Элеазар покраснел уже весь, начиная от тонких бледных ключиц и заканчивая там, где начинали расти волосы на голове. А учитывая, что у него была очень тонкая и бледная кожа…
Да что за! Опять двадцать пять! Этот дроу не знает ни стыда, ни совести! Неужели у него нет никакого понятия, даже самого элементарного, о правилах приличия, не говоря уже о субординации между студентом и преподавателем?
И хоть такие похабные шутки со стороны темного были для Элеазара не в новинку, он все равно не мог перестать смущаться всякий раз, когда Ортес открывал рот, чтобы выдать очередную пошлость, то есть предложение, в котором обязательно упоминался он сам, Элеазар и сексуальный контакт в той или иной вариации.
Но сегодня Ортес вконец обнаглел! Да и вообще… Минуту назад он раскручивал его только на минет. А теперь уже полноценный секс предлагает!
— Прекрати! Так! Меня называть! — почти зарычал Элеазар, протягивая руку, чтобы рвануть на себя дверь.
Но сдвинуть дроу с места было не так-то просто.
— Воу, воу, ну сверху, значит, сверху, — развел он руками, ехидно усмехнувшись и продемонстрировав идеальный белозубый оскал. — Впрочем, хочешь, я буду называть тебя Снеж?
— Ортес! Я тебя в последний раз предупредил, прекрати немедленно…
Договорить Зар не успел: рот ему заткнули поцелуем — жадным, глубоким, жарким, властным… Он задохнулся, приоткрыл губы, чтобы глотнуть воздуха, тут же почувствовал вместо этого нахальный язык дроу, зажмурился от такой наглости и уперся ладонями в плечи Ортеса.
Да только оттолкнуть того было нелегко — Ортес оказался довольно сильным. Впрочем, дроу почти все отличались хорошей сноровкой в физическом плане.
Зар решил, что будет его игнорировать, но зубы стиснуть не удалось, язык темного уже вовсю орудовал у него во рту. Он прикрыл глаза, чтобы не видеть выражения нефритовых глаз, но все тщетно. К тому же прикосновение опаляющего тела дроу демон ощущал каждой своей клеточкой.
Наконец, когда им обоим уже перестало хватать воздуха, ненасытный темный отстранился. Элеазар тут же отшатнулся от него, машинально облизнув губы, и, разъяренно сверкая по-кошачьи золотисто-зелеными глазами, глухо зарычал.
— Ну знаешь ли, это уже слишком! — рявкнул он, утирая рот рукавом. — Я тебе за это… Никакой аттестации по итоговой четверти вообще не получишь!
— Даже если я все знаю? — лукаво протянул Ортес, снова скрещивая руки на смуглой груди и, кажется, нисколько не чувствуя себя виноватым или хотя бы смущенным.
— Если ты все знаешь, то я осел! — погорячившись, заявил снежник.
— Отлично, проверим? — с пылом ухватился за эту зацепку дроу.
Элеазар сощурился, на всякий случай отходя от этого умалишенного еще на пару шагов. И что это он задумал? В том, что дроу ни хрена не знает, демон был абсолютно уверен. Потому что вступительный экзамен на факультет Равновесия проводил он сам и прекрасно видел, как мигнул желтым проверочный шар, что означало, что потенциал дроу в направлении магии равновесия весьма невелик.
— Ну что ты молчишь? Забоялся? — усмехнулся Ортес.
— Вот еще… — проворчал Зар, все еще недоверчиво щурясь.
— Тогда давай проверять. И что там? Давай мне любое задание. Но только если я его выполню на отлично — то на одну ночь ты весь мой. Согласен?
Элеазар, поразившись такой самонадеянности, только ошалело хлопал белоснежными ресницами. Кажется, наглости темного не было границ.
— Ну так что? — напирал Ортес.
Сам не зная зачем, Зар кивнул.
— Нарисуй мне пентаграмму Венге, — велел Зар, с трудом сдерживая торжествующие нотки в голосе, потому что эта пентаграмма требовала предельной сосредоточенности — одна неправильная закорючка, и все! Ничего не выйдет, весь ритуал в Бездну. А уж рисовалась она о-о-очень сложно.
