Все, связанное с деньгами, я очень хорошо чувствую. Приключения вокруг денег — вот лучшее мое развлечение. Когда пахнет деньгами — я молодею. И вот сейчас, глядя на свою дуру, сидящую в растерянности за столом, я вдруг ощутил запах денег. Не очень больших, но все же. Я еще успел подумать — неужели к ней спешит клиент, который хоть что-то заплатит за ее нелепицы и вранье?
В прихожую, а затем в салон ворвалась маленькая женщина, из тех, от кого лучше держаться подальше. Короткие красные волосы стояли дыбом, брючный костюм был пронзительного лилового цвета, на лице я прочитал чистую и прекрасную ярость. Хотя женщина отнюдь не была хороша собой, ярость ее украшала.
Следом прибыл мужчина ростом вдвое ее выше, на вид — тупой и неповоротливый, даже тяжеловатый, коротко стриженный, в кожаной куртке, с повадкой опытного мастера уличных драк. Впрочем, он был куда старше уличного драчуна, я бы дал ему лет сорок пять.
Оружия при нем не имелось, зато имелась большая кадка с пальмой, которую он держал в объятиях и еле пропихнул в салон. Сам же остался стоять в дверях, разумно опасаясь, что для троих смертных, одного привидения и здоровенной пальмы это помещение как-то маловато.
Эта пальма потрясла меня до глубины души — если только у меня еще оставалась душа… а, может, я сам был теперь своей душой, сие неведомо… Я даже забыл о том ореоле денег, который окружал маленькую взъерошенную особу в штанах.
— Ну вот! Застукали! — с торжествующей злостью в голосе воскликнула она.
Дура еще раз подтвердила высокое звание дуры — напустив на круглую размалеванную рожу неземной восторг.
— Анжелочка! — радостно закричала она. — Ну как, есть эффект?
— Есть! Бурый, заходи! Ставь сюдаОстрым лиловым когтем она указала на стол.
Мужчина, которого, оказывается, звали Бурым, взгромоздил кадку на указанное место, пальма уперлась в потолок, моя дура наконецто поняла, что дело неладно.
— Посмотри там! — приказала Анжела.
Бурый протиснулся вдоль стенки и заглянул в обе дверцы, не побеспокоив окаменевшую дуру.
— Сортир и конура какая-то, — доложил он. — С массажной кушеткой.
— Сядь тут. Бурый сел в указанное кресло и выложил на колени кулаки. Хорошие были кулаки, в детстве я о таких мечтал.
Дура наконец опомнилась, но опомнилась по-дурацки. Лучше бы она честно показала свой испуг, так нет же — расплылась в изумительно фальшивой улыбке и даже наклонилась, как лакей над господским утренним столиком:
— Анжелочка, как я рада вас видеть. Кофейку?
Нет, в мое время таких дур еще не разводили— Ко-фей-ку?! — спросила Анжела. — После того, что вы мне натворили? Золотой обряд, бизнес-магия! Сколько я вам заплатила за этот обряд, ну? Назовите цифруЭта женщина мне нравилась — ореол денег вокруг ее красной головы не обманул, она их любила и жить без них не могла.
— Две… двести… двести долларов!.. — заикаясь, выпалила дура.
— Двести долларов? Да вы что, считать не умеете?
— Да я со всех двести беру! Золотой обряд, привлечение духа богатства, поиск через астрал вашей проекции в мире бизнеса!..
И тут она догадалась наконец посмотреть в глаза Анжелы.
И заткнулась— Двести долларов — это для затравки! — прорычала Анжела. —
За вашу дурацкую церемонию! Еще потребовалась новая простыня, мешок пшена, горшок с пальмой! Знаете, почем теперь пальмы?
— Но ведь я говорила — можно любое растение— Я не могу ставить к себе в офис любое растение! Это должно быть приличное растение! Плюс новое зеркало! Плюс моральный ущерб. Итого — пятьсот.
— Чего — пятьсот?
— Долларов! Условных единиц! Убитых енотовЯ пришел в восторг от этой арифметики. Анжела нравилась мне все больше и больше. Хотя, столкнись мы с ней в пору моей телесной жизни, искры бы полетели — никакая взаимная любовь не устоит перед любовью к золоту, и если бы нам предстояло, поженившись, любить одно и то же золото, очень скоро началась бы настоящая война.
Дура моя наконец сообразила, что пора производить правильное отступление.
— Но, Анжелочка, давайте сядем, поговорим по-человечески… — взмолилась она.
