– Эй, герой! – кричала в мегафон собака, и я опущу все грязные ругательства берлинских промышленных кварталов, которыми она снабжала свои призывы. – Я не хочу бежать в океан! Я хочу сразиться в честном бою! Давай! Я знаю, ты ходишь по воде, плевками топишь подводные лодки и пинками вышвыриваешь эсминцы на земную орбиту! Просто вылезай из окна и прыгай вниз! Прыгай вниз! Приземлишься на скалы или на воду – тебе все равно. Ты же неуязвимый, так сразись со мной, неуязвимый. Прыгни вниз!
Я… что я делаю?! Куда лезет моя нога?! Остановиться, смертный! У тебя же есть автомат на бедре, так что же ты…
Я высунулся из окна и пустил очередь из моего Томсона вниз. По звуку, пули раскрошили ветровое стекло катера, а еще разбили мегафон, потому что чертовы собакины призывы перестали рвать уши. В следующий миг взревел мотор, и катер, сделав короткую петлю, понесся на запад, в океан. Сначала я стрелял наугад из автомата, а когда кончилась обойма, направил в темноту мощный световой луч и высадил тысячу патронов из пулемета!
Но катер был слишком быстрым. Собака вновь ушла от меня. Вторая ничья подряд.
Теперь торопиться было некуда. Я выключил фонарь, аккуратно спустился вниз, под шум прибоя запер дверь и вдоль каменистого берега в тумане маленьких соленых капелек отправился колесить по всему начинающему уже пустеть вечернему метрополитену, в основном, в пределах кольца.
Вновь зарядился бодростью, читая самопальную рекламу. В какой-то период жизни Москвы число дешевых листовок на неприслонятельных дверях вагонов переросло комичный предел. Сегодня я снова любовался бородами и гроздьями листовок о «компьютерной помощи», «помощи в техосмотре», «помощи в оформлении регистрации» «мужской помощи» и других видах помощи, разве что кроме скорой. На меня воровато и притом с наглецой таращились «английский язык за месяц – работа с подсознанием», «центр «Блажная весть», аборты, вытрезвление, фрукты и зелень – оптом», «кредит за один день», «лучшая дверь – позвони и проверь», «саморазвитие взрослым и детям; актерское мастерство; нужны расклейщики»; «отправь смс на номер 1234 или умри!»; «продам ногу своего брата»; «помощь в президентских выборах»; «аренда станций метро»; «опытный маг; снимаю; порчу». А также совершенно загадочное объявление: «принудительная вентиляция; дипломированные специалисты». Среди этих залежей обнаруживалась временами черно-белая: «Христос грядет. Время читать библию». И по злой иронии какого-то прыщавого шестнадцатилетнего расклейщика всегда по соседству с ней красовалось: «Курсы быстрого чтения».
В процессе такого занимательного чтения у меня в голове потихоньку стала вызревать мысль, где я могу встретить собаку. Наконец, я окончательно понял, что именно там, и нигде иначе, сейчас найду ее.
Отправился на юг по зеленой ветке и вышел на станции Властемировской, той самой, что располагается на Схеме немного выше Царицина.
Зал станции был пуст. Я присел на скамейку и приготовился терпеливо ждать. Однако долгого ожидания не получилось. Среди гулкой тишины между крайне редкими в это время суток поездами раздались в конце зала шаги. Шаги ровной, уверенной и деловой походки. Я сидел и смотрел перед собой. Шаги становились громче, звонче, приближались, и вот уже были прямо передо мной.
Прямо передо мной стоял невысокого роста и среднего телосложения мужчина лет, наверное, тридцати семи, а впрочем, возможно, и сорока пяти, или, быть может, двадцати девяти. Одет он был в неброский и даже с намеками на изношенность в некоторых местах светлый костюм.
Такая вот невзрачная, собака смотрела теперь на меня своими бесцветными невыразительными глазами из-под жиденьких бровей.
– Предлагаю мир, – просто сказала она; весьма, кстати, миролюбиво. И дружелюбно протянула для рукопожатия свою правую руку с элегантными часами на кожаном черном ремешке – значит, она была левша.
Я стоял неподвижно и молча смотрел на нее. Под моим немигающим взглядом она вдруг согнула руку в локте, выставила один мизинец и принялась кривляться, прыгая на одной ноге: «Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись, а если будешь драться, то я буду кусаться». Закончив фразу, она продолжала еще некоторое время прыгать. Я не шевелился и не говорил ничего. Тогда она перестала прыгать и встала ровно. Однако сделано это было не в смущении, какое случается с большинством людей при отсутствии реакции со стороны собеседника, а совершенно спокойно.
Внезапно я понял, что у меня пересохли губы. Я попытался их разлепить, и собака истолковала это как…
– Вы сказали «да»? – вежливо поинтересовалась она, внимательно вглядываясь в мое лицо.
Губы слиплись обратно. Поезда уже проезжали мимо за это время или мы только начали разговор? В животе голодно заурчало. Это было совершенно некстати. Однако урчание продолжилось. Более того, оно передалось и в подбрюшье, и в грудь, и в голову, и следом за мной, кажется, принялся урчать зал станции, и другие станции тоже. Урчание вырвалось наружу и молниеносной взрывной волной заполнило весь город. В ответ на это урчание из глубины темного парка раздалось другое, холодное и…
Игры
Следующий день принес резкое похолодание, набежали сумрачные облака, опрокинули на город слякоть и серость…
Пребывая в различных заботах, я только самым краем памяти касался упущенной собаки. Но к вечеру мысли о возможных последствиях вернулись. Как я и сказал Диме, связь с собакой действительно появилась, и поразительная быстрота этого события не вызывала у меня оптимизма; принимались мной во внимание и урчащие звуки, возникавшие на протяжении дня отдельными всхрапами из подворотен, канализационных люков, из салонов дорогих машин, проезжавших мимо, из карманов гаишников и других неожиданных мест.