И хотя в этой четверти он касался этой темы в своих лекциях, все равно нарисовать эту пентаграмму получилось только у одного вампира и одного светлого из всей-то группы. Где уж до них недоучке дроу, который пропустил все лекции, а даже если бы и не пропускал, заставить ожить все стихии в равных пропорциях по контуру пентаграммы он бы не смог, слишком слаб магический потенциал.
Самому Зару, чтобы нарисовать ее, требовалось почти полчаса. Так что он прислонился бедрами к парте среднего ряда и приготовился терпеливо ждать. Ортес пожал плечами, взял с подставки кусочек мела и, присев на корточки, принялся чертить. Пентаграмма Венге была довольно большой, но места в аудитории оказалось более чем достаточно — между передними партами и огромной, на всю стену, доской.
Ни разу рука дроу не дрогнула, а уж глазомер у него был что надо — все линии четко выдержал, круги получились идеально ровными, геометрические фигуры строго по центру, а линии пересечения оказались одинаковыми. Как по линейке мерил.
Так что к тому моменту, когда Ортес уже заканчивал, Элеазар успел раз пять пожалеть о своей горячности и о том, что позволил втянуть себя в этот глупый спор. Но он утешал себя тем, что пентаграмма — это всего лишь полдела. Ортес меж тем поднялся, отряхнул руки от мела, обошел свое художество по кругу, не обращая внимания на молодого преподавателя, который пристально наблюдал за каждым его действием, и у него на глазах материализовал короткий серебряный клинок.
Вот тут-то Зар и понял, что крупно попал. Потому что материализация опасных предметов в академии тоже была запрещена, а кинжал уж наверняка подпадал под эту категорию. И для того, чтобы материализовать любое физическое оружие, не вызвав при этом особого сигнала, оповещающего о нарушении, требовалось много умений и хороший магический потенциал. А откуда ему взяться у недоучки Ортеса? Ну ведь не могли же в самом деле врать проверочные шары! Нет, не могли, потому что их создавал весь Совет Талиеры еще несколько сотен лет назад, и еще ни разу они не ошибались.
Но что-либо сказать Элеазар не смог — язык словно отнялся. Дроу работал красиво, каждое его движение было четко выверено — ни одного лишнего. Работал он молча и быстро, строго по инструкции мага Венге, который и являлся создателем этого ритуала. Правда, вот уже как несколько тысячелетий покоился в могиле.
Точный хирургический надрез ровно по центру внутренней стороны локтя был сделан в считанные секунды. А потом дроу обошел идеально круглую пентаграмму по контуру, оросил его своей кровью и, зализав порез, остановился точно там, где начинал чертить. Элеазар поймал себя на том, что невольно восхищается молчаливо работающим темным и не может отвести взгляда от того, как кончик острого языка медленно скользит вдоль внутренней стороны руки по смуглой коже. Рана, конечно, мгновенно затянулась — регенерация у дроу была отличной, они занимали третье место после вампиров и нагов по живучести.
Затем Ортес присел возле правого верхнего треугольника внутри круга и отлеветировал четыре чаши из шкафа, что стоял позади парт в конце аудитории. Чаши заняли свое место в четырех частях круга внутри треугольников. И Элеазар не сомневался, что каждая сторона всех четырех треугольников равна шестидесяти шести сантиметрам. С воздухом у Ортеса проблем не возникло — это была его стихия, раз уж второй ипостасью у дроу являлась птичья, по велению Матери Природы. С водой, в общем-то, тоже. Вот с огнем он немного замешкался, не родная же ему стихия, но справился тоже на ура. И четвертый элемент земли тоже наконец занял свое место в чаше. Затем Ортес встал в центр круга, в нарисованный квадрат, и принялся читать заклинание. А заклинание Венге было очень длинным, крайне сложным, долгим и нудным, и если хоть одну ошибочку сделать в произношении древних символов или не там ударение поставить — все, каюк, придется заново всю пентаграмму рисовать! Хорошо, что для этого ритуала не было назначено определенное время, вроде полнолуния, или третьей фазы луны, или десятого дня такого-то месяца, раз в тысячелетие, когда двенадцатая планета системы Харата встанет… В общем, понятно.
Но Ортес, как и следовало ожидать после столь впечатляющей демонстрации художественных и математических способностей, не сделал ни единой ошибки: дикция у него была мелодичная, певучая — заслушаешься.