— Хватит, уже поговорили! После вашего золотого обряда к нам соседи сверху протекли, на всех столах тазы стояли, два компа сдохло, это раз! Налоговая инспекция наехала, пришлось штраф платить — это два! Партнер поставки сорвал, а неустойка — с нас, это триНичего себе обряд! Ничего себе заговор на процветание фирмы— Какая прелесть! — воскликнул я, но меня не услышали.
— В общем, с вас пятьсот гринов, и точка! — объявила Анжела. —
Иначе от вашего салона камня на камне не останется! Я всю прессу на уши поставлю! Я вам такую репутацию сделаю, что вас на базар бутылки собирать не возьмут— Какие пятьсот гринов? Начнем с того, что у меня их сейчас просто нет! Я сегодня заплатила за аренду, за рекламу…
— ЗА РЕКЛАМУ?! — переспросила Анжела и треснула кулаком по столу. Удар был таков, что кадка с пальмой подпрыгнула, а я сложился вдвое от беззвучного хохота, чуть не слетев при этом с табурета.
— Вот дура! — бормотал я. — Неподражаемая дура! Всем дурам дура— Я вам устрою рекламу! — пообещала гневная Анжела. — Звоните, ищите деньги где угодно, чтоб через час они у меня были! Бурый— Ну? — спросил хмурый мужчина. Все это время он сидел тихо, словно не слышал всего шума, визга и воплей.
— Остаешься здесь, караулишь госпожу Кармен, или кто она теперь? Госпожа Николь? А то смоется — ищи ее по всему городу— Ясно.
— Когда ей принесут пятьсот гринов, заберешь и доставишь в офис.
— Ясно.
Я понял, что дура моя основательно влипла. А вот она этого еще не поняла.
— Но почему пятьсот? Почему пятьсот? — патетически спросила она. — Да, я допускаю, расположение звезд было неправильное, и обряд не сработалРасположение звезд было неправильное!.. Вот тут-то я и свалился с табурета. Но нам, бестелесным, падать не больно, я перевернулся на спину и от восторга заболтал в воздухе ногами, как это делают младенцы. Давно я так не радовался.
— Допустим, это двести гринов, — соизволила согласиться дура, — но я потратила время, потратила психическую энергию…
Слова, которых она нахваталась на своих курсах эксклюзивной магии, на деловую натуру совершенно не подействовали — и странно было бы, если бы подействовали.
— Пятьсот гринов! Знаешь, сколько стоит эта сволочная пальма?
— Вас никто не заставлял покупать пальму! Хватило бы гераниИ она вам пригодится в офисе— Хватит! Уже пригодилась! Фининспекцию пугать! Пятьсот баксов — иначе будет плохо! Бурый, сиди здесь, никуда эту шарлатанку не выпускай— До упора? — уточнил Бурый.
— Ну да… В общем, я тебе буду звонить. И ты тоже звони! Салон, блин! Сплошное надувательствоС тем Анжела и выскочила, а дура моя осталась наедине с Бурым.
Злость Анжелы очень даже была мне понятна. Дама возмущалась специалисткой по дурацким обрядам не только потому, что обряд сработал наоборот. Была и более весомая причина — не могла же она возмущаться собственным легковерием. Она купилась на желание магическим способом увеличить свои доходы — и если бы результат оказался не таким плачевным, она бы похвалила себя за ум. А теперь ей пришлось ругать себя за глупость, и это было для нее так же невозможно, как превратиться в птичку и вспорхнуть на ветку. Поэтому она, естественно, переключила злость с себя на Машку.
Дура некоторое время глядела на захлопнувшуюся дверь, потом перевела взгляд на Бурого.
Очевидно, в ее голове созрело чисто женское решение — разжалобить сильного мужчину. Иначе я не могу объяснить, почему ее нормальный женский голос стал вдруг по-детски плаксивым, как будто у маленькой девочки отняли рождественский пряник.
— Ну где я ей возьму эти пятьсот гринов? — не то спросила, не то прохныкала она.
— Где хотите, — безжалостно отвечал Бурый.
Дура остается дурой в любых обстоятельствах — ей вдруг показалось, что она может в чем-то убедить эту гранитную глыбу с волосатыми кулаками.
— Но это же цифра, взятая с потолка! — воскликнула она. — Допустим, двести — да, за двести я чувствую ответственность, но и двести фактически не двести, а полтораста… У меня амортизация магических предметов, костюма для совершения обряда, заговора, наконец! Заговор тоже не вечный! Им можно пользоваться определенное количество раз! А конкретно этим — не больше десяти— Пятьсот зеленых — и вы свободны, — сказал на это Бурый.
