- Тогда тем более поспеши, чтобы и на болтовню времени хватило, заявила тетя Таня.
- Я мигом! - заверил Ленька, налегая на сырники.
- Хороший парень, - сказал Андрей, когда Ленька умчался доделывать домашние задания. - И, вроде, никаких проблем со здоровьем...
- Тьфу-тьфу-тьфу, никаких! - ответила тетя Таня. - С чего бы им быть?
- Я просто подумал, - сказал Андрей, - что его рожала слишком молодая девушка, с неокрепшим организмом, да ещё и питавшаяся неизвестно как. Спасибо, если она во время беременности не курила и не выпивала по маленькой...
- Ты ж её, вроде, никогда не видел, - нахмурилась тетя Таня.
- Я просто представляю себе, какова должна быть девица того времени, начавшая... Да, начавшая крутить вполне взрослые романы ещё на школьной скамье.
- На пэтэушной, - поправила тетя Таня. - она в ПТУ училась.
- Тем более, - сказал Андрей.
- Меня это тоже волновало, - призналась тетя Таня. - Я за ней присматривала, но так, ненавязчиво. И заранее позаботилась, чтобы ей занималась Столпникова - лучший врач из нашего роддома. Она её и вела последние месяцы, и роды у неё принимала, и потом какое-то время наблюдала Леньку... Потом уже передала своей приятельнице, специалистке по грудничкам, Астаповой. То есть, мы пошли к Астаповой с рекомендацией Столпниковой, и та приняла нас очень мило. И все врачи в один голос говорили, что роды прошли совершенно нормально, и мальчик абсолютно здоров. Так что, как говорится, Бог миловал от всяких неприятностей...
- Это хорошо, - вздохнул Андрей.
Еще некоторое время они беседовали подобным образом, потом на кухню заглянул Ленька.
- Дядя Андрей, я расправился с уроками. Пошли в мою комнату!
- Иду, - покорно сказал Андрей, перехватывая улыбку тети Тани.
... - О чем говорить будем? - осведомился он у Леньки, когда они оказались в комнате мальчика. Он окинул комнату взглядом. На стене красовались плакаты рок и поп-групп: "Аэросмит", "Радиохэд", "Алиса", "Спайс Герлс", некоторые другие - все вперемешку. - Да, так вот какая музыка сейчас в ходу...
- А в ваше время какую слушали? - с жадным интересом спросил Ленька.
- Разную. Ну, вечные "Битлы". Они и в наше время уже были классикой. "Роллинг Стоунз" - их, я вижу, и ты слушаешь. А так, из наших... Твой отец очень любил "Машину времени", одним из первых стал записывать "Браво" и "Наутилус Помпилиус". Я-то больше склонялся к "Аквариуму" и бардам Высоцкому, Окуджаве, Галичу. А твой отец бардов, кроме Высоцкого, не очень воспринимал. Кого ещё слушали? Трудно упомнить. Не надо забывать, что мы были тогда совсем зеленые и глупые, и периодически плыли за общей волной.
- Вот уж не поверю, что вы когда-нибудь были глупыми! - горячо ответил Ленька.
- Бывало, - усмехнулся Андрей. - Этого периода никто не миновал. Кого ещё припомнить? Ты знаешь, память подводит. Как-то очень быстро забываются старые кумиры, кроме нескольких основных. Вроде, только-только напевал их мелодию - бац! - уже и имени вспомнить не можешь. Впрочем, если у тебя сохранился старый магнитофон отца и записи, которые он делал, ты можешь сам все прослушать. Можем прослушать вместе, я буду вспоминать и подсказывать, как зовут исполнителя или группу, которые в данный момент звучат...
- Магнитофон цел! - воскликнул Ленька. - Давай так и сделаем!
Они достали с антресолей магнитофон и коробку с пленками и вернулись в Ленькину комнату...
Через час, когда Ленька спал, Андрей лежал на диванчике в своей комнате и снова и снова прокручивал одну и ту же запись. Он одолжил магнитофон, сказав, что хочет послушать перед сном - все эти старые записи воспоминания расшевелили. Воспоминания в нем действительно ожили - но было не только это.
Среди пленок оказалась одна, которую Ленька, едва начав слушать, объявил "испорченной" и отложил в сторону. И именно эта испорченная запись интересовала Андрея больше всего.
