Он сам во всем виноват, подбадривала себя Пенни. Она рассчитывала осторожно и постепенно подвести его к своему плану, все объяснить. Он сам ее спровоцировал, вынудил преждевременно раскрыть карты.
— Простите меня... По-видимому, я недооценил ваши амбиции! — Сол первым пришел в себя и теперь рассматривал ее с пристальным вниманием. У нее было такое чувство, будто мысленно он раздевает ее. Пенни изо всех сил старалась сдержаться и вести себя спокойно.
— Поймите меня правильно. — Она гордо тряхнула золотисто-каштановой головой. — Я предлагаю временное решение, только до тех пор, пока не соберу достаточно денег, чтобы снять большую квартиру. — Она переменила позу, небрежно расправила плечи; ей казалось, так она выглядит более уверенной в себе. — Ну, скажем, мне потребуется год... самое большее полтора года.
— А потом? — Серые глаза Сола неподвижно и неумолимо смотрели на нее. В них она видела только холод и отчуждение.
Пенни еще выше подняла подбородок. Она готова ответить на его вопрос, заданный с нескрываемой враждебностью.
— Потом спокойный развод, и мы с Люси навсегда исчезнем из вашей жизни.
— И оставите меня без экономки?
Пенни не поняла, шутит он или говорит серьезно.
— К этому времени все хозяйство будет налажено, в доме будет порядок, какой вам нравится. Частью нашего соглашения может быть пункт, что я должна найти себе замену и выучить ее всем заведенным в доме традициям. Она будет знать все ваши привычки и пристрастия, так что вы практически не заметите перемен. Разве вы не понимаете? — Пенни немного подалась вперед, в голосе ее слышалось волнение. Голубые глаза неотрывно следили за Солом. — Я знаю сама, что это необычная затея, но ведь это великолепный выход для всех нас! У вас в доме будет все налажено так, как вы хотите, и в то же время вам не потребуется нанимать дорогостоящую прислугу. В благодарность за две комнаты, которые мы с Люси будем занимать, я предлагаю вам весь комплекс услуг прислуги и экономки.
Ее лицо раскраснелось от возбуждения, глаза горели, она старалась доказать ему все преимущества придуманного ею плана.
— Конечно, вам не нужно будет нас содержать. Моего заработка и страховки, которую Люси получит за погибшего отца, нам вполне хватит. — Внезапно ей пришла в голову еще одна мысль. — В финансовом отношении вы даже выиграете, ведь, пока мы будем с Люси жить у вас, вам снизят налоги!
Не обращая внимания на то, что Сол нахмурился при ее последнем замечании, Пенни стремилась выложить все преимущества своего плана, пока он не прервал ее.
— У вас такой большой дом, я гарантирую вам, что мы не будем вам мешать, не нарушим вашего покоя, — заверила она его. — Ваше покровительство мне необходимо, чтобы убедить суд, что я могу взять на себя воспитание Люси. — Она снова остановилась, чтобы придать особый вес последнему, что ей хотелось сказать ему. — И естественно, коль скоро наш с вами брак будет существовать только на бумаге, у вас будет полная свобода личной жизни.
Боже упаси, если он подумает, что она станет препятствовать его встречам с другими женщинами, — ничего подобного, он совершенно свободен, но, конечно, ему ради Люси придется соблюдать некоторую видимость совместной жизни.
Сол ван Димен, бесспорно, был привлекательным мужчиной. Он был из породы хищников: высокий, хорошо сложенный, ему сопутствовал успех во всех начинаниях; такие, как он, прекрасно выглядят, подвижны, и мало кто не обращает на них внимания, когда они проходят мимо. Такие львы всегда несколько небрежны с женщинами. Ей было важно дать Солу понять, что она понимает стиль его жизни и не возражает, чтобы он продолжал жить так, как ему нравится, если он оценит преимущества ее плана и сделает ее своей фиктивной женой.
— Моя личная жизнь? — задумчиво переспросил Сол. — Под этим вы, надо полагать, понимаете, что мне будет дозволено наслаждаться компанией других женщин... время от времени. Пенни с улыбкой кивнула.
— У нас с вами будет только формальный брак, никаких обязательств с вашей стороны.