— Но где я вам их возьму?
— Вот телефон, ищите.
— Что телефон? Что телефон?! Вы что, думаете, у людей деньги просто так валяются? У всех в дело вложены! Пятьсот баксов! Да она что, сдурела? Где я ей пятьсот баксов возьму?! Ни фига себе насчитала! Вот вы серьезный мужчина, посмотрите сами — откуда взялись пятьсот долларов? Двести — да! Даже не двести, ну да ладно! А остальные — ее фантазия! Я что, налоговую инспекцию на нее натравила? Да я сплю и дрожу — как бы на меня кто не натравилБурый смотрел на свои кулаки и благоразумно молчал.
— Ну-ну… Залп мимо цели, — сказал я дуре. — А ты его соблазни попробуй! Прямо тут, на столе! На бархатной скатертиЕй и без моего совета эта мысль явно пришла в голову. Но переходить к решительным действиям она пока боялась, а зря. Я бы охотно полюбовался этой комедией. Более того, я бы проникся даже некоторым уважением к женщине, которая ради денег способна совершить умственные усилия. Но дура моя пошла иным путем — самым безнадежным. Она попыталась разжалобить этот монумент тупой силы.
— Я, конечно, могу позвонить своим подругам, но они в таком же положении. Светка стала дилером косметики «Леди Винтер», а там как… Сперва нужно взять косметики на тысячу гринов, и что наваришь — то твое! Вот она и скачет с полными сумками этой «Леди Винтер» по всем фирмам! Знаете, сколько раз ее за шиворот выводили?! Ничего вы не знаете!.. А Наташка стала дилером бижутерии «Коло…» Нет, «Кули…», «Куши»… Ну, эта, индийская, камушки…
Вдруг она выкатила маленький стол, откопала на нем прозрачную папку, достала оттуда визитку и радостно прочитала по слогам «Калак-шет-ра»! Бурый даже не шелохнулся. Но ее это уже не волновало — она ощутила в душе вдохновение и по этому случаю отмахнулась от последних остатков разума.
— Наташка вот тоже — выкупила целый чемодан камней и носится с ними, всем предлагает! Там еще серебро дешевое, знаки зодиака… Кстати, могу предложить! Вы кто по гороскопу?
— Берите телефон и звоните, — ответил на это, не теряя спокойствия, Бурый, но она уже открывала большую плоскую коробку.
— Вот, все знаки зодиака и к ним серебряные цепочки! Можете взять жене, дочке… ну, подруге, им понравится! И цена прямо символическаяТут мне стало страшно.
Господи, только бы он ее не пристрелил, взмолился я. Тогда она навсегда останется в этом подвале. И я сойду с ума. Я буду первым спятившим привидением… Я стану полтергейстомНо Бурого не так-то просто было пронять.
— Берите телефон и звоните, — повторил он.
Дура со вздохом закрыла коробку, потянулась за телефоном и набрала номер.
— Аллочка, привет, это я! — бодрым детским голоском поздоровалась она.
— Ну, привет, — ответил женский голос.
И я прямо-таки увидел ту женщину, Аллочку, мало того что увидел — я ее понял. Моя дура была для Аллочки совершенно ненужным предметом какой-то прошлой жизни, возникающим всегда некстати, и даже малоприятным. Настолько малоприятным, что проще в ответ на просьбу о деньгах дать сколько-то и прекратить беседу, чем выслушивать все подробности временного безденежья.
— Слушай, ты деньгами не богата? — сразу спросила дура. — У меня такое дело — нужно буквально до завтра пятьсот гринов перехватить. Завтра мне долг возвращают, а деньги уже сегодня нужны, мне шубу предложили…
— Ты сперва те двести верни, которые к Новому году брала, — ответила на это Аллочка.
— А разве я не вернула? — дуре казалось, что она очень правдоподобно изобразила удивление.
— Нет, не вернула.
— Надо же, а я думала…
В трубке раздались длинные гудки. Аллочка поставила крест на двух сотнях долларов — лишь бы обломок прошлого перестал возникать со своими просьбами, глупостями и враньем.
Тогда моя дура набрала другой номер. И ринулась в атаку, блистая оптимизмом:
— Светик, привет! Как жизнь молодая?
