— Ну, и как все это понимать? — Его лицо скривилось в знакомой усмешке, но взгляд оставался тяжелым. — Можно узнать, какая необходимость заставила тебя звонить в Англию? Какой-нибудь брошенный любовник, который, возможно, рассчитывает возобновить отношения, когда ты вернешься?
— Если это и так, — мгновенно парировала Пенни, отказываясь принимать его иронию всерьез, — теперь он думает иначе.
— В самом деле? — Он загородил путь Пенни, которая хотела пройти к лифту. — Ну что ж, очень мудро с твоей стороны, дорогая. Означает ли это, что теперь ты готова принять свой брак во всей полноте?
Было что-то в Соле такое, чего она не могла определить. Одна часть Пенни боялась Сола — от него исходила угроза для нее потерять самостоятельность, утратить власть над своим телом. Но, в то же время, другая ее часть явно находилась под влиянием его мужского магнетизма, отвечала на тепло, от него исходившее. Будто бы чувствуя эту раздвоенность, он оглядел ее с головы до ног оценивающим взглядом.
— Ну? — мягко напомнил он, что ждет объяснения.
У Пенни не было выхода, ей оставалось только капитулировать. Это даже хорошо, что здесь такое людное место, угрюмо подумала она. Если Сол ожидает от нее покорности, смирения в этот момент своего триумфа, то он будет явно разочарован.
— Это означает, что я готова делать все, что окажется необходимо для того, чтобы заручиться твоей полной поддержкой, когда состоится суд, — холодно ответила она.
Улыбка исчезла с его лица. Выслушав слова Пенни, он схватил ее за руку.
— Что угодно... и как угодно, любовь моя. — Смуглое лицо Сола было так близко от ее лица; он говорил тихо, со сдерживаемой страстью. — Мне нравится видеть улыбку на лице женщины, когда мы занимаемся любовью... мне нравится видеть, что она с наслаждением отдается мне, а не принимает мою любовь в силу необходимости. Надеюсь, тебе это ясно?
— Сол... — запротестовала Пенни, оглядываясь, чтобы посмотреть, не обращают ли на них внимания. — Сол... пожалуйста... прошу тебя...
— Нет, моя дорогая, — произнес он по-прежнему тихо. Его рука еще сильнее сжала ее руку. — Это тебя нужно просить. — Он как-то странно хохотнул. — Вряд ли это будет тебе, так уж трудно. Если ты не можешь меня видеть в этот момент, закрой глаза и вообрази, что ты с кем-то другим. С твоим опытом у тебя это получится.
— Какой прекрасный выход из положения! — Она с упреком бросала ему в лицо слова, рассерженная и униженная, — столько презрения было в его обвинениях. — И конечно, ты можешь делать то же самое. — Ее глаза блестели от гнева, плечи были отведены назад. Она забыла о благоразумии. — На кого из твоих многочисленных любовниц я больше похожа... на Саманту? Или на кого-то из более поздних? Т...
Имя ее сестры не успело слететь с ее уст, потому что Сол закрыл их своими жесткими, сердитыми губами. Она чувствовала, как он дрожит всем телом, навалившись на нее и прижав к стене. Тщетно пытаясь успокоить ее, сдерживаемый тем, что вокруг были люди, Сол явно оказался в затруднительном положении. Пенни даже не пыталась помочь ему.
Но казалось, что сама ее пассивность была вызовом его мужскому достоинству. Его тело загораживало от людских глаз действия его рук, которые медленно и осторожно скользнули ей за ворот свитера, коснувшись гладкой кожи ее шеи, и, спустившись ниже, расстегнули застежку ее лифчика, затем, нырнув под свитер снизу, остановились на ее груди.
— Тебе это нравится, Пенни? — горячо зашептал он ей в ухо. — Ты возбуждаешься, занимаясь любовью в толпе? Когда я теряю контроль над собой и делаю это прилюдно? Тебе это нравится, мой ангел?
Пенни почувствовала, как дрожит все его тело, увидела лицо, искаженное судорогой, и внезапно все поняла. Саманта! Его жена получала удовольствие именно от занятия любовью в толпе, и он думает, что и ей тоже это может нравиться. Неудивительно, что он так яростно отреагировал, увидев ее раздетой в тот злополучный день в его спальне. Он судил о ней по опыту собственного прошлого!
