- Себастьян не продержится там и дня, - заметил он.
Вийя упрямо вздернула подбородок вверх.
Осри даже не услышал ее ответа - так потрясли его слова Брендона.
"Должар? Но она же не потащит нас туда!"
Брендон улыбнулся, скрестил руки на груди и прислонился к переборке.
- А может, это испытание? То самое испытание, - он дотронулся до небольшой таблички над пультом, - к которому готовился он?
Он? Осри покосился на табличку - там изящным почерком, воспроизводящим популярный лет сто пятьдесят назад стиль "архео-модерн" было написано: "КОРАБЛЬ ВОССТАНОВЛЕН МАРКХЕМОМ ЛИТ-Л'РАНДЖА".
Испытание? Для Маркхема? У Осри как-то сразу разболелась голова, и он потер виски, но это не уменьшило напряжения, исходившего от остальных двоих.
Вийя медленно встала и заложила руки за спину.
- Эсабиан Должарский улетел с планеты, и худшие из ноблей вместе с ним, - сказала она. - Я знаю, где можно укрыться так, что вас никто не найдет.
- Но вы не ответили на мой вопрос, - спокойно произнес Брендон.
- Этот вопрос абсурден.
- Значит, вы испытывали Маркхема, - с улыбкой сказал Эренарх. Потому, что вы испытывали меня. Пауза. Осри снова словно огрели по голове.
- Игра, - сказала Вийя. - Вроде этой.
Она нажала на клавишу за спиной, и они оказались в открытом космосе, а на них несся рой астероидов, Осри едва успел оправиться от шока, когда изображение сменилось, на этот раз белоснежной горной вершиной неописуемой красоты, венчавшей угольно-черный каменный склон. Солнце - красный карлик садилось за горизонт, окрашивая пейзаж в багровые тона. Эту картину сменили еще несколько, резко отличавшихся друг от друга.
Они стояли в гулком, высоком нефе собора, смутно знакомого Осри, когда Брендон протянул руку и выключил голограмму.
- Я тоже знаю места, где нас никогда не найдут враги.
До Осри донесся негромкий щебечущий, неприятно скребущий по нервам звук: эйя. Брендон с рассеянным видом покосился в сторону. Вийя не повернула головы.
- Пошли, - сказал Брендон так тихо, что его было почти не слышно сквозь шелест тианьги.
Вийя не ответила. Вместо этого она повернулась, нажала новую клавишу, и комната сменилась унылым пейзажем: дымящиеся на горизонте вулканы, а над головой - штормовое, покрытое рваными облаками небо.
Брендон вышел.
Осри вышел за ним, радуясь возможности отвернуться от Вийи и ее мрачного пейзажа - как он догадался, должарианского.
Вернувшись в свой кубрик, Брендон легонько хлопнул ладонью по своему пульту, включая компьютер. Быстро набрав команду, он выпрямился и постоял немного, глядя на дисплей и потирая пальцем челюсть.
Заглянув ему через плечо, Осри увидел, что тайные файлы исчезли. Все внутри него как-то нехорошо сжалось, пока Брендон не рухнул в кресло и не расхохотался.
Загудел коммуникатор. Вспотевшими пальцами Осри включил его.
- Мы тебя заждались, Школяр, - послышался знакомый зычный голос Монтроза. - Ты ведь не хочешь, чтобы твой отец ел остывший чжчж, нет?
- Ни за что, - хрипло ответил Осри. Он бросил еще один взгляд на Брендона - тот все еще сидел обхватив голову руками и смеялся - и вышел.
Омилов отодвинулся от стола, глядя в лицо сыну. Монтроз с Ивардом обсуждали вина.
Обед, которым угостил их Монтроз, заслуживал самых превосходных оценок, и кок изо всех сил старался поддерживать легкий и непринужденный разговор. Однако усилия его увенчались лишь частичным успехом: Осри по большей части молчал. Не злобно, но молчал.
Он вздохнул, размышляя, что делать дальше. Тем временем остальные разговаривали. Блюда появлялись и исчезали. И беседа, хоть в ней участвовали и всего трое, была достаточно веселой. При том, что он десять лет как отошел от придворной жизни, Омилов без труда поддерживал беседу на любую тему, сам размышляя совсем о другом. Лицо Иварда раскраснелось от волнения и спиртного, и он охотно участвовал в разговоре - когда не погружался в мечты. Омилов даже не обратил бы внимания на такие мгновения, если бы не хмурые взгляды, которые бросал на того Монтроз.
