— Почему-то они всегда появляются в районе кухни.
— Это понятно, — вмешалась мама, — их тянет к пище.
— При жизни и после смерти, — сострила Цеся.
— Из этого я делаю вывод, что где-то поблизости у них норка, — сказал отец.
— Наверно, в старой кладовке, — догадалась мама. — Или на чердаке.
— С чего ты взяла! — с отчаянием произнес Бобик.
Тетя Веся внимательно посмотрела на сына.
— Бобик, — сказала она, — ты имеешь отношение к этим мышам?
— Я? — крикнул Бобик со слезами в голосе. — С чего ты взяла?!
— Молодец, Веся, у тебя прекрасная интуиция, — одобрительно заметил дедушка. И, нацелив на внука вилку, рыкнул: — А ну, отвечай немедленно, где мыши!
— Не скажу! — мужественно крикнул Бобик, выпячивая грудь, на глаза у него навернулись слезы, губы дрожали.
— Вот, пожалуйста, — сквозь зубы процедила Юлия. — Все ясно.
— Бобик, ты, кажется, сейчас получишь, того-этого, — пригрозил дедушка. — Немедленно говори, где мыши!
Бобик стиснул зубы, словно опасаясь, как бы жестокий старец не вырвал у него признание вместе с языком, и с такой энергией затряс головой, что едва не свернул себе шею.
— Он не скажет, — убежденно произнесла тетя Веся. — Пропащее дело.
Мама задумчиво помешивала ложечкой в стакане.
— Бобик, а кто тебе дал мышек?
— Новаковский, — непроизвольно вырвалось у Бобика.
— Парочку, верно?
— Да, — доверчиво сказал мальчик и всхлипнул. — Самца и самочку.
— Проклятый Новаковский! — простонала Юлия.
— Приятно иметь мышек, да? — ласково продолжала расспросы мама.
— Да! — горячо подтвердил Бобик. — У них уже два раза рождались дети! Такие крошечные, лысенькие, как червяки.
— У-у-у! — вырвался у Юлии вопль омерзения.
— Они растут очень быстро, — с нежностью сказал Бобик.
Жачек посмотрел на него и сказал раздумчиво:
— Наш дорогой сосед, младший Новаковский, а?
— Верно! — обрадовался дедушка. — Чем ближе, тем лучше: не будет хлопот с возвратом инвентаря, того-этого. В крайнем случае можно подбросить эту пакость ему под дверь.
— Да, сынок, — решительно сказала тетя Веся, — завтра ты разыщешь всех мышек и отдашь их Новаковскому.
У Бобика ручьем хлынули слезы отчаяния.
— Так я и знал! Так и знал! Вы мне никогда ничего не разрешаете. Собаку не захотели покупать, а теперь даже этих несчастных мышек нельзя оставить, хоть они и бесплатные!..
Взрослые в растерянности переглянулись.
— Дурацкая история, — промолвил Жачек.
— Ребенок прав, — сказала мама Жак. — Не плачь, Бобик, одну мышку тебе, вероятно, позволят оставить, да, Веся? Скажем, самца. А остальных ты отнесешь Новаковскому. Его родители, думаю, ошалеют от радости.
— Ху-ху! — засмеялась Юлия.
— Мышке будет немного скучновато одной, но зато ты сможешь держать ее в комнате, — поспешила добавить тетя Веся. — Я куплю тебе специальную клеточку, хорошо?
— Хорошо, — утешился Бобик.
— А где ты их до сих пор прятал? — полюбопытствовал дедушка.
— В кладовке, — признался Бобик. — В старом шкафу.
— Вот и все дела, — сказал отец, обращаясь к Юлии. — Теперь ты снова сможешь пробуждать в своем избраннике романтические порывы. Разумеется, если в доме не появятся тараканы.
4
Классное собрание. Дмухавец, по своему обыкновению, плюхнулся на стул за кафедрой так, будто в его суставах разом разболтались какие-то важные винтики.
— Нет, это все не для моего здоровья, честное слово, — произнес он в пространство простуженным голосом. — Все в сборе? Прекрасно, обойдемся без переклички. В нашей многотрудной жизни надо, по возможности, избегать занятий ненужных и бессмысленных. М-да. В силу обстоятельств я вынужден сегодня вернуться к анкете, на которую вы отвечали на прошлой неделе.
Класс вздохнул. Снова-здорово! Дались ему эти анкеты…
— Не вздыхать, не вздыхать, — погрозил пальцем учитель. — Мои анкеты только кажутся скучной выдумкой старого чудака; собственно, правильнее было бы сказать, что таковы они лишь с вашей точки зрения. Для меня эти измятые клочки бумаги — подлинный кладезь знаний о вас, — Дмухавец встал, высморкался, спрятал платок и прошелся по классу. — Плохо дело, — сообщил он.