Как теперь ему объяснить, что все это ужасная ошибка? Все, что она могла сделать, — это ждать, ждать удобного момента, чтобы рассказать ему все как есть, успокоить его и не страдать после этого от унижения, оказавшись в его объятиях. И как было бы хорошо, если бы такая возможность появилась у нее в ближайшие дни!
— Ты меня с кем-то путаешь, — тихо возразила она. — Лично я нахожу отвратительным демонстрировать свои чувства на людях. — Пенни остановилась, чтобы перевести дыхание, глотнула воздух. — А теперь, пожалуйста, дай мне пройти, я хочу сложить свои вещи.
Не отводя глаз, она встретила его сердитый взгляд, увидела, как он жадно смотрит на ее рот, на грудь, вздымающуюся, выдающую ее волнение.
— У тебя еще час до отъезда.
Сол отступил назад и освободил дорогу. Гордо подняв голову и не оглядываясь, Пенни вошла в лифт. Здесь она позволила себе расслабиться, прислонившись к стенке и радуясь, что, кроме нее, в кабине лифта никого не было. Она ощущала слабость в ногах, руки ее тряслись. Господи! Если бы она знала, что ей судьбой назначено нести наказание за грехи Саманты, вступила бы она в брак с Солом ван Дименом на его условиях?
Ответ на этот вопрос она уже знала. Если от этого зависит будущее Люси, она бы вступила в сделку с самим дьяволом.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В Англии было холодно и сыро — так не похоже на позднюю солнечную осень в Париже. Красивый загородный дом Сола, стоявший на участке площадью два акра, показался Пенни холодным и неприветливым, когда она впервые переступила его порог в новом качестве — жены Сола.
Она легко представила, как он должен был себя чувствовать здесь, в одиночестве, возвращаясь после командировок за границу. Но сделало ли ее присутствие на этот раз его возвращение более приятным? По пути из Парижа они почти не разговаривали друг с другом, ограничиваясь лишь необходимыми вежливыми репликами. Едва ли такое начало долгих лет совместной жизни можно назвать благоприятным!
Глядя на просторный холл, Пенни вдруг занервничала, предвидя довольно сложную перспективу, открывающуюся перед ней. Ей придется не только вести этот большой пятикомнатный дом и ухаживать за маленькой Люси, но еще делить постель с Солом — человеком, которого она сама упросила жениться на ней!
Все было бы по-другому, если б он испытывал к ней, хоть какое-то чувство, подумала она, и сердце забилось от одной этой мысли. Самое худшее было то, что в основе его отношения к ней не было ни чувства, ни даже простого желания!
Она с унылым видом следила за тем, как Сол внес чемоданы в холл, а затем последовала за ним в большую гостиную, в которой отмечались крестины Люси.
Пенни смотрела на его атлетическую фигуру, восхищалась широкими плечами, красивым торсом, узкой талией, длинными мускулистыми ногами. Прекрасного покроя костюм только подчеркивал достоинства его фигуры. Пенни вдруг охватила жалость, острым кинжалом вонзилась в ее сердце. Как больно ранила его Саманта, если теперь он так ужасно относится ко всем женщинам! Она сдержала слезы, уже готовые пролиться. Возможно, если бы Сол не страдал от измены и утраченной любви, у него не сложилось бы такое впечатление о женщинах. Быть любимой — это самая большая радость для каждой женщины... можно понять, когда тебя страстно желают, но когда в одно и то же время тебя желают и питают к тебе отвращение — это просто невыносимо. Это делает тебя чем-то вроде порции мерзкого лекарства... очень неприятного, но необходимого для выздоровления.
Станет ли Сол и в эту ночь предъявлять свои права мужа? От этой мысли она похолодела. Если так, ей придется скрыть свои муки: он сказал ей, что ждет ее доброй воли, а не снисходительности и терпения. Ну что ж, она последует его циничному совету... закроет глаза и будет думать о ком-нибудь другом. Но только этот «кто-то другой» не будет мужчиной, это будет Люси, ее милое личико будет перед ней, и оно поможет ей выдержать испытание. Люси, ради которой она на все это пошла, поможет ей...
Пенни не удалось сдержать дрожь, охватившую ее.
— Тебе холодно?
