Взрыв был не очень мощный, но печь усилила звук. Британец споткнулся, замер и уставился на печь.
— Что ты наделал?! — заорал он.
— Спас ваших соотечественников.
Я приставил палец к его шее и закачал в него содержимое транккристалла. Фанатик напрягся на мгновение, а потом обмяк. Как ни велик был соблазн шарахнуть его об пол со всей силы, мое воспитание не позволило мне швыряться взрывчатыми веществами, поэтому я подхватил британца под мышки и осторожно опустил, улавливая краем уха отзвуки других взрывов, гремевших на улице.
Только сейчас я снова обратил внимание на Пэм. Она уже поднялась на ноги и стояла возле стены, глядя на меня во все глаза с совершенно ошалелым видом.
— Что ты наделал! — выдохнула она.
— Да что вы заладили одно и то же?! — Грохот взрывов снаружи нарастал мощным крещендо. — Что случилось?
Пэм перевела взгляд с меня на печку.
— Слышишь? Это колонисты ведут перестрелку с британскими войсками в Лексингтон Грин. Война за независимость началась.
Неудивительно, что она была расстроена.
— И из-за этого типа ты не смогла установить свои датчики, чтобы понять, кто же все-таки сделал первый выстрел.
Пэм бросила на меня такой взгляд, как будто усомнилась в здравости моего рассудка.
— Ты что, издеваешься? Так ничего и не понял? Ты сделал этот выстрел. Ты и есть тот самый «стрелок».
— Но это просто смешно. Я… — И тут до меня дошло. Обернувшись, я уставился на печь. Детонатор взорвался у нее внутри. Металлический корпус усилил звук, большая часть которого растворилась в этой комнате, но немало вышло наружу сквозь металлическую трубу дымохода.
Металлическая труба. Взрыв на одном конце. Хлопок на другом будет копией звука выстрела. — У меня даже нет оружия, и я — стрелок.
Пэм изумленно покачала головой.
— Неудивительно, что никто не мог привязать этот выстрел к какому-то конкретному месту. Звуковая волна прошла по дымоходу, сверху которого есть дождевой колпак, и он отразил звук во все стороны. А оружие никто не мог определить, потому что это был детонатор из другого времени… Но зачем ты это сделал?
— Что значит, зачем? — возмутился я. — Этот британец чуть тебя не убил.
— Ты развязал войну, чтобы спасти меня? — Кажется, Пэм еще не решила, как ей следует к этому относиться. — Том, это ужасно мило с твоей стороны. Очень глупо, конечно, но все же так мило— Я же не специальноПэм отошла от стены, потирая лоб и морщась от боли.
— Значит, выстрел, с которого началась Война за независимость, был случайным взрывом, который произошел из-за того, что некий путешественник во времени, оказавшийся здесь, чтобы запечатлеть начало Войны за независимость, пытался другого, который находился здесь, чтобы выяснить, кто сделал первый выстрел, спасти от третьего, который хотел изменить эти события, но в результате как раз пустил их по исходному историческому пути… Знаешь, вот именно из-за таких вещей у людей складывается превратное мнение о ТИ.
— Я же не виноват, что причина и следствие связаны во времени по кругу, — проворчал я, поднимая с пола «дейзер» британца. — Я не сделал бы этого, если бы не отправился вслед за тобойПэм уставилась на меня.
— Чего не произошло бы, если бы я не отправилась в это здесь и сейчас ради встречи с тобой.
У меня уже голова шла кругом.
— А этого бы не случилось, если бы мы не познакомились в Лондоне спустя сто тридцать лет. А этого бы не произошло, если бы другие люди не пытались изменить исход войны за будущее. Я всегда знал, что все это очень сложно — время, наполненное бесчисленными причинно-следственными связями, которые взаимодействуют, переплетаются и смешиваются. Но, черт побери, когда же всё это началось?
— Начала не существует, как не существует конца. Ты это знаешь.
И древние тоже знали. Поэтому один из первых символов бесконечности — змей Уроборос, кусающий собственный хвост. — Пэм вздохнула. — Но мое задание выполнено. Я выяснила, откуда прозвучал выстрел и почему.
— Но до тебя никто этого не знал. Почему я никому ничего не рассказывал? В смысле, если не из-за скромности.