Класс проявил некоторое беспокойство.
— Ваш обобщенный образ вызывает у меня тревогу, — признался классный руководитель. — Судя по анкетам, все вы просто паиньки. А по-моему, молодые люди такими быть не должны.
Легкий шум удивления.
— Знаете, какими, по-моему, должны быть молодые люди? — спросил Дмухавец.
Минутная тишина.
— Знаем, знаем, — голос с одной из последних парт.
— Кто там знает? — поинтересовался Дмухавец.
Молчание.
— Вот именно, — разочарованно проговорил Дмухавец. — Ведь не встанет и не скажет, что думает. Боится. Чего? Угадать трудно. Никому ведь не грозит двойка за плохой ответ. Да и я не стану выгонять своего ученика из школы лишь потому, что он открыто заявит: «Пан Дмухавец — зануда». Правда, вы меня недостаточно хорошо знаете. Возможно, вам кажется, что я сторонник полицейских мер. Взять хотя бы такой факт: большинство из вас заполняет анкеты измененным почерком либо сообщает о себе неполные данные из опасения, как бы я не распознал автора по такому, например, признаку, что у него два брата и один велосипед.
Смешок в аудитории. Легкая разрядка.
— Какова же была тема анкеты? — насмешливо продолжал Дмухавец. — Что за мучительный вопрос был вам задан? «Кто я? Чего я хочу достичь в жизни?» И какие же интимные и тайные признания, какой поток волнующих откровений хлынул на эти страницы? — Поднеся стопку листков к глазам, учитель саркастическим тоном прочитал: — «Я — ученик первого класса общеобразовательного лицея. Мое хобби — игра на гитаре и коллекционирование фотографий Кшиштофа Кравчика. Еще у меня есть собака, потому что я очень люблю животных. У собаки смешная кличка: Бегония. В будущем я хотел бы посвятить себя Искусству». — Дмухавец посмотрел на класс. — Ковальчук, будь добра, объясни, почему ты сочла необходимым изменить почерк и выдать себя за представителя сильного пола? Ведь всего неделю назад я встретил тебя в парке вместе с твоей собакой Бегонией, и для меня не секрет, что ты коллекционируешь фотографии Кшиштофа Кравчика, поскольку сама мне об этом сказала. Откуда же эта боязнь быть узнанной? Неужели ты никогда так и не осмелишься поставить подпись под своими признаниями? А что будет во взрослой жизни, когда потребуется четко определить свою позицию, выступить в защиту угнетаемых или включиться в борьбу со злом?
Беата Ковальчук смущенно закусила губу и втянула голову в плечи. Дмухавец велел ей сесть.
— Половина из вас, — сказал он, — заявляет, что в будущем намерены заниматься искусством. Ни один не пожелал стать политиком. Две барышни честно признались, что после окончания школы собираются выйти замуж и быть образцовыми матерями. Одна хочет стать врачом. Некий предприимчивый юноша строит далеко идущие планы: он откроет маленькую мастерскую по ремонту автомобилей и со временем превратит ее в небольшой заводик. Писал он на всякий случай левой рукой, должно быть опасаясь, как бы я не перебежал ему дорогу.
Смех в аудитории, перемигивания.
— А теперь, — произнес Дмухавец, откладывая все листочки, кроме одного, займемся единственным ответом, под которым стоит подпись, хотя анкета, насколько вы помните, была анонимной. Послушайте. «Кто я? Я — конгломерат огромного количества атомов, обладающий неисчислимыми возможностями. Однако писать я о них не буду, так как считаю анкеты бюрократическим изобретением психологов. К тому же тема сегодняшней анкеты на редкость неудачна. С уважением Ежи Гайдук».
Всеобщее ошеломление. В классе сразу стало тихо. Ежи Гайдук, решительно не замечая устремленных на него взглядов, сидел неподвижно, с каменным лицом индейского воина.
— Ну, и что вы об этом скажете? — полюбопытствовал классный руководитель, обводя взглядом своих учеников. Никто ему не ответил. — Послушай, Ежи, — Дмухавец приблизился к парте, за которой сидел Гайдук, — твои товарищи молчат. Ты случайно не знаешь, почему?
Гайдук неторопливо пожал плечами.
— В свое время, — не отступал учитель, — я довольно внимательно штудировал учебники по психологии развития. В них настойчиво утверждалось, что молодежь охотно занимает крайние позиции и не признает компромиссов, полна идеалистических представлений и склонна к агрессивной поверхностной критике и опрометчивым суждениям. Однако к вам я никак не могу этого отнести. Никак, хоть тут тресни.