Вопрос Сола вывел ее из оцепенения. Значит, он наблюдал за ней, видел, как ей неуютно здесь.
Она инстинктивно отвернула голову, чтобы лицо не выдало ее тайных мыслей, которых ему лучше не знать.
— Не волнуйся, — резко проговорил Сол, когда она не ответила, будто своим молчанием обвиняла его. — Я включу центральное отопление, есть еще местное. Через десять минут дом станет вполне пригодным для обитания. По крайней мере, — добавил он сухо, — в том, что касается температуры воздуха.
— Может быть, я приготовлю что-нибудь поесть? — неуверенно предложила Пенни. Ей нужно поскорее приступить к своим домашним обязанностям и не быть рядом с Солом. Необходимо привести в порядок свои расстроенные нервы.
— Было бы нелишне, — коротко ответил он. — У Лиз есть ключ, и она обещала заполнить холодильник к нашему возвращению. Посмотри, что у нас там есть.
Надо быстро приготовить что-то аппетитное, решила Пенни. Она зашла в кухню и отдала должное всем замечательным новомодным приспособлениям и утвари, которые там увидела. Наверное, Сол привык к тому, что его любовницы готовят ему? Если так, то, возможно, он не раз бывал разочарован в их кулинарных способностях, так как многие очень нужные предметы, так и остались неиспользованными, заметила Пенни не без удивления, либо это Лиз купила их только что, перед возвращением новобрачных из Парижа, для новой хозяйки дома.
И все же, утешила себя Пенни со смиренным видом, коль скоро она нашла самое необходимое, она постарается, чтобы он не разочаровался в своей будущей кухне! Сегодня она это докажет.
Лиз, бесспорно, хорошо выполнила порученное ей дело. Пенни остановила свой выбор на яйцах, беконе, чипсах и фасоли. Вряд ли это меню для гурмана, думала она, подавая ужин Солу не без внутреннего трепета, но быстро успокоилась, когда Сол съел все хоть и молча, но с видимым удовольствием.
При свете лампы его лицо казалось усталым и напряженным. Накануне он мало спал. Пенни вновь живо представила себе площадь Пигаль с ее кричащей неоновой рекламой, видео-шоу и зрелищными представлениями. Едва слышный стон вырвался у нее при воспоминании о том, как в ярости Сол покинул номер, как на следующий день пошел ее разыскивать.
— Что случилось? — Это был всего лишь вежливый вопрос, заданный бесстрастно, и, тем не менее он вызвал острую боль в ее душе.
Пенни нервно сжимала руки, не в силах унять эти судорожные движения.
— Ничего, — произнесла она медленно, — просто... просто день выдался очень утомительный. — Она резким движением отбросила волосы с лица.
— Прости. Я такой невнимательный. — Сол поднялся из-за стола, почтительно поклонился с видом учтивого хозяина, принимающего гостя. — Я провожу тебя в твою комнату. — Он стоял, ожидая.
Пенни молча встала, глубоко вздохнула, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. В холле он остановился, взял ее чемодан и затем жестом позвал ее за собой. Они поднялись по лестнице наверх.
Комната, в которую он ее привел, находилась рядом со знакомой Пенни спальней — его спальней. Он остановился, пропуская ее. Комната была в бежево-розовых тонах, с большой кроватью, покрытой роскошным пуховым одеялом. Пенни заметила красивую мебель, два легких стула, обтянутых розовым бархатом.
— О, как здесь мило, Сол! — вырвалось у нее невольно.
— Рад, что тебе понравилось. — Пенни показалось, что улыбка, с которой он это произнес, была немного циничной. — Я старался сделать твою тюрьму по возможности комфортабельной.
Несмотря на насмешливую гримасу на его лице, Пенни почувствовала некоторую странность в этом признании, будто бы он извинялся за какое-то недоразумение, его тяготившее.
— Значит, ты не сажаешь меня на хлеб и воду? — осторожно парировала она. Здесь и в самом деле было комфортабельно, правильнее сказать — роскошно. Она видела, как смягчились жесткие линии его лица при этом ее колком замечании, мягче стал безжалостный рот, и Пенни с тревогой ощутила, как странное тепло рождается внутри ее и разливается по всему телу. Она подняла глаза и встретилась со взглядом Сола.