— Как вы все хорошо продумали! — От его улыбки у нее затрепетало сердце. Это была улыбка тигра... безжалостная и грозная. — А вам никогда не приходило в голову, что у меня могут быть собственные планы на этот счет... планы, касающиеся постоянных, а не временных отношений?
— По правде говоря, нет. — Она поспешила объяснить: — Майкл говорил мне, что после того, как ваш брак распался несколько лет назад, вас не интересовали сколько-нибудь серьезные отношения. Он сказал, что вы были... были... — Она запнулась, видя, как выражение его лица стало почти зловещим.
— Что я ожесточился, это вы хотели сказать? Или «разочарован»? Или же ваш зять полагал, что память о моем неудачном браке, когда я был много моложе, навсегда отбила у меня желание иметь что-либо общее с противоположным полом?
Пенни тут же бросилась защищать Майкла.
— Майкл всегда говорил о вас с большим уважением, он восхищался вами. — Она улыбнулась, вспоминая, с каким трепетом Майкл всегда отзывался о своем шефе. — Можно было подумать, что вы являете собой Изамбарда Брунела и Леонардо да Винчи в одном лице, — такие дифирамбы он вам пел! Майкл считал вас своим другом, очень этим гордился и хотел, чтобы вы были счастливы.
Майкл действительно говорил, что ходят слухи, будто его босс — блестящий инженер-консультант — вряд ли когда-нибудь сможет доверять женщине после известных выкрутасов его первой жены. Но, конечно, она не собиралась повторять этотего рассказ. Она и так уже проявила себя достаточно нескромной, и сердитый взгляд Сола красноречиво предупреждал ее, что он уже довольно ее наслушался.
— Майкл былмоим другом. — Пенни заметила, как побелели суставы его сжатых в кулаки пальцев. — И ваша сестра тоже. — Он произнес это, едва скрывая гнев.
Пенни все же отважилась поддакнуть:
— Да, я знаю. — Она быстро опустила ресницы, чтобы не видеть гримасу боли, исказившую его лицо.
— Вы знаете? — с горечью переспросил он. — Интересно, как много вы знаете.
Пенни задержала дыхание. Только вчера она прочитала о Соле в дневнике Таппи. «Встретилась с Солом ван Д., — писала ее сестра. — Вместе обедали — блеск! Никогда и думать не могла, что это кончится постелью!!!» Затем позднее, много позднее, Таппи писала: «Сол пришел ко мне, просил не выходить замуж!»
Предположим, она сказала бы этому человеку с суровым лицом, сидевшему напротив и глядевшему на нее из-за стола: «Я знаю, что вы любили мою сестру и потеряли ее, когда ваш лучший друг женился на ней. Я знаю, что вы продолжали поддерживать и поощрять Майкла, помогать ему в продвижении по службе, что вы согласились стать крестным отцом его ребенка, купили девочке дорогой подарок на крестины, что именно в вашем замечательном загородном доме состоялось торжество по поводу крестин. И поскольку я действительнознаю все это, то надеялась,что вы поймете: Люси невозможно отдать в приют, когда с вашей помощью я могу получить опекунство над ней, и она будет жить со мной, и я буду любить ее...» Но вместо всего этого она сказала:
— Вполне достаточно, чтобы просить вас поддержать меня, пока я встану на ноги.
Сол медленно поднялся и подошел к краю стола, у которого сидела Пенни, остановился и, облокотившись на стол, скрестил руки на груди.
— А пока вы еще, так сказать, «не встали на ноги», предполагается, что я должен закрывать глаза на хороводы мужчин, которые ввергли вас в это состояние, не так ли?
В какой-то момент Пенни просто остолбенела, настолько ее шокировал грубый намек, сквозивший в его вопросе. Как посмел он так буквально использовать ее слова!
— Конечно же, нет! У меня нет личной жизни в том смысле... в том смысле, в каком вы ее представляете, и мне она не нужна. Сейчас для меня главное — вернуть Люси!
— И вы избрали меня, как оружие убеждения... орудие обмана... Так?
Пенни вздрогнула. В его голосе слышались отказ и откровенная враждебность. Но она не могла позволить себе расслабиться, дать ему себя запугать, хотя и видела по его напрягшимся скулам и ледяному взгляду серо-стальных глаз, что он не на шутку рассердился.
