх — там, в моей прежней жизни, — он есть у всех, даже у самых храбрых! А здесь, казалось бы, меня ничего не должно было удерживать. Но я не встал — сидел. Ибо еще раз говорю, я был уже не тот после того, как побывал возле Источника! И я сидел, не шевелясь, и убеждал себя: жди, Хальдер, жди, пусть прежде Винн придет, пусть Винн придет, ибо какой же это Пир Бессмертия, когда на нем нет Винна?! И я сидел и ждал. И вот они уже все полегли, как и сейчас лежат — только тогда это были другие, — и тихо было в горнице, а я сидел и ждал, и, как сейчас… Ты слышишь, Айгаслав?
— Н-нет!
— А сейчас? Сейчас ты все узнаешь, Айгаслав! И ты тогда поймешь…
Я вновь прислушался. И мне почудились шаги. И были те шаги довольно странные — короткие, тяжелые. И это шел не человек, а зверь — на четырех ногах… Нет, на копытах. Все ближе, тяжелей шаги. И вот уже трясется стол и мечутся огни в светильниках — и гаснут, гаснут, гаснут! И мы уже в кромешной тьме! Хальдер шепнул:
— Сиди!
Да разве бы я встал? Дышал — и то с большим трудом! А этот — я его не видел — ввалился к нам в Чертог и, топоча, накинулся на распростертых воинов и принялся их пожирать!
— Кто это? — в страхе спросил я.
— Н-не знаю, — тихо отозвался Хальдер. Потом спросил: — Ну как, теперь ты убедился в том, что я не лгал? Ведь если б я хотел, чтобы и ты был мертв…
И замолчал. Скамьи тряслись. Я слышал хруст и чавканье. Так, значит, если бы я тогда, как и все остальные, вскочил и бросился сражаться, то сейчас бы меня, как и их…
— Не бойся, — прошептал мне Хальдер. — На нас нет крови, нас он не учует. Но если хочешь, можем отойти и спрятаться…
— А после что?
— А после он уйдет. А утром снова распахнутся двери и явятся другие воины — и снова будет пир, а после снова будет сеча, а после снова Зверь придет и всех пожрет.
— А после?
— Я не знаю. Но мне-то что? Я уже мертв… Отдай мне ножны, Айга!
Я не шелохнулся. Он сказал громче:
— Отдай! Слышишь меня?! Он, может, только этого и ждет! И ты тогда еще спасешься. А я? Что я?! Я уже мертв! Отдай!
Но я не отзывался. Сидел, смотрел во тьму — и ничего не видел. Зато все громче раздавался хруст. И громче чавканье. Зверь приближался к нам. И приближался. Приближался! Вот он каков, этот Чертог! Вот каково оно, заветное бессмертие! И вот он, Зверь, каков — он поедает только лучших! Ведь только лучшие, храбрейшие могут попасть сюда…
И сами же себя убить, надеясь на бессмертие! А он…
— Хальдер, — громко спросил я, — это Винн?
Винн! Слово было сказано! Зверь перестал жевать. В Чертоге стало тихо…
А после Зверь шумно принюхался, шагнул ко мне. Потом еще. Потом еще…
А мне — не знаю, отчего — стало смешно! Я громко рассмеялся. Зверь злобно зарычал. А Хальдер закричал:
— Ножны! Сын мой! Отдай мне ножны!
— Да! — сказал я. — И впрямь, зачем мне теперь ножны? Держи, отец!
И, обнаживши меч, я отдал ему ножны, а сам шагнул вперед и изготовился. Зверь перестал рычать. Хальдер сказал:
— Будь осторожнее.
А я ему в ответ:
— Это с каких же пор…
Но не договорил!
— Хей! — крикнул Хальдер. — Хей!
И первым кинулся на Зверя — и ударил! А следом за ним я! А после снова он! А после снова я! Зверь заревел! И…
Как тут все расскажешь?! Было темно, я ничего не видел. Бил наугад, рубил, что было сил — но Зверя меч не брал. И Зверь на нас кидался и ревел! Ну да и мы на месте не стояли. Удар — и отскочил, удар — и отскочил, удар и побежал. А следом — Зверь! Тьма! Грохот! Топот! Рев! Великий Хрт, я не робел! Я бил! Рубил! Колол! А Зверь меня пинал! Бодал! Топтал! Хальдер кричал:
— Держись, сын мой!