Вроде бы, не было на ней ничего особенного. На голос Аллы Пугачевой наложился разговор тети Тани с какой-то своей приятельницей. Было время всеобщего дефицита, и говорили о том, что завтра, наверно, в универмаге выкинут какие-то продукты к майским праздникам, и надо бы занять очереди с самого утра, подстраховывая друг друга, а также о том, что очередь за вином теперь и на валидоле не выстоишь, такое творится безумие в этих огромных "хвостах"... Словом, шел обычный бытовой разговор того времени, и, сколько Андрей его ни прокручивал - а он прокрутил его несколько раз - он не мог уловить ничего, что хотя бы с натяжкой можно было бы объявить намеком на некую страшную тайну.
Скорей всего, дело было не в этой пленке, а та "смертоносная", давным-давно была уничтожена, и копии её не сохранилось... Или, если Ленька сделал копию, сохранилась в таком месте, до которого не просто додуматься уж, во всяком случае, не среди обыкновенных пленок. Проста эта пленка, испорченная наложившейся записью разговора, была единственной, выбивающейся из общего ряда - вот Андрей и пытался вслушаться в каждый звук.
"Допустим, я начну придираться и искать странности, - думал Андрей. Какие странности здесь можно углядеть? Во-первых... Да, что за приятельница, с которой беседует тетя Таня? Раза два она назвала её Шурой. Надо бы аккуратненько порасспросить тетю Таню, не было ли связано с этой Шурой чего-нибудь особенного. Но, скорей всего, это путь в никуда. Во-вторых... Допустим, Ленька не нашел переходника и писал телеконцерт через микрофон, приставив его вплотную к динамикам телевизора. Уже то странно, что у рукастого технаря Леньки не нашлось переходного шнура нужных параметров, чтобы записать концерт напрямую. Но если бы он и писал его через микрофон - разве он не предупредил бы мать, что в комнате шуметь нельзя? А она всегда очень трепетно относилась к его пожеланиям. Ладно, допустим... Ленька включает запись, выходит из комнаты, не предупредив мать, а та, ничего не зная, заходит в комнату вместе с приятельницей - и продолжает разговор, не обратив внимания, что магнитофон включен на запись. Слышен шум улицы - гудки машин, посторонние голоса, отдаленные вопли мальчишек, играющих в футбол. Значит, окно открыто... Что неудивительно, если, судя по разговору, стоит конец апреля. Но Ленька бы обязательно закрыл окно, перед тем, как включить запись! Значит, окно открыла тетя Таня, войдя в комнату. Странно, что я не слышу звука открываемого окна. Да, это можно пометить как странность... И все-таки... Если так придираться, то странности можно найти в чем угодно! Несерьезно это..."
Устав от пустых размышлений, он уснул.
Сон ему приснился странный - озаренный мягким светом былых времен, выражаясь поэтически. Снилось, что ему лет семь, и дядя Сема с семьей у них дома, в гостях, день стоит ясный и солнечный, теплый такой денек, какие бывают в июне, прозрачные-прозрачные, когда их бело-золотистый свет сам похож на невесомый и недолговечный пух июньских одуванчиков... Дядя Сема что-то живо рассказывает, по своему обыкновению, и, увидев, что все начинают хохотать под конец его рассказа, сам смеется, сделав рукой замысловатый жест в воздухе, так что зажатая в его пальцах папироса описывает прихотливую дугу. Этот смех ещё звенел в ушах Андрея, и улыбка дяди Семы - медленно тающая, словно улыбка Чеширского кота - висела перед глазами, когда он проснулся...
И некоторое время лежал, не двигаясь. Так хорошо было вновь оказаться в том времени, когда они с Ленькой были маленькими, и вся жизнь, казалось, впереди - и так верилось, что ничто не сумеет её омрачить... И ещё было странное чувство, будто в смехе и улыбке дяди Семы, в почти бесовской лукавинке, золотистыми искорками светившей в его глазах, и надо искать ответ на все загадки, которые сегодня мучают Андрея.
Что-то там было, связанное с этим заразительным смехом и с этими искорками...
Но Андрей не стал залеживаться. Он слышал, как Ленька собирается в школу, и встал, чтобы его проводить и пожелать хорошего дня. Да и у самого Андрея дел было полно.
Они быстро позавтракали все вместе, и Ленька умчался в школу, а Андрей чуть задержался, чтобы спокойно побриться и ещё раз продумать план действий на сегодняшний день. Сперва - в роддом. А после обеда, если все будет нормально - к адвокату, вместе с Федором, или без него, но в любом случае дождавшись от него звонка. Возможны и дополнительные передвижения - в зависимости от того, что он узнает в роддоме.