— Я думала, что стоит дать вам возможность помочь мне, да! Мне казалось, что вам небезразлична судьба Люси! — Глаза ее сверкали, губы скривились от боли и отчаяния. — Вы ведь согласились стать крестным отцом моей племянницы, так ведь? Я полагала, что вы чувствуете ответственность за ее будущее. Или вы считаете, что тот подарок, та золотая безделушка, которую вы ей подарили на крестины, освобождает вас от всех обязанностей перед крестницей?
Ее голос задрожал, и она замолчала. Этого человека невозможно уговорить!
— Все? Вы кончили? — Выражение его сузившихся глаз было непроницаемым, и внезапно Пенни почувствовала острое желание как-то задеть его, сделать так, чтобы и он ощутил ту же боль, какую почувствовала она от его оскорблений.
— Нет, не все, — резко бросила она. — Есть еще одна причина, почему я пришла к вам. Думаю, вы должны помнить, что, если бы вы не послали Майкла в Мексику, Люси не была бы сейчас сиротой!
Конечно, упрекать Сола в смерти Майкла и Таппи было и несправедливо и неблагородно, но в этот момент Пенни об этом не думала. Ее лицо пылало от гнева, она вскочила на ноги, решив ни секунды здесь не задерживаться.
— Сядьте!
Сол не шевельнулся, но такова была сила его власти над ней, что, когда их глаза встретились, Пенни окаменела, не сумев выдержать безмолвную дуэль и неожиданную резкость его команды.
— Мне больше нечего вам сказать. — В горле у нее пересохло. Она упрямо стояла.
— Зато мне есть, — с иронией проговорил Сол. — Я выслушал то, что вы мне хотели сказать, а теперь садитесь и послушайте меня.
Вначале она решила все-таки уйти, хлопнув дверью, но прочла угрозу в холодном взгляде его серых глаз: если она не сядет добровольно, он заставит ее это сделать. Ничего не оставалось, как выбрать меньшее из двух зол. Пожав плечами, она присела с видом полнейшего безразличия к происходящему.
— Вот так-то лучше! — Он приблизился к ней. — Теперь моя очередь.
Пенни не хотела смотреть на него, но власть его холодных глаз была неумолимой. Она съежилась, пытаясь скрыть тревогу от его чересчур проницательных глаз.
— Я полностью осознаю свои обязанности в отношении крестницы и намерен выполнять их, насколько позволят возможности. — Он остановился, набрал в легкие воздух. — И это означает, что я скорее предпочел бы, чтобы Люси взяла на воспитание добропорядочная семья, нежели согласился на ваш план. Я не желал, бы видеть, как девочка живет в доме, где царит богемный порядок, который, вероятно, вам по душе. Не хочу, чтобы ребенок попал к вам только потому, что у вас вдруг возник каприз побаловаться радостями материнства. Честно говоря, моя бесцеремонная крестная мамочка, я считаю вас, человеком безответственным и поэтому не хочу помогать вам оформить опекунство над Люси.
— О! — Пенни вскочила на ноги, глядя на него. Жестокие слова, словно острым кинжалом полоснули ее по сердцу. Кровь прилила к лицу. Не согласиться с ее планом — это одно. Но так обосновать свой отказ — это уже совсем другое! Богемный образ жизни! Ей хотелось одновременно и плакать и смеяться от такого голословного обвинения; она открыла было рот, чтобы достойно ответить ему, но не успела произнести еще ни слова в свою защиту, как Сол подскочил к ней и его сильные руки схватили ее за плечи. Он заговорил с едва сдерживаемой яростью:
— Вы думаете, у меня такая короткая память и я забыл, как мы с вами познакомились? Это платье, которое на вас сейчас, возможно, не столь обольстительно, как туалет, в котором вы были на крестинах, но его строгость не сотрет из моей памяти воспоминания о том, что оно скрывает!
По спине Пенни пробежала дрожь. Ей напомнили о событиях, которые она всеми силами старалась забыть.
Утром, в день крестин Люси, Таппи преподнесла ей подарок, назвав его «подарок для крестной матери», — дорогое и красивое платье из синего крепа. Таппи очень просила ее надеть это платье на церемонию. Сильно приталенное, с низким вырезом и расклешенной юбкой, оно очень шло Пенни с ее высокой грудью и тонкой талией. Но оно же, явилось причиной величайшего в ее жизни унижения!
— Это платье было подарком... — Она с негодованием взглянула на Сола, пытаясь объяснить.