Пэм улыбнулась.
— Думаю, ты просто не мог рассказать об этом в своем настоящем.
— Почему… О-о. Выходит, теперь я обязан эмигрировать в твое время.
Улыбка сползла с лица Пэм, и глаза ее грозно прищурились.
— Обязан?! Так вот как ты к этому относишьсяИ она так на меня посмотрела, что я понял: надо соображать быстрее, а то Война за независимость может пойти по другому пути. Я потрогал голову и изобразил смущение.
— Я что, сморозил какую-то ерунду? Не обращай внимания: этот тип так меня приложил, что я до сих пор немного не в себе.
— Твоя Помощница сказала моей, что с тобой все в порядке. Сотрясения нет.
— Предательница, — сказал я Джинни.
— Возможно, она просто не в состоянии его обнаружить. Думаю, медицинская техника в твоем времени сможет с этим разобраться. Я правда очень рад отправиться туда вместе с тобой. Я тебе это говорил?
— Угу. Конечно.
— Эй! Я развязал войну только из-за того, что я люблю тебя! Это что, не в счет?
— В следующий раз лучше принеси шоколадку, — посоветовала Пэм. — Что будем делать с этим парнем? Отошлем домой?
— Не получится. Он отключил все свои системы.
— Получится, — заявила Пэм. — Энни способна передать ему достаточно энергии, чтобы реактивировать собственный энергоисточник, а тот уже приведет в действие прыжковый механизм. Когда Джинни пройдет апгрейд в моем настоящем, она тоже сможет выполнять такие штуки. Я велю Энни изменить настройку прыжка, так что парень очнется на пятьдесят лет позже своего времени. Пусть помучается, когда будет объяснять там свое присутствие и пытаться вернуться домой. — Пэм застыла на мгновение, после чего тело британца внезапно исчезло. — Что это на нем было надето?
— Жилет со взрывчаткой.
— Уф… Да, несладко ему придется там, куда я его послала. — Пэм глянула в сторону улицы, и на ее лице отразилась тревога. — Повсюду рыщут ТИ. И кое-кто из них уже подобрался слишком близко. Надо убираться отсюда в Додж note 4ко всем чертям.
— Ты тоже там будешь? — изумился я.
— В Додж-сити? Да, в 1878-м.
— А я — в 1879-м— Поздно! Вечно вы, мужики, опаздываете… А теперь давай-ка прыгай к себе домой, пока нас не сцапал кто-нибудь еще.
Но я подождал, пока исчезла Пэм, а потом уже прыгнул сам.
* * *
Вот как получилось, что я сейчас заполняю эмиграционные документы, вооружившись поручительством Пэм, и прощаюсь со всеми, кого знал в том времени, которое вскоре станет моим бывшим настоящим. Все мои приятели сказали, что я идиот, раз оставляю дом из-за девчонки, ну а все знакомые девушки пустили слезу и сообщили, что я великий человек. Все они сбросились и собрали некоторую сумму, чтобы помочь мне оплатить прыжок — вместо подарка на свадьбу, которая все равно состоится лишь в будущем веке.
Рассказывать, что это я начал Войну за независимость, я не стал.
Пусть пока останется в секрете — до следующего столетия.
Перевела с английского Зоя БУРКИНА © John G. Hemry. These Are the Times. 2007. Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2007 году.
МАЙК РЕЗНИК. ЛАВКА ЧУДЕС АЛАСТЕРА БАФФЛА
Голд и Силвер — это мы. Мы были командой еще с тех пор, как власть главной бейсбольной лиги заканчивалась у реки Миссисипи, а на флаге было только сорок восемь звезд. И выглядело все это в те времена куда приличнее. Более симметрично, что ли, с шестью рядами по восемь звезд или восемью по шесть… Полагаю, это зависело от того, лежишь ты или стоишь… Мы пережили трех жен на двоих (одна его и две мои), и двоих ребятишек (оба его), мы оставались друзьями более чем три четверти века (точнее сказать, семьдесят восемь лет) и жили в доме для престарелых Гектора Макферсона, с тех пор… с тех пор как больше не могли содержать себя.