Перед уходом он вспомнил ещё одну вещь - и, с помощью тети Тани, отыскал коробку из-под обуви, в которой хранились Ленькины принадлежности для магнитофона и запасные детали. Андрей объяснил тете Тане, что ему хочется кое-что поправить в магнитофоне - слишком долго тот пылился без дела и что-то в нем начало заедать. И, хотя этим магнитофоном не пользовались сто лет, и, наверно, ещё сто лет пользоваться не будут, но лучше содержать его в полном порядке. Удалившись в свою комнату, Андрей перебрал все шнуры - да, у Леньки они были любые, с любыми штекерами, под запись с любой техники. Разумеется, соединительный шнур, чтобы писать звук с телевизора, тоже имелся. Выходит, Леньке не было никакого смысла прибегать к помощи микрофона... Ведь в любом случае запись получается грязнее, даже если не вклинятся никакие посторонние шумы...
Хоть маленькая странность, но имелась. Слишком маленькая, чтобы возлагать на неё большие надежды, но слишком необъяснимая, чтобы сбрасывать её со счетов.
С тем Андрей и вышел из дому - в очередной морозный денек, от лютого мороза сразу начинали пылать щеки и нос пощипывало.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
"Не знаю, чем там полковник занимался, когда мы расстались, а я как пришел домой, так ноги вытянул, и думал уснуть после всех тревог, чтобы с утра, со свежей головой, опять за дела взяться. Но, видно, перенервничал я за последние дни, потому что сна ни в одном глазу. Лежу и думаю, и остановиться не могу.
Если я с Сизовыми зря расправился, то это, конечно, обидно. Вон, и полковнику подгадил, где ему теперь новый тайник с заложниками искать? С другой стороны, думаю, Сизов сейчас так напуган, что все полковнику выложит, а я. Получается, хотя бы городок немного почистил от всякой швали. Я, знаете, многое повидал, и по всему опыту моему, и по тому, что видел во всех этих штрафбатах, когда доводилось с ними пересекаться, я вам определенно скажу: уголовников надо давить. Лучше всего было бы отменить на несколько месяцев всякие суды с адвокатами и конституции и провести зачистку, с расстрелом на месте. Виновен - получи пулю! От всех этих убийц с лягушачьими мозгами, вроде Сизовых, и до всяких там "крестных отцов", которые нонче во главе банков и фирм сидят, будто порядочные. Ну, и, вороватых чиновников туда же, которые на наших деньгах жируют, и на моих пенсионных в том числе. А то это ж смех один, главаря мафии сажают на годик-другой за незаконное оружие, которое, надо понимать, сама же милиция ему и подбросила, отчаясь другие доказательства найти. Или какой-нибудь чинуша миллионы украл, во всех газетах про это шум коромыслом, а прокуроры руками разводят: достаточных, понимаешь, доказательств нет. Да какие тут ещё нужны доказательства, кроме башки на плечах? Вот я и говорю, что если б мне доверили это дело, я бы живо страну очистил, чтобы всем спокойно жилось.
Но это я так, к слову отвлекся. Я ж понимаю, что без юрисдикции ничего нельзя. Вон, я начал самоуправствовать - и, получается, не в ту сторону. Мало того, что грех на душу взял, да ещё и полковнику все карты спутал, оттого, что эти бандиты заложников с испугу перепрятали. Хотя, если рассудить, по заслугам Сизовы получили. Если на них столько убийств и других темных дел висит, то и надо от них избавляться, а не ждать, когда ещё там они под суд попадут, чтоб им неладно было!.. Хотя, говорю, мне от этого не легче, мне надо настоящих погромщиков искать.
Вот я лежу и думаю про намеки полковника. Как-то вся приключившаяся беда с паспортом Васильича связана, и с тем, что он на соглашение какое-то с Букиным пошел. Даже, вон, готовился официально на службу заступить, как глава заводской охраны. Коли не врет Букин, конечно. Хотя зачем ему врать, не тот случай, чтобы вранье ему чем-то выгодно было. Промолвился по случаю, и все тут.