Гайдук иронически усмехнулся.
— Он усмехается, — во всеуслышание объявил учитель. — Нет, нет, я серьезно, Ежи, дружок, ну скажи что-нибудь! Даю слово, такие явления, как юношеский идеализм и склонность к агрессивной критике, существуют. За примерами недалеко ходить: возьмите третий «А». Почему в твоем классе один осторожнее другого?
Дмухавец явно ждал ответа. Ежи Гайдук, насупившись, встал. Вид у него был решительный.
— Третий класс вы дольше знаете, — пробормотал он. — А что касается нашего класса — я не могу говорить от имени своих одноклассников. Я их не знаю. От своего имени — пожалуйста, скажу. Да, я осторожничаю, я конформист, потому что хочу как можно скорее поступить в институт. Для этого требуется аттестат без троек и положительная характеристика. Ежели я займу крайнюю позицию и буду с юношеским задором подвергать все агрессивной критике, такой характеристики мне не видать.
— Думаешь? — засопел Дмухавец.
— Уверен, — холодно ответил Гайдук. — Однажды я уже оставался на второй год за нонконформизм.
В классе вдруг поднялся шум.
— Он прав! — подал голос от двери Павелек и встал с извиняющейся улыбкой. — Вы нас призываете быть искренними и тому подобное… но разве можно быть по-настоящему откровенным с учителями? Мне кажется, нельзя.
— Точно! — поддержал его ломающийся баритон с последней парты.
— Школа по своей сути всегда казенна, — заявил Павелек. — Тут нет ничего удивительного, ведь в школе устанавливаются отношения властелин — подданный. Извините, но странно, что вы этого не видите, пан учитель.
— Мы должны только учиться и сидеть тихо! — Баритончик на последней парте явно осмелел.
— Пока не получим аттестата и права на самостоятельность, — добавил Павелек.
— А вот и нет! — крикнул Дмухавец и схватился за сердце. — Вы никогда не получите права на такую самостоятельность, которая избавит вас от необходимости участвовать в жизни общества! Когда-нибудь вам придется сказать «да» или «нет», выступить в поддержку слабых против сильных — можете не сомневаться, жизнь поставит вас перед такой проблемой. А вы к тому времени уже не в состоянии будете ни бороться, ни рисковать, так как привыкнете к мысли, что самое безопасное — сидеть и не рыпаться. — Дмухавец остановился перед Гайдуком, тыча ему пальцем в грудь.
— От меня вы никаких деклараций не услышите, — обозлился Гайдук. — Думаете, ребята из третьего «А» искренни?
— Безусловно.
— А я в их болтовню не верю. Они просто знают, чего вы от них ждете.
Гайдук хватил через край. Дмухавец покраснел, засопел и сорвал с носа очки:
— Ну, знаешь!.. Мальчишка! За кого ты меня принимаешь?!
— Вот, пожалуйста, — пробормотал Гайдук.
С места вскочила черноволосая Кася. Она была старостой класса и действовала из лучших побуждений.
— Нет, пан учитель… он совсем так не думает, как говорит… то есть… мы очень извиняемся… ну, Гайдук, извинись перед паном учителем…
— За что? — огрызнулся Гайдук. На него просто страшно было смотреть: фанатический блеск в глазах, насупленные брови, нижняя челюсть выпячена вперед. — За откровенность?
Дмухавец едва заметно усмехнулся и надел очки.
— Ну, а ты что об этом думаешь? — спросил он.
Вопрос был адресован Павелеку, но угодил в Целестину. Она нерешительно поднялась, краснея от волнения.
— Я… я думаю… — начала Цеся, ощущая пустоту в голове. Одного ее быстрого взгляда было достаточно, чтобы оценить выражение лица учителя: Дмухавец не казался таким добряком, как обычно. — Я думаю, вы правы, пан учитель, — на всякий случай выпалила она.
— Ах, так? — буркнул Дмухавец.
А Гайдук вскинул голову, будто его ударили.
— Да, да, безусловно, — добавила Целестина, чувствуя, что проваливается в какую-то страшную бездну.
— А в чем конкретно я прав? — вежливо поинтересовался классный руководитель.
— Ну… во всем… — брякнула Цеся, едва сдерживая слезы.
Она понимала, что поступает подло и отвратительно. К несчастью, в голове у нее был полный хаос, и, даже если б она собралась с духом и попыталась сказать, что думает на самом деле, получился бы глупый и жалкий лепет.
— Цеся трусиха, — коротко резюмировал Дмухавец. — А Гайдук дал мне по носу, хотя знаете, что? Пожалуй, он прав…
В эту секунду Ежи Гайдук как укушенный сорвался с места, сгреб с парты тетради и книги