Он — Голд. Мори Голд. Я — Нейт Силвер. Полагаю, когда-то мы были Силверстайнами, до тех пор пока мой дед не сократил фамилию, когда Тедди Рузвельт еще ходил в президентах. Па Мори изменил свою сразу после первой мировой и стал из Голдберга, или Голдмана, или Голд-как-там-еще, словом, неважно… теперь мы Голд и Силвер.
Как я уже сказал, мы встретились семьдесят восемь лет назад.
И всегда жили в Чикаго. В нашем детстве там было довольно безопасно. Копы вычистили Аль Капоне и его дружков, и город еще не кишел наркошами и попрошайками, так что нам позволялось пользоваться метро. Самостоятельно добираться до «Петли» note 5: мне от Роджерс-парка на Северной стороне, Мори — с Южного берега, в паре миль за Чикагским университетом, в то время так и кишевшим гениями и коммунистами, что тогда зачастую означало одно и то же.
Больше всего я любил приходить к «Палмер-хаус», самому роскошному отелю в городе. Номера для гостей начинались то ли с третьего, то ли с четвертого этажа, а первый и бельэтаж были битком набиты лавчонками, торговавшими самыми что ни на есть занимательными вещицами: светящимися в темноте часами, механическими пианино, одеждой и драгоценностями, привезенными из таких экзотических мест, как Константинополь, Бомбей и Гонконг.
Но поразительнее всего была крошечная лавочка в бельэтаже. Называлась она «Лавка чудес Аластера Баффла», и продавались там волшебные вещи. С их помощью можно было показать любой фокус (по крайней мере, так мне тогда казалось). Тут стояли шкатулки, в которые Аластер Баффл мог положить все, что угодно, от яйца до монеты, и это все, что угодно, исчезало прямо у вас на глазах. Лежали пустые шляпы, в которых неожиданно появлялись кролики, цветы или шелковые платки. Имелась настоящая большая гильотина, и каким-то образом, не заметным глазу, лезвие падало, почему-то оставляя невредимой шею Аластера Баффла. Существовали карточные фокусы, и фокусы с веревкой, и волшебные палочки, летающие по воздуху.
В углу красовались часы с циферблатом в виде прекрасного женского лица, и стоило вам потерять к ним интерес, как женщина улыбалась и заговаривала с вами.
Но самой великолепной штукой было волшебное шоу. О, Аластер не собирался показывать его бесплатно, но если вы обещали купить фокус и доставали деньги (обычно пятидесяти центов было достаточно, но коли у вас такой суммы не было, Баффл иногда соглашался продать вам фокус за двадцать пять), он целых полчаса показывал все новые фокусы, появившиеся в лавке с вашего последнего визита.
Я думал, что лавку посещали только иллюзионисты, но покупатели не походили на фокусников, которых вы обычно видите на сцене… О, в детстве я никогда не видел выступлений иллюзионистов на сцене, зато часто рассматривал афиши и знал, что все фокусники —
высокие, худые, наподобие Фреда Астера note 6, прекрасно смотрятся во фраках с белыми галстуками и имеют при себе ассистенток: весьма скудно одетых женщин, при виде которых я отчаянно мечтал поскорее вырасти.
Но те немногие клиенты, которые посещали лавку, были совсем другими. Один из них выглядел в точности как Пол Муни в той картине, где он бежит из тюрьмы. Другой был разряжен в шелка и атлас, а на голове его красовался тюрбан с драгоценным камнем. Приходили и женщины: не такие, которым, по вашему мнению, полагается выступать на сцене, но в элегантных шляпках, экзотической косметике и темных перчатках. В те времена многие дамы носили горжетки из чернобурки, с головками и хвостами. Как-то я увидел, что Аластер Баффл помахал на прощание женщине, которая выходила из лавки в тот момент, когда входил я. И тут он сказал что-то на непонятном языке такой вот лисьей мордочке, и я мог бы поклясться, что она задрала нос и подмигнула ему.
Тогда мне выдавали на карманные расходы четвертак в неделю.
Накопив пятьдесят центов, я приходил туда, чтобы купить фокус, Л А В К А Ч У Д Е С А Л А С Т Е Р А Б А Ф Ф Л А но поскольку поездка на метро стоила четвертак в один конец, я мог приезжать сюда не больше раза в месяц. И все удивлялся, почему другие ребятишки не обнаружили эту почти бесплатную волшебную лавку.
И тут в один прекрасный день встретил Мори.