О, Хальдер! То великий воин! Когда я падал, он стоял — и прикрывал меня. И меч его был лют! И бил он так, что Зверь порою отступал, выл и стонал… И снова наступал! А мы — уже вдвоем — рубили и рубили и рубили Зверя!
— Винн! — кричал я.
— Винн! — кричал Хальдер.
— Смерть! — кричал я.
— Смерть! — кричал Хальдер.
— Смерть!
— Смерть! — и…
Хальдер вдруг упал. И едва слышно застонал. А Зверь затих. Молчал! Было по-прежнему темно, я ничего не видел. Тогда я опустился на колени, провел рукой…
Вот он, лежащий Хальдер — весь в крови. Я обхватил его, попробовал поднять…
Но он был так тяжел, что вам и не представить! И я спросил:
— Да что это с тобой?
А он сказал:
— Не знаю. Оставь меня.
— Нет, — сказал я. — Зачем? Однажды я тебя уже оставил — и довольно.
И вновь попробовал его поднять, и вновь не получилось. Зверь засопел, принюхался. И подступил к нам на шаг. Хальдер сказал:
— Беги. Вон, видишь, свет? Еще успеешь, сын!
Я обернулся… И действительно! В кромешной тьме, в каких-то десяти шагах от нас зиял яркий проем распахнутой двери. Вскочить и побежать! И…
Нет! Я усмехнулся и сказал:
— Довольно! Я уже набегался. Теперь покоя хочется. И чести. Ярл я или не ярл?!
— Ярл, сын! Отважный, настоящий ярл!
И тут… Зверь зарычал! А я на то ему насмешливо ответил:
— Чего рычишь? Когда бы ты был смел, то показался бы. А если прячешься, то, значит, ты передо мной робеешь!
Но и тогда Зверь не открылся мне, а подступил еще, еще… И по его горячему, зловонному дыханию я понял — он уже склонился надо мной, разинул пасть… Ну что ж! И я тогда — р-раз! — подскочил! И — целя Зверю в пасть мечом! И…
Х-ха! Меч провалился в темноту! Зверь был неуязвим, невидим и недостижим! Он только хохотал — громоподобно! А я, словно безумный, бил в пустоту, бил, бил!.. Пока Зверь не вскричал:
— Глупец! Дерзкий мальчишка! Живым здесь делать нечего! Пр-рочь! Пр-рочь! — и…
Гр-рохот! Пламя! Гр-ром! Истошно закричал петух!..
А после я очнулся у скалы на той самой поляне, куда меня когда-то, еще осенью, привел Торстайн. Теперь же я лежал, сжимая в руке меч. А ножен при мне не было. Я встал, спустился вниз, в поселок, встретил Сьюгред. Она мне рассказала обо всем, что здесь произошло, пока я был у Хальдера. Потом мы поженились. А потом…
Я замолчал. Меня трясло. Во рту все пересохло. Я прошептал:
— Жена моя!
И Сьюгред подала мне рог. Я пригубил вина и осмотрел собравшихся. Молчали все, никто не порывался говорить. Еще бы! После того, что я им рассказал… хоть, правда, и не все — я про Источник им ни словом не обмолвился, да и про ножны я… но, тем не менее, страху они, конечно, тогда натерпелись немало!
И все же вскоре Аудолф — да, снова этот Аудолф! — заговорил, правда, не очень твердым голосом:
— Итак, ты нам сказал: «Мы поженились». А было ли у вас на то согласие ее согласие, Торстайна?
— Было! — ответил я. — Вот, убедитесь сами! — и с этими словами я поднял правую руку, на которой все желающие смогли увидеть Хозяйское Запястье, знак полной и законной власти над Счастливым Фьордом. Подобные Запястья там, в Окрайе, имеются у всех хозяев Фьордов. И то не просто украшения, а в них заключены благословения Великих Братьев-Прародителей, и потому надеть Запястье может только тот, кому оно завещано — и завещано только законно. Чужой хозяйское Запястье не наденет — Винн того не позволит. И поэтому…
Х-ха! Да вы бы только видели, как растерялся Аудолф, когда увидел на моей руке Запястье! И поэтому он уже совсем нетвердым голосом сказал:
— Так, хорошо. Тогда последнее: а есть ли в тебе кровь?