Демиржину хотелось чего-то другого: Южного Креста или кометы Галлея, например, ради чего стоило бы пересекать половину меридианов.
Кровообращение во Вьетнаме не прекратилось. Сила притяжения действовала. Если вещи роняли, то они падали. И называйте это здравым смыслом или слабым воображением, ваше дело, но ничто не беспокоило М, когда она шла по аэропорту к низкому коричневому зданию. Американцы были повсюду, американцы в серой форме, в грузовиках и в "джипах".
В коричневом здании М заполнила анкеты.
Через несколько часов М отправится в глубь страны.
Серьезный сержант предупредил:
- Будьте начеку! Если мы проедем мимо вьетнамца и у него что-нибудь будет в руках, неважно, парень он или девушка, - разглядите, что у него в руках. Если не знаете, сообщите мне, да поскорее, - сказал он, смотря М прямо в глаза.
Возможно, М и прислушалась бы к этому призыву, если бы видела за кустами мужчин в маскировочных халатах или слышала бы какие-либо подозрительные звуки. Но на этом самом обычном военном аэродроме предупреждение звучало как совет параноика. И в самом деле, пока М тряслась по улицам Сайгона в своем грузовике, справа и слева она видела около пятидесяти тысяч лиц восточного типа. Из них сорок тысяч несли в руках деревянные ящики, плетеные корзинки и глиняные сосуды. Двадцать тысяч спешили мимо подпрыгивающей походкой - это уже подозрительно. Другие двадцать тысяч стояли неподвижно - еще хуже. Тысячи личностей оставляли свои дребезжащие тележки и уходили. На одной из заваленных мусором улиц ребенок без штанов, который играл с пустыми банками из-под пива, закатил одну из них под грузовик М. М не придала этому значения. Видеть заговор в каждой сумочке и в каждом руле велосипеда - типичное сумасшествие. Так можно докатиться и до общества Бэрча.
Из всей роты только шестнадцатилетний Руссо внял совету сержанта.
- Не зевайте! - кричал он то и дело. - Вот еще один воз с сеном. Я не свожу глаз вон с того малого! - вопил он, имея в виду молодого пешехода, который вынул из кармана своего черного одеяния цилиндр размером не больше сигареты, зажег его и закурил. Так они выехали из города, в котором все им казалось размером в две трети от привычных вещей, а краски не менее яркими, чем в парках развлечения.
Грузовик весело вкатил в дивизионный лагерь, разместившийся за высокой оградой из колючей проволоки. Старому пылененавистнику, свирепому Милитту, здесь было бы где разгуляться. Красная пыль была на каждой палатке, лежала на мешках с песком, покрывала каждого солдата, стоило ему побыть здесь хотя бы минуту. Оставив вещевые мешки в палатках, М стала ждать дальнейшего развития событий.
- Я буду писать письмо, - сидя на земле, говорил Руссо. - "Дорогой сержант, вы были правы. Здесь жарко..."
Йошиока от этой жары цветом лица напоминал уже кусок мокрого хозяйственного мыла. Повернувшись к сержанту "Будь начеку!", он спросил:
- Как здесь насчет военных действий?
- Какие там могут быть действия, - ответил ему Демиржин. - Здесь наверняка очень спокойно.
- Ш-шит, - произнес Йошиока свое любимое словцо, шипящее, как развязанный воздушный шар. - Ты-то откуда знаешь? Ты только что сюда приехал.
Получить ответ на этот вопрос им предстояло довольно быстро.
У-у-ух! - пронеслось над ними. Б-у-у-ум! - это взрывы, Та-та-та-та! это пулеметы и автоматы. Гудели небеса, падали звезды. А М не боялась. Звуки эти стали привычными за зиму военных учений. М полагала, что весь этот гам - американского производства и не угрожает ее палаткам, что все это предназначено для какого-то предполагаемого врага, где-то там, далеко.
- Не пора ли им кончить? Я хочу спать, - сказал Вильямс.
Трах! Палатку тряхнуло. Дивизия начала прочесывать ничейную землю в поисках коммунистов в нескольких метрах от лагеря.
- Мама, - сказал Салливан жизнерадостно, - облегчи мне-эти минуты.
- Некоторые любят играть в ковбоев и индейцев. Мне тоже это нравится, - сказал Демиржин. Но прозвучало это несколько громче обычного. По правде говоря, все это начинало его пугать. Нужно было быть человеком с большим воображением, чтобы привычное повернуть другой стороной, чтобы понять, что банка с ТНТ может летать и в том и в этом направлении. И что по эту сторону колючей проволоки могут в один прекрасный день тоже прокатиться "бумы" и "трахи".