Зар тяжело вздохнул. Пари он определенно точно проиграл, придется платить. И кто его за язык-то дернул, когда он соглашался? И вообще, что это за дела такие? Понятно, что личная жизнь студентов и преподавателей никого не касалась, в этом деле Совет Талиеры закрывал глаза на любые интрижки, никакой деловой этикой в академии и не пахло, где уж тут уследить-то за всеми, особенно когда за окном такая чудесная пора любви (да, Амарант благодаря своим вечным осенним и летним пейзажам считался во всей Калиостре городом любви, романтичное, в общем-то, место), и все-таки… должен же быть хоть какой-то устав по этому поводу. А то распоясались тут всякие…
— Я закончил, — из размышлений Элеазара вырвал негромкий голос Ортеса.
И демон даже не сразу понял, что тот к нему обращается, потому что упустил тот момент, когда мерный речитатив голоса дроу стих.
Элеазар открыл глаза и оглядел результат. Все четыре элемента были разделены в равных пропорциях, взвихриваясь из чаш миниатюрными ураганчиками, и каждый сиял своим цветом. А центр, откуда дроу уже вышел, горел ярким золотым светом, что означало, что ритуал проведен правильно, все элементы распределены верно.
— У меня только один вопрос, — произнес снежный демон раздраженно, глядя на усталого, но удовлетворенного эльфа: ритуал Венге требовал еще и хорошего запаса магической энергии, иначе, например, у мага со слабым потенциалом провести его бы не получилось.
И это лишний раз доказывало, что дроу оказался не так прост.
— Да, Солныш? Я тебя внимательно слушаю! — охотно отозвался Ортес, чуть ли не мурлыкая от удовольствия, и обошел пентаграмму по кругу, по-кошачьи вкрадчивой хищной походкой направляясь к парте, на которой сидел демон.
Зар невольно поежился, на его щеках снова появились два карминовых пятна.
— Как это ты сумел обмануть проверочный шар?
— Ловкость рук и никакой магии, Зар, — усмехнулся дроу, подходя к нему вплотную, и уперся руками в парту по обе стороны от его бедер, заключив в эдакий плен. И это, кажется, был первый раз, когда он назвал демона по имени, причем в сокращенном его варианте, что опять было вопиющим нарушением этикета среди любой магической расы, но тот этого не заметил.
— А если серьезно? — настаивал снежник, которому пришлось усесться на парту получше, чтобы не слишком соприкасаться с дроу.
Ортес наигранно тяжело вздохнул и протянул ему левое запястье.
— Видишь эти черные цветочки и росточки? — спросил он с усмешкой.
— Ну… — подозревая что-то не очень приятное для себя, проворчал демон.
— Черный плющ — символ Дома Серебряных Луней, — тяжело роняя каждое слово, произнес Ортес и внимательно посмотрел ему в глаза. — А Дом Серебряных Луней… Верховный в иерархии дроу.
Элиазар сдавленно застонал. Ну конечно! Ведь принцы из Верховного Дома дроу магически мощно одарены с рождения, да так, что чуть ли не к каждой стихии предрасположенность есть! Какой же он осел! Это же каждый знает! Правда, откуда ему было знать, что именно дом Серебряных Луней — Верховный? Ведь дроу тщательно скрывают эту информацию — их небольшая подземная империя закрыта для въезда представителей других стран. И вообще об их расе мало что известно…
Неудивительно, что с таким-то магическим потенциалом Ортес смог легко перенастроить проверочные шары. Он же уникум! Потому что маги, у которых есть расположенность ко всем четырем стихиям — универсалы.
— А я еще и старший сын в семье, — ехидно добавил Ортес, откровенно наслаждаясь реакцией демона.
— Замечательно, — проворчал Зар. — Просто замечательно!
— Ну не огорчайся так, Солныш, — неожиданно ласково предложил ему дроу. — Лучше ты меня поцелуй.
Зар тяжело вздохнул, понимая, что теперь он одним разом не отделается. Где уж демону из глухой провинции отказывать самому принцу, пусть даже в суверенном Амаранте все расы равны перед Ковеном Магов?
Дважды, дважды осел!