Я и Светика сразу увидел. Если Аллочка была почти ровесницей моей дуры, но женщиной, сумевшей неплохо устроиться в жизни, хотя и несколько меланхоличной, то Светик относилась к другому темпераменту. Есть такие бойкие женщины, которые умеют, наскакивая на мужчину и вечно у него чего-то требуя, жить весьма неплохо — пока не кончится молодость. Светику, впрочем, было около тридцати.
— Машка, ты? А я тебе как раз звонить собиралась! Слушай, дай до завтра пятьсот гринов! Мне завтра долг возвращают, а сегодня шубу предложили, классную, если не возьму — потом локти кусать буду— Светик, я бы рада… Ты извини, не получается…
— А шуба — просто мечта! Воротник — шалькой, рукава широченные, и еще оторочка, и вся фалдит! Ну, Машка, что тебе стоит?
У тебя же свой салон! Ты у кого-нибудь перехвати, мне же всего до завтра— Светик, солнышко, не у кого— Ну, тогда извини, я прощаюсь. Представляешь, всем звоню, ни у кого несчастных пятисот баксов нет! Все, блин, разом обнищали! ПокаГолос у Светика был не менее фальшивый, чем у моей дуры. Она привыкла решительно требовать денег — и совершенно не привыкла их отдавать. Моя дура, сама великая мастерица по данной части, возможно, еще не догадалась об этом. Она смотрела на онемевшую телефонную трубку, и губы ее шевелились.
— А вот ругаться такими словами неприлично, — сказал я ей.
По крайней мере, при моей телесной жизни было неприлично.
Тут она вдруг додумалась, как использовать оба отказа. Но сделала это с грацией слонихи в посудной лавке.
— Звонить бесполезно. Нужно лично являться, — сразу, без предисловий, сказала она Бурому. — Давайте я съезжу в одно место, это ненадолго, всего полчаса! Вы здесь побудете, а я тут же вернусь с деньгами.
И что же он мог ей ответить? Только одно:
— Никаких мест. Сидите и звоните.
— Так ведь бесполезно— Еще пробуйте.
Дура вдруг вскочила из-за стола и устремилась к двери. Бурый заступил ей дорогу и без лишней вежливости водворил обратно за стол.
Визг и трепыхание на него не подействовали. Я даже зааплодировал его ловкости.
— Вы с ума сошли! — закричала Маша. — Вы мне руку сломали! Я на вас в суд подамБурый опять уселся и замер, как монумент. Кулаки выложил на колени — вместо всяких аргументов. Ну, допросится она, подумал я. Этот не то что руку, он и шею легко свернет. Ох, не накаркать бы…
Так они и сидели: он явно ни о чем не думал, она же думала, как сбежать из подвала.
Я уже достаточно изучил свою дуру. Она никогда не смотрела хоть на дюйм дальше собственного носа. Допустим, ей удастся сбежать, ну и что? Завтра же разъяренная Анжела явится не в салон, а к ней домой, и еще неизвестно, кого она с собой приведет. Всю жизнь имея дело с документами и занимаясь в молодости розыском несостоятельных должников, я знал, насколько это непросто.
А в том, что дура, сбежав, попытается спрятаться у себя дома, я не сомневался.
— Что за черт! У меня клиенты на прием записаны, два гадания и снятие порчи, никто не идет! — сказала она Бурому. — Заблудились, что ли?
Это опять было вранье. Хотя заблудиться тут несложно, проходной дворик у нас — подлинный Тезеев лабиринт.
Бурый промолчал, и она перешла в наступление, тыча кровавым когтем в двускатный рекламный шалаш:
— Слушайте, вы! Вы мужчина или нет? Вытащите этого козла на улицу— Сами тащите, — ответил Бурый.
— Я женщина! — гордо сказала моя дура. — Я его поднять не могуА вы — запросто! Поймите, не придут клиенты — не будет денегБурый подумал, встал и взялся за рекламный шалаш. Приподнял, опустил и нехорошо посмотрел на дуру.
— Он же легкий.
— Это для вас — легкий. А я женщина, мне его не пошевелить.
Я знаю человеческую натуру. Если кому-то по меньшей мере трижды сказать одно слово, оно обретает силу… впрочем, об этом я уже вспоминал… Так вот, дура уже трижды назвала себя женщиной —
того и гляди, Бурый поверитКонечно, если ее отмыть, одеть в обычное платье, убрать эти страшные вороные космы, а главное — зашить рот воловьими жилами, она будет привлекательной женщиной средних лет, и какой-нибудь вдовый вечный подмастерье мясника или плотника обретет свое непритязательное счастье. Только теперь, насколько я понимаю, мужчины этой породы жениться не хотят — они и так могут прожить без забот.