— Ты можешь распоряжаться деньгами только на ведение хозяйства, снимая их с моего счета. Как ты их будешь тратить — это на твое усмотрение, конечно, в разумных пределах. — Какие дьявольские искорки сверкали в его красивых глазах. — Копченая семга и вино... или хлеб и вода... можешь выбирать пищу, которая тебе больше по душе.
Горячая волна вновь захлестнула все тело Пенни: она поняла скрытый смысл его слов. Пенни выпрямилась. Сол давал ей понять, что она хозяйка собственной судьбы в границах, которые сама себе выбрала. Он приглашал ее устроить рай из того ада, в который она слепо шагнула.
— Сол... — выдохнула она его имя. Она чувствовала, как кровь пульсирует у нее в горле, как подступает желание обнять его, прижаться к нему, рассказать, наконец, что никакая она не распутница, что он на ее счет горько ошибается. Ей хотелось шептать и шептать ему, что он будет первым ее мужчиной, чтобы он был с ней мягче, нежнее, научил ее любви... Ей хотелось сказать ему, чтобы он разрушил барьер недоверия, стоящий между ними, потому что она пойдет за ним с готовностью и без принуждения... и не ради Люси, а ради него самого.
Сол был уже на пути к двери и не видел ее глаза, обращенные к нему с мольбой... Он вздрогнул, когда она произнесла его имя.
— С-сол... — запинаясь, повторила Пенни, облизывая кончиком языка пересохшие от волнения губы, не в силах выразить словами смятение в ее мыслях и чувствах.
— Да? — Одна его бровь поползла вверх и застыла в вопросе, он терпеливо ждал, остановившись в дверном проеме, уже готовый уйти.
— Я... я... — Она окончательно смутилась под его пристальным взглядом, чувствуя, как краска заливает щеки, пока она искала слова, чтобы выразить новые чувства, переполнявшие ее, чувства, с которыми она еще не знала, как сладить.
— Все хорошо, Пенни. — В ровном тоне его голоса звучало смирение; он смотрел на ее лицо, на котором застыло какое-то умоляющее выражение, на блестевшие от слез глаза и дрожащие губы, на грудь, быстро поднимающуюся и опускающуюся, на пальцы, нервно сплетенные у талии. — Здесь нет замка, но ты не волнуйся. Я обещаю не беспокоить тебя. Доброй ночи.
Дверь за ним закрылась. Пенни неподвижно глядела на дверь, где только что стоял Сол, и сердце ее бешено билось, готовое выпрыгнуть из груди. Уже решив действовать, она так и не сделала шаг к нему; Пенни чувствовала, что вот-вот разрыдается!
Двумя часами позже она еще не спала, уверенная, что на этот раз осуждена либо до утра прислушиваться к тиканью маленького будильника на прикроватной тумбочке, либо сойти с ума; что только произойдет раньше?
И тут она вдруг вспомнила, что не вымыла после ужина посуду. Бог ты мой, как это могло получиться? Она оставила жуткий бедлам на кухне Сола, которая содержится в идеальном порядке, кухне, где царит безукоризненная чистота! Если бы она хотела окончательно расстроить их отношения, то лучшего начала и не придумаешь. Она содрогнулась при мысли, что он подумает, будто она неряха!.. Слава Богу, она вовремя вспомнила об этой своей оплошности, есть еще возможность все исправить.
Пенни, не включая света, стала осторожно спускаться по лестнице. Привыкшая к менее воздушным ночным рубашкам, чем те соблазнительные, в облаке кружев, что они купили с Лиз, Пенни не захватила халата, а жакет она не подумала надеть. Но ей было тепло, дом уже не казался необитаемым, а если она почувствует, что зябнет, можно будет согреть руки под струей горячей воды.
— Что за черт?!
Взявшись за ручку двери, Пенни открыла дверь и, ослепленная внезапно вспыхнувшим светом, остановилась, услышав мужской голос. Как бабочка, завороженная пламенем, она стояла, моргая, пока ее глаза не привыкли к свету после темноты.
Немного придя в себя, она посмотрела на Сола и внутренне усмехнулась, отметив на его лице смесь страха, удивления и раздражения, как будто его застали за кражей столового серебра. Волосы его были растрепаны, по виду можно было заключить, что он тоже не мог уснуть.