Впору биться головой об парту…
К счастью, на некоторое время принц удовлетворился двумя поцелуями. Правда, второй чуть было плавно не перетек в секс прямо в аудитории на преподавательском столе, но Ортес каким-то чудом сдержал себя, шепнув снежнику на ухо: «Ждал пару месяцев и еще немного подожду. Не хочу вот так… Ты заслуживаешь большего, Снежинка моя».
От этих слов Элеазар покраснел так, что Ортес ехидно добавил: «Мне кажется, или закат сегодня наступил раньше времени?»
Но окончательно отделаться от принца не удалось — несносный дроу навязался-таки проводить его до дому, а уж там… понятное дело, чем все кончилось.
Оказавшись в спальне демона, дроу с любопытством огляделся и несколько разочарованно отметил, что тут как-то пустовато.
— Я просто еще не обжился на новом месте, — сухо ответил Элеазар, доставая из шкафа полотенце. — Жди здесь, я в ванную.
— А спинку не потереть? — все с той же ехидцой в голосе предложил Ортес.
— Аж десять раз! — снова вспыхнул Элеазар, хлопнув дверью в ванную комнату прямо перед носом вконец обнаглевшего дроу и для верности запечатав ее магически.
Правда, он сомневался, что это поможет, но так ему было спокойнее. Зар слишком сильно волновался, потому что он, во-первых, был девственник, а во-вторых — считал, что сегодня будут распечатывать его задницу.
Выйдя из ванной в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер, и невольно краснея, Зар остановился возле двери, нерешительно глядя на дроу, который уже валялся на его постели без жилетки.
— Ух, Солныш, у меня от тебя дух захватывает! — присвистнул темный.
И было ведь от чего: стройное, в меру подтянутое светлое тело демона, видимо, не знало грубых, изматывающих физических тренировок, но тем не менее его нельзя было назвать субтильным. Такие, как Элеазар, видимо, одарены от природы. По светлой, словно сияющей, как первый выпавший снег, коже демона соблазнительно скользили хрустальные капли воды; они же, словно алмазная россыпь утренней росы, сверкали в его взъерошенных мокрых волосах, которые — странное дело — на макушке были очаровательно растрепаны, а дальше стекали на плечи и спину белоснежным шелковым водопадом.
Полотенце соблазнительно низко сидело на узких бедрах, обнажая тазовые косточки, которые так и хотелось облизнуть, так что можно было видеть начинающуюся чуть ниже впадины пупка редкую дорожку серебристых волосков. И ее Ортес намеревался тщательно обласкать языком в ближайшее время.
— Ты просто очаровательно краснеешь, — хрипло пробормотал он, медленно садясь на постели.
— Заткнись, — нервно попросил Элеазар, теребя узелок полотенца и поджимая губы.
Он выглядел таким робким и неуверенным, что давно уже зародившиеся у Ортеса подозрения сейчас снова им завладели.
— Солныш… Родной… Ты девственник, м? — напрямую спросил он.
Зар закрыл лицо ладонями, желая провалиться сквозь землю.
— Угу, — невнятно промычал он, а поскольку плотно зажмурился, то не видел, как торжествующе засияли нефритовые глаза.
Ортес соскользнул с кровати и неслышно подошел к нему, мягко отнимая его ладони от лица. Элеазар бросил на него чуть возмущенный взгляд, очаровательно морща нос от смущения, но дроу не обратил на это внимания. Наклонив голову, он принялся неторопливо выцеловывать кончики его пальцев, чуть покусывая подушечки. Зар застыл, широко распахнув глаза — по позвоночнику пробежала нервная дрожь, жар прилил уже не только к щекам, без того высокая температура его тела поднялась еще выше, а дыхание участилось.
— Я… Ортес…
— Тсс… Молчи, хороший мой, — попросил дроу, мягко прикладывая к его губам указательный палец. — Доверься мне, ладно?
Зар смог только кивнуть.
Ортес оказался невероятно нежен с ним — осыпая поцелуями светлое тело и умело распаляя в невинном демоне желание, он не переставал шептать всякие пошлые глупости, заставляя Элеазара смущенно вспыхивать и извиваться под ним.
— Ну и как же ты, мой Солныш, разменяв вторую сотню, сумел остаться невинным цветочком при такой-то внешности? — поинтересовался хриплым шепотом Ортес. — Я же тебя готов с ног до головы облизать, Снежинка моя…