При этом, если полковник прав - а он не может быть не прав, при его-то опыте - паспорт Васильича так и лежит у Букина в сейфе, а Васильич, значит, нисколько не волновался, что его паспорт так долго держат. А семью в свои дела посвящать не стал, сказал, что паспорт потерян - и вот, мол, вам доверенность на получение пенсии, если паспорт до первого дня выплаты пенсий не найдется...
Что ж это могли быть за дела?
Это ж в армии мы, думаю, живем не по паспорту, а по офицерскому удостоверению. А на гражданке без паспорта никак...
И тут я даже присел на своем диванчике - так меня очередная мысль подкинула. А если, думаю, эта заводская охрана навроде военизированной? Не может такого быть, что паспорт должен у Букина находиться - пока Васильичу все нужные документы не оформят?
И только одни документы мне на ум приходят - такие, из-за которых у заводского начальства паспорт работника должен быть все время под рукой, чтобы все возникающие проблемы на месте улаживать. Документы на право ношения оружия - их долго оформляют, а чтобы Васильича не тревожить, Букин мог Шипова гонять по инстанциям с паспортом Васильича - может, Букин с Васильичем договорились так...
Но ведь заявление на ношение оружия должно было через местную милицию пройти - и уж Наумкин сказал бы мне, что от завода обращались за разрешением оформить Васильичу табельное оружие... Или местную милицию можно миновать, сразу в верхние инстанции обратившись? Букин упоминал, что Шипов с паспортом Васильича в Самару ездил...
С другой стороны, стоило ли сыр-бор поднимать? Что там на заводе охранять, если там, говорят, давно все разворовано?
Выходит, есть что, раз Букина это дергало. И что-то важное...
Но с какого боку Васильич в этом деле припекой оказался? Почему именно на него выбор Букина упал? И почему Васильич согласился работать под Букиным, которого, судя по рассказам, на дух не переносил?
И случайность ли, спрашиваю себя, что только сейчас Васильич сознался мне в пистолете украденном и захотел проверить, как я стреляю, не растерял ли я боевых навыков? Или у него свой умысел был? Может, и меня хотел к этому делу привлечь, в которое ввязался, когда убедится, что я не подведу?
Вот сколько вопросов разом возникло.
Встал я, покурил. Глянул на часы - третий час ночи. И опять мне пришлось от возбуждения водочкой лечиться. Потому что ответы на все эти вопросы я смогу искать только с утра, а чтобы толково искать ответы, мне хоть сколько-то выспаться надо."
* * *
"...Ноль часов пятнадцать минут. Допрос ведет полковник Сметников.
Сизов. Не дело это, начальник, посреди ночи на допрос поднимать. Против всех прав человека.
Полковник. Хорошо ты про права усвоил... Ничего, потерпишь. Скажи мне лучше, где трупы спрятаны?
Сизов. Какие... какие такие трупы?
Полковник. Ну, не начинай ломать комедию. Вон как побледнел. Трупы похищенных вами людей, за которых вы выкуп получали. И заодно поведай, куда Грибова перевезли. Вместе с ещё одним... как его там, забыл фамилию.
Сизов. Не понимаю, начальник, о чем ты.
Полковник. Хочешь следом за братьями отправиться?
Сизов. Вы... вы о чем?
Полковник. О том, что ты знаешь не хуже моего. Никуда Сергей не сбегал. Его тоже застрелили, причем у тебя на глазах. Рассказать тебе, как я это узнал?
Сизов. На пушку берете?
Полковник. Нет. Смотри сюда. В одной из комнат вашего дома два стекла заново вставлены, совсем свеженькие. Значит, что-то эти стекла разбило - а ты их вставить озаботился, перед тем, как в милицию сдаваться идти. Я как это увидел, велел доски пола в нескольких местах поскоблить на микроанализ, и доски стола тоже. Сам знаешь, как хорошо пол ни вымоешь, а частицы крови останутся. Когда в спешке моешь - тем более. И на обоях несколько пятен нашлось. Их сверху подсолнечным маслом намазали, будто из бутылки случайно брызнуло, а под маслом-то кровь. И кровь эта совпадает по группе и по прочим параметрам с твоей и убитого Олега. Выходит, сидели вы с братом, говорили о чем-то, и тут его кто-то через окно застрелил. Ты быстро труп спрятал, следы убийства замаскировал - и побежал с утра пораньше в милицию сдаваться, чтобы тюремными стенами от пули отгородиться. (Пауза.) Впрочем, судя по ряду признаков, вы с братом не одни были...