Он отхлебнул виски из бутылки, включил свой транзистор. Музыка заглушала чуждые ему звуки Вьетнама, а одеколон "Джей Ист" - пыльные запахи этой страны. Так прошла первая ночь М на войне. Перезвон личных знаков, когда М ворочалась во сне, храп солдат и грохот в ночи. Вот и все...
Но М не останется в этом гремучем лагере. Вскоре она заполнит желтые анкеты и будет переброшена на вертолетах в глубь джунглей. В этот критический момент Бигелоу и пошел на попятную. Ему велели явиться в палатку службы информации. Бигелоу - этот везучий солдат, которому в Азии нужно было только одно - разбогатеть, - смекнул, что сейчас он стоит на развилке жизненного пути. Отслужив год в пехотной роте, он мог бы стать сержантом. Капрал получает 163,50 долларов в месяц, а сержант 194,10. Полтора года такого жалованья, и он станет обладателем кругленькой суммы. С другой стороны, быть там, где убивают, имело и свои минусы. Бигелоу обучали управляться с минометом, из которого полагалось метать взрывчаткой в коммунистических солдат, находящихся в одной-двух милях от него. Но если Чарли подойдет поближе, скажем, попадет в его окоп, Бигелоу должен будет обороняться маленьким пистолетом, из которого ему еще ни разу не удалось как следует выстрелить. Сложная дилемма. Бигелоу разыскал сержанта "Будь начеку!", чтобы спросить у него совета.
- Не понимаю, какой дурак хочет служить в пехоте, - сказал сержант с удивлением (сам он пробыл там несколько месяцев). - Ты там никогда не просыхаешь. Одежда твоя гниет. Приходишь под крышу, стягиваешь нижнюю рубаху и выбрасываешь ее вон. В тебя стреляют и ранят. Когда вылечат, я имею в виду наполовину, снова посылают на фронт.
- Да, но продвижение по службе? - спросил Бигелоу.
- Слушай, парень, лучше быть живым капралом, чем мертвым сержантом. Подумай об этом, подумай. Я тебе советую.
Бигелоу продолжал думать. Явившись в палатку информации, он вручил свою желтую анкету капитану, сидевшему за пыльной машинкой.
- Вы учились в Аризоне! А я в Неваде! - воскликнул капитан, и Бигелоу стал армейским публицистом.
Через несколько минут счастливый бывший минометчик появился в палатке, где М распихивала пожитки по вещевым мешкам.
- Эй, вы слышали, - сказал Бигелоу, бездумно улыбаясь, - я буду газетным репортером.
- Трус, - с завистью отреагировал один из минометчиков.
- Спорим, что мы больше получим медалей, чем ты?
Потом М погрузилась в вертолеты, с шумом поднялась и полетела на север, а Бигелоу остался в своем относительно спокойном убежище.
Местность, где расположился их батальон, была так поэтична, что хотелось читать стихи. Далеко тянулись ряды высоких деревьев, посаженных в далекие, безмятежные годы. Куковали кукушки. М уселась полукругом на землю, чтобы выслушать приветствие своего батальонного командира по случаю их прибытия на место, которое станет их домом на 1966 год.
- Я знаю, что вы много уже слышали о нашем батальоне. Что вы слышали? - спросил подполковник, наклонясь в ожидании ответа. Одной рукой он напряженно держался за кобуру револьвера, другой - за флягу.
Поза не располагала к искренности. Ответь не то, и, казалось, он выстрелит сразу с обеих рук - пиф-паф! И ответивший ему идиот упадет замертво.
- Я знаю, вы о нас слышали, не прикидывайтесь!
Проведя с толком уик-энд во Вьетнаме, М узнала: этому батальону, куда бы он ни сунулся, суждено было встречать Чарли. Число потерь в нем было дикое. Это был роковой батальон Вьетнама - так утверждала молва. Более того, в этот поучительный уик-энд чуткое ухо М услышало и о самой "Операции", помеченной грифом "секретно".
В следующий понедельник весь злосчастный батальон сядет в серо-зеленые вертолеты и отправится в логово Чарли. В течение семи дней М будет идти по каучуковой плантации Мишелин, по тому самому аду, где однажды утром был уничтожен целый полк союзников-вьетнамцев.