Впрочем, Омилов оставил переживания за мальчика врачу, знавшему их причину; самого же его больше тревожил собственный сын. Похоже, тот оставил свою злость на разбитом астероиде, но она сменилась более серьезным настроением, проявлявшемся в почти незаметном жесте, которым Осри с детских лет выдавал царивший в душе разброд: непроизвольном потираний указательным пальцем одной руки по костяшкам другой. Еще раньше он имел привычку глодать эти костяшки, иногда до крови; когда леди Ризьена обнаружила это, она каким-то образом истребила вредную привычку. Нервное движение осталось.
Наконец обед завершился, и Омилов начал прикидывать, как бы ему поговорить с сыном наедине.
- Что теперь, Себастьян? - спросил Монтроз, относя посуду в моечную машину. - Игра или, возможно, дуэль со смертельным исходом? - Он махнул рукой в сторону шахматной доски и улыбнулся.
- Ни то, ни другое, благодарю. Я тут порылся вчера в вашем каталоге и нашел оперу, которой не слышал много лет: "Трагическую историю Макклома Сингха".
Монтроз невесело улыбнулся.
- Я не удивляюсь тому, что она вышла из моды: покойному Эренарху ее мораль вряд ли приходилась по вкусу.
Омилов испытал легкую досаду.
"Даже рифтеры ощущали угрозу, но Геласаар отказывался видеть ее".
- Отлично, Себастьян, пусть будет "Трагическая История". Хороший урок нынешним временам. Осри, ты не против?
- Спасибо, - ответил тот механически-вежливо, - но я, пожалуй, лучше пойду.
- Мой сын так и не научился любить оперу, - сказал Омилов. - Возможно, нам лучше отложить ее до другого раза...
- Нет, папа. Я правда хотел бы отдохнуть, - сказал Осри и вышел.
Омилов подавил вздох. Монтроз поколдовал с пультом, свет померк, дальняя стена лазарета дрогнула и исчезла, сменившись панорамой звездного неба. Картина двинулась вниз, и вместе с мощными, полными скорби звуками увертюры Тамильского в поле зрения показалась пылающая планета.
"Велликор, - подумал Омилов. - Спустя шесть столетий все еще мертвая планета. Сколько таких добавилось за последние недели?"
А потом он забылся, захваченный историей Прерогата Сингха, который в нарушение клятвы передал Лишенному Лица анафему Верховного Фаниста Габриэля - анафему за зверства на Велликоре. Драматическое отречение Сингха от присяги и его самоубийство привели к изоляции Панарха от его сторонников, низвержению и смерти.
Начался первый акт. Загремели трубы, исполняя музыкальную тему Сингха.
Ивард вдруг шмыгнул носом, и Монтроз взмахом руки остановил изображение.
- Что с тобой, Ивард?
"Он действительно встревожен", - подумал Омилов.
- Нет, ничего. Извини. Я, наверное, задремал, а потом услышал эту музыку и решил... - Ивард вытаращил глаза на голограмму. - Это же Прерогат Сингх!
Теперь настал черед удивляться Омилову.
- Ты знаешь "Трагическую историю" Тамильского?
Если не считать бесконечных вальсов, которые Монтроз играл для паренька, когда тот просыпался от кошмарных снов, Ивард до сих пор, казалось, не проявлял никакого интереса к музыкальной коллекции Монтроза.
- Тамильского? Нет, такого не знаю, но Сингх был одним из самых знаменитых Невидимых, и мне нравятся... - Он осекся и ссутулился.
Монтроз рассмеялся - судя по всему, он понимал, что происходит.
- Говори, Рыжик.
Ивард недоверчиво покосился на Омилова, словно ожидая насмешек.
- Нет, мне правда нравятся "Невидимые". Я собрал почти сто серий. - Он ухмыльнулся. - С теми трофеями, что у меня из дворца, мне, может, даже удастся раздобыть первую серию. Ее снимали в двести сорок восьмом, почти семьсот лет назад.
"Значит, Осри не ошибался, они в самом деле ограбили дворец, - подумал Омилов. - Что ж, учитывая обстоятельства, их некому в этом упрекнуть".
- Боюсь, я не знаком с этими "Невидимыми", - произнес он вслух. - Что это такое?
- Это такой сериал, - не без удивления ответил Ивард. Он махнул рукой в сторону экрана. - Эта музыка вроде той, на чипах.
Омилов даже не пытался скрыть удивления.
- Сериал, идущий больше семисот лет? Должно быть, неплохой, если так. И уж во всяком случае, лучшей музыки они выбрать не могли бы.
- Нет, правда, здоровский! - воскликнул Ивард. - Другие надо мной смеются - ну, иногда, но Грейвинг говорит... - Он осекся с застывшим взглядом.
- Я бы с удовольствием посмотрел что-нибудь из твоих сериалов, Ивард, - сказал Омилов, чтобы отвлечь паренька. - Я никогда особенно не интересовался ими, но это недостаток скорее мой, нежели этой формы искусства.
Ивард зажмурился и потер глаза, словно пытаясь стряхнуть воспоминание. Потом недоверчиво поднял взгляд.
- Правда?
Гностор вдруг понял, что мальчик, возможно, видит его в пугающей ауре, порожденной расхожими представлениями об Академии Архетипа и Ритуала.
- Правда. У тебя есть серия про Сингха?
- Ой, да, одна из самых классных.
- Тогда, возможно, тебе будет интересно посмотреть часть этой оперы. А я потом посмотрю твой чип, так что мы сможем сравнить то, как эти две формы искусства обращаются с историей.
- Ух ты, здорово. Ничего, если я спрошу у вас?
- Конечно, спрашивай.
Монтроз, улыбнувшись такому повороту беседы, протянул руку, чтобы включить воспроизведение, но застыл, когда Ивард заговорил снова.
- Ну, я правда хотел спросить... только не про оперу. - Он подался вперед, смешно растопырив локти. - Брендон говорил, вы шевалье, значит, вы тусовались в Мандале, да?
Омилов улыбнулся.
"Тусоваться". Очень точное определение для многих при дворе".
- Да, некоторое время.
- А Прерогата вы видали?
Омилов удержался от смеха. Каждый день, в зеркале. Потом он ощутил легкую грусть. Разве сейчас это имеет значение? Он вдруг понял, что возможность при необходимости авторитетно говорить с абсолютным правителем Тысячи Солнц служила ему опорой в жизни. Теперь он лишился и этого.
- Ну, Ивард, ответить на этот вопрос не так легко. Ты ведь не знаешь, что тот или иной человек служит Прерогатом, пока он не уйдет с этого поста. Конечно, я был знаком с несколькими бывшими Прерогатами после того, как они оставили свою должность, в силу тех или иных причин раскрывшись, но никого, пока их деятельность оставалась скрыта. Так что, отвечая на то, что, мне кажется, действительно хотелось тебе узнать, скажу: между Тайным Прерогатом и любым другим человеком нет никакой внешней разницы.
- Значит, все и правда как в "Невидимых". Всякие гады так и не знают, пока не станет поздно!
- Вот именно. Так что, смотрим дальше?
Ивард молча кивнул, он снова откинулся на спинку кресла, и Монтроз включил воспроизведение. Время от времени он продолжал поглядывать на юного рифтера. Поначалу Ивард ерзал на месте. Постепенно музыка захватила паренька, и к финалу арии Отречения к удивлению и даже радости своей Омилов увидел на глазах у Иварда слезы. Он вспомнил, что рассказывал Осри о прошлом этого паренька.
"В упорядоченном мире Панархии для этой души не нашлось иного места, кроме как среди грубой рабочей силы. Здесь, по крайней мере, у нее есть место для роста - никто не пытается сломать его".
Впервые Омилов начал в полной мере осознавать ту огромную, никем не изученную роль, которую рифтерская культура играет в жизни Тысячи Солнц.
"Но уже слишком поздно. Мы отвергли их, и они стали орудием в руках нашего злейшего врага".
На голограмме тем временем умирающий Макклом Сингх лежал перед Изумрудным Троном. На троне Лишенный Лица - по обыкновению его роль исполнял актер в маске, лишавшей лицо очертаний, - бессильно съежился, осознав свое поражение. Ивард едва сидел, совершенно захваченный действием; лицо его сияло от возбуждения и печали, которые всегда пробуждает настоящая трагедия.
"Но не все, - решил Омилов, - Душа этого мальчика не пережила бы общения с теми, кто вступил бы в союз с Эсабианом".
В первый раз, несмотря на неудачный разговор с капитаном, в нем затеплилась надежда, что они еще могут спастись с Сердцем Хроноса.
18
Нам страшно, нам страшно. Мне непонятен ваш страх.
Мы боимся распада стаи-Телварна, ибо для эйя распад стаи исчезновение.
Снова повторяю вам: то, что для эйя - исчезновение стаи, для людей исправление, так же как исправление для эйя может означать исчезновение людей. Каждый из собрания, которое вы называете стаей, уйдет, чтобы вступить в другие собрания, и это для нас исправление. Снова повторяю: "Телварна" не настоящая стая.