Оказалось, что он ходит в лавку больше года, так же, как и я, просто мы появлялись там в разные субботы. Глазели на чудеса и магическое шоу, покупали фокусы.
— А! Юный мистер Силвер! — воскликнул Аластер Баффл, когда я переступил порог лавки субботним утром. — Тут есть кто-то, с кем, думаю, вам просто необходимо познакомиться.
Я втайне надеялся на встречу с полуодетой ассистенткой иллюзиониста, но в лавке оказался всего-навсего другой мальчишка, темноволосый, довольно тощий и на пару дюймов ниже меня.
— Мистер Силвер, поздоровайтесь с мистером Голдом.
— Мори Голд, — сказал мальчик, протягивая руку. Я пожал ее, объяснил, что меня зовут Нейт Силвер, и мы тут же потеряли всякий интерес друг к другу, так как Аластер Баффл стал показывать фокус с Коринфской веревкой, сопровождаемый Исчезающей мышью.
Но в тот день у меня оказался лишний дайм note 7, и мы по пути домой, остановившись выпить содовой, разговорились. И обнаружили: между нами много общего, если не считать того, что он был фанатом «Уайт Сокс», а я болел за «Кабз» note 8. Мы не расставались несколько часов и, наконец, все же решили отправиться по домам, пока родители не вызвали копов. На прощание мы договорились ровно через месяц встретиться в Лавке чудес.
И так продолжалось два года. Потом его отца перевели на Северную сторону, они переехали, и Мори стал ходить в мою школу. Мы были неразлучны. Играли в одних командах, читали одни и те же книги, вожделели одних и тех же девушек. И хотя не посещали Лавку чудес Аластера Баффла регулярно, все же ходили туда раз в год, чтобы отпраздновать наше знакомство.
Вторая мировая война разразилась примерно в то время, когда мы окончили среднюю школу. Мы пошли в армию добровольцами в один и тот же день, но я попал в Европу, а Мори следующие три с половиной года провел на Тихом океане. Воевал на Тараве и Окинаве. Я был в Италии и участвовал в битве за Бельгию. Нас ни разу не ранило. Никто не подхватил венерическую болезнь. Вернувшись, мы решили начать совместный бизнес.
Честно говоря, это было наше первое, но далеко не последнее предприятие. Мы ни разу не разорились. Ни разу не разбогатели. Работали пару лет, потом решали, что денег на этом все равно не сделаешь, продавали или закрывали фирму, начинали сначала, и так далее, и тому подобное. Попеременно становились владельцами аптеки-магазина, пиццерии, службы доставки, даже студии звукозаписи. Последняя была действительно прибыльным делом, но когда настоящую музыку сменил рок-н-ролл, мы не вынесли какофонии и снова объявили о продаже.
В один прекрасный день мы огляделись и обнаружили, что оказались парочкой восьмидесятидвухлетних вдовцов. Моя первая жена умерла от рака, вторая — от удара. Жена Мори погибла в автокатастрофе. Сына убили во Вьетнаме, дочь погубили наркотики. Мы жили на чеки социального страхования, то есть не шиковали. Кроме того, артрит Мори с каждым месяцем становился все свирепее:
бывали дни, когда он не мог стащить себя с постели, а иногда ноги совсем отказывали. У меня тоже был целый букет «радостей»: потеря легкого, пораженного раковой опухолью, проблемы с простатой, замена тазобедренного сустава и несколько других болячек, не смертельных, конечно, но они продолжали накапливаться. Позаботиться о нас было некому, вот мы и решили перебраться в дом престарелых. И выбрали Гектора Макферсона, не из-за приличного обслуживания и, уж конечно, не из-за питания. Просто он предоставлял маленькие квартирки с двумя спальнями, и мы могли постоянно быть вместе. Кроме того, больше никто не хотел нас слушать. Большинство людей толкует о «Тайгер Вудз» note 9и Майкле Джордане, Джулии Робертс и Томе Крузе. Мы же беседуем о Писании и Бамбино note 10, Мэй Уэст, Богарте и Лефти Гроуве note 11. Они прикалывают на стены снимки Пэм Андерсон и Пэрис Хилтон, мы вспоминаем журнальные вырезки с портретами Бетти Грейбл и Риты Хэйуорт в наших бараках.