— И вы, конечно же, не могли дождаться, когда снимете его перед каким-нибудь дарителем удовольствий?
— Нет! — Весь свой гнев, все свое возмущение вложила Пенни в этот возглас.
Она действительносняла это платье, но не перед каким-то мужчиной, чтобы ублажить его, ничего подобного! Она привыкла к простой свободной одежде, и вскоре все ее тело запротестовало против нового наряда. Еще хуже было с очаровательным корсетом на косточках, который Таппи тоже надела на нее. По существу, случилось то, что всегда случается с людьми обычными, которые вдруг привлекают к себе внимание, — они теряются, им становится неуютно! Таппи на своей работе демонстратора самых последних моделей привыкла носить нарядные вещи. Но для Пенни это было внове. И когда ей уже стало совсем невмоготу: что-то кололо, впивалось в тело, — она незаметно поднялась наверх, нашла пустую комнату и сняла платье и этот ненавистный корсет. Она хотела подпороть швы и передвинуть шнуровку на корсете, которая просто впивалась в тело.
И в тот самый момент, когда она разложила на кровати рядом со снятым платьем шелковое с кружевом нижнее белье и впервые за этот день свободно вздохнула, в комнату влетел Сол и увидел ее...
— Тогда, значит, демонстрация ваших прелестей предназначалась для моих глаз? — Циничная усмешка пряталась в уголках его губ, но взгляд оставался холодным. — Дорогая Пенни! Вам следовало предупредить меня. Ведь, в конце концов, я туда заглянул по чистой случайности: кто-то капнул томатным соком на мою рубашку, и мне пришлось подняться наверх, чтобы переодеться. У меня и в мыслях не было, что вы там задумали!
Она глубоко вздохнула, чтобы окончательно не дать гневу овладеть собой. Это его появление, которое ни один из них не мог предвидеть заранее, как раз и доказывало всю беспочвенность его обвинений, он просто не заслуживал, чтобы она как-то оправдывалась перед ним. И, не пускаясь в долгие объяснения, она холодно заметила:
— Если бы вы были джентльменом, вы бы сразу вышли, когда...
— Когда я зашел в собственную спальню и увидел голую женщину, сидевшую на моей постели... страстную, исполненную желания?
— Я не была голой! — выкрикнула Пенни. И вовсе она не была страстной или исполненной желания. Она была, напротив, очень смущена и испугана, когда, внимательно осмотрев ее, Сол повернулся к ней спиной и начал медленно снимать сначала пиджак, а затем и рубашку, демонстрируя перед ее изумленным взглядом свою широкую мускулистую спину.
Она сидела онемевшая, пока он медленно переодевался. Где-то в горле застряли слова, которые должны были объяснить ему, почему она оказалась в той комнате, да еще и в таком виде, но в этот момент, униженная, она не могла их отыскать и сидела оцепенев, пока Сол, кончив переодеваться, не бросил на нее последний, полный презрения взгляд и не вышел, оставив ее готовой разрыдаться.
— Разве вы не были голой? Вспомните... — Он все-таки улыбался уголками губ, в то время, как пальцы небрежно ласкали ее плечи. — Насколько я помню, вы были весьма завлекательно «полуобнаженной». — Его взгляд скользил по ее упругому телу, и ей казалось, что вся она под этим насмешливым взглядом покрывается гусиной кожей. — Женщина красивая... желанная... — Его презрительный взгляд явно противоречил всем этим лестным эпитетам. — Разве обычный секс вам подходит? Вы ведь всегда ищете новые ощущения? И тогда возбуждение от предстоящего открытия уже делает его прекраснее?
Пенни захлестнула волна отчаяния. Она почувствовала себя совсем больной. Если бы она могла предположить, что Солу так запомнится этот случай, и он так по-своему поймет его, она никогда не пришла бы к нему. Никогда!
— Прекратите! Вы ничего не поняли!
— Не понял? О, я отлично все понял, когда вошел в свою спальню и нашел там на моей постели женщину в позе одалиски из какого-нибудь гарема, ожидающей своего повелителя — турецкого султана... пышные груди, роскошные бедра... Скажите мне, — его голос стал глуше, он продолжал говорить, не обращая внимания на то, что она вся дрожит от возмущения, — кто же из гостей на крестинах Люси был тем счастливчиком, которого вы поджидали в моей спальне?