Ближе к ночи, после долгих чашек чая и тревожного шебуршания тапочками о паркет, я решил, что полиция мыслей может помочь мне обезопасить себя.
Хранители и просто разные незнакомцы, между делом или специально, говорили не раз про полицию мыслей. Она, судя по рассказам, не имела ничего общего с тем страхолюдством, которое было нарисовано в романе 1984. Я слышал очень разные вещи о том, кто они такие, или, возможно, что оно такое. Оно «останавливает идеи, отрицающие мир», оно же «не дает определенным образам не появиться», оно же «не имеет лица и обожает притчи», оно же решает, что «должно прийти в наш город и надолго в нем обосноваться».
Но все в один голос давали мне совет: не обращайся к ним ни в коем случае; исключение – ситуация, когда необходимость окажется чрезвычайной. Необходимость в чем? – так я спрашивал в ответ. И мне говорили… точнее, ничего не говорили. Тогда я спрашивал, почему не стоит их беспокоить. И слышал «от них можно узнать много лишнего», или «их трудно понять», или «они могут взять на заметку».
Теперь я решил, что необходимость чрезвычайна. И встреча была назначена, во сне.
Она должна была состояться в 14:39:28 на Садово-Триумфальной улице немного в стороне от столкновения с Долгоруковской. Я знал, что произойдет она в тот момент, когда зеленый светофор преодолеет свою одиннадцатую секунду.
Оказавшись на перекрестке, я дождался зеленого света и стал считать. До этого момента я оставался удивительно, непробиваемо спокоен. Но как только сказал себе: «один» – пульс подскочил до двухсот ударов, и похолодели руки. Я продолжал считать. От напряжения стало темнеть в глазах… На одиннадцатой закрыл глаза, позвал их.
Сердце успокоилось. Звон в ушах прекратился. Кровь прилила к лицу и ладоням, стало тепло.
Ничего не произошло. В чем дело?! Сколько времени? Я поднял руку – часов не было! Как я мог забыть часы, осёл?!
Мимо прошел мощный дорого одетый мужчина с большим шоколадного цвета кожаным портфелем, и уже было ступил на зебру, собираясь перейти дорогу…
– Простите, сколько времени? – обратился я к нему, с удовольствием сопящему, вдыхающему весенний воздух.
Он остановился, вернулся на тротуар, тщательно рассмотрел меня, и, не глядя на часы, сказал чуть булькающим басом:
– Молодой человек, вы, наверное, подумали, что сейчас уже вечер, коли так темно стало вокруг; возможно, вы думаете, что наступила осень… – как будто поняв мое недоумение и даже страх, он проговорил, на более высокой нотке: – ой, что вы, что вы, не пугайтесь меня.
Как будто опасаясь, что я уйду, он взял меня за локоть и неторопливо произнес целую речь:
– Я всего лишь знаю немного больше вас. Мне, между прочим, следует испугаться вашего и почти всеобщего чувства цейтнота и такой маниакальной озабоченности вопросом времени гораздо больше, чем вам следует испугаться моего многословия. Думаю, страх времени проистекает из того убеждения, что время подходит к концу. Однако обрадую Вас: за пасмурными облаками над вами, через которые вы только изредка можете увидеть отблески чего-то , – он сделал паузу и пару секунд молча смотрел на меня снизу вверх, прямо в глаза, – солнце вовсе не стремится к закату и даже не приближается к зениту. Сейчас раннее утро, молодой человек.
И он, как будто забыв обо мне и о своем намерении перейти дорогу, повернулся и пошел в том направлении, откуда, кажется, должен был прийти.
То ли он сумасшедший, то ли он шутник. Но, в конце концов, у него на руке есть часы, и он единственный прохожий в поле зрения.
– Ты можешь просто посмотреть на свои часы и сказать сколько времени!?
Он вздрогнул, потом посмотрел на меня через плечо и сказал немного блеющем голосом:
– Можно быть и повежливее. Кто тебя воспитывал? – меня поразила перемена в его голосе. – Вот! Смотри! – он поднес циферблат на расстояние сантиметров тридцать от моих глаз.
– Ну что уставился? Уяснил, тогда иди, куда шел, – грубо сказал он и побрел дальше.
Я стоял в растерянности, но всего несколько секунд. Меня вывел из оцепенения молодой человек с ярко-оранжевой герберой, в спешке чуть не сбивший меня с ног. Следом за ним шли два парня лет двенадцати и оживленно обсуждали что-то компьютерное. Один из них спросил меня:
– Вам чем-нибудь помочь?
– Да, скажите, сколько времени.
– Это легко… – он полез в карман и извлек оттуда мощный смартфон, невероятный на фоне потертых джинсов, дешевых заляпанных грязью ботинок с квадратными носами и куртки с отлетевшей верхней пуговицей, – сейчас десять минут второго.
– Удачи, – сказал второй, и они прошли мимо.
А почему я, осёл, не вспомнил о своем мобильном?! Я пощупал – он лежал во внутреннем кармане пальто. Достал – начало второго. И sms от провайдера. “Ustali ot starih igr – vospolzuytes…” Не стал дочитывать – удалил.