- Ты! - подполковник ткнул пальцем в одного из минометчиков.
- Я слышал, сэр, на вас приходилось большинство военных действий.
- Ты слышал, что нас ранят и убивают, не так ли? Но ты слышал и то, что мы перебили кучу вьетконговцев. Что во Вьетнаме нет батальона, который перебил бы их столько, сколько мы. Это наша главная задача во Вьетнаме.
М слушала молча, ни по одному лицу нельзя было узнать, убедили ли ее слова подполковника.
А подполковник уже рассказывал, как им всем будет здесь удобно, их батальон - часть железного кольца радиусом в целых полторы мили с неприступной оградой из колючей проволоки. Салливану предстояло стоять в надежном, обложенном мешками с песком бункере и всматриваться в ничейную землю через едва заметную щелочку. К его услугам был весь арсенал американского гения: винтовки, пулеметы, ружья без отдачи - длинные, как пушки, их называют "лучи смерти", - все это будет у Салливана, даже ядерные бомбы...
"А где же девушки?" - гадал Салливан. Подполковник подходил к этому вопросу. В самом центре этого бастиона лежала вьетнамская деревушка с населением в 3200 душ, многие из которых, большинство, все - кто знает? коммунисты. Некоторые настолько красные, что крадутся по темному лесу и стреляют в спину американским солдатам. Месяц назад они убили одного подполковника.
- Я сказал, что вы здесь для того, - продолжал подполковник, - чтобы убивать вьетконговцев. Но есть и другая задача - завоевать умы и сердца вьетнамцев, сделать их лояльными своему правительству. У вас это не получится, если вы будете гоняться за девками. У вас это не получится, если вы выглядите неряшливо, если у вас рубаха торчит наружу.
Подполковник подходил к своей любимой теме. За эту манию его прозвали "Дым".
- Если у вас расстегнута пуговица, если вы не бреетесь, не стрижетесь, вьетнамцы сразу поймут, кто вы есть - лодыри. А к лодырям повсюду в мире одинаково относятся и особенно на Востоке...
Еще пять минут этой душеспасительной беседы, и подполковник удалился.
М стала в очередь у палатки адъютанта, чтобы заполнить завещания. Говорили мало. М была подавлена не фейерверком речи Дыма, а тем неземным молчанием, которое он после себя оставил.
В этом батальоне, как и в любом американском батальоне, было три роты. М прибыла, чтобы их укрепить. Завещав свои посмертные 10 тысяч отцу, Мор-тон получил направление в одну роту; Демиржин - в другую, а Вильяме (тот самый, который опасался удавов и помышлял о перископе) - в третью. Один за другим расходились притихшие рядовые М по темным бункерам, чужаки на чужой земле. Ветераны читали имена новеньких на ярлыках и корчились от смеха.
- Эй, Салливан, ты что, ирландец?
- Да.
- С таким имечком только и быть ирландцем. Ха-ха-ха!
Над ними пролетел серо-зеленый вертолет с красным крестом.
- Эй! Гляди, еще трупы едут, ха-ха!
Они искали спасения в смехе. Ветераны не задавались целью быть жестокими. Целых полгода пробыли они во Вьетнаме, много исходили они за это время по джунглям, по минам. Вот убило рядового из Оклахомы, которому они давали галеты из своего пайка, а они ушли дальше... Сегодня ветераны отдыхали, а парни из М пришли на место тех, чьи койки были пусты.
В понедельник утром их батальон и три других батальона летели на каучуковую плантацию Мишелин. Коммунисты, эти суетливые бобры, целыми днями строгали там бамбуковые палки, клали их в ямы-ловушки, прятали мины, гранаты. Каким-то непостижимым образом коммунисты узнали об "Операции" за неделю вперед, несмотря на ее особую секретность.
В вертолетах тоже были сюрпризы. Главным из них была черная, грозного вида винтовка. Она стреляла какими-то особыми пулями. Накануне отделенный сержант Демиржина держал одну такую пулю в руке, рассматривая ее долге, и философски - ни дать ни взять Гамлет, созерцающий свой обнаженный клинок, и говорил.
- Эта вот штуковина, - начал он монолог, - два или три круга в тебе сделает прежде, чем выйдет наружу. Войдет в живот, а выйдет из макушки.
...Деревья стали больше, рыжая земля ближе - вертолеты медленно спускались. Багажа у М было хоть отбавляй: у каждого патронташ, две фляги, лопата, противогаз, ранец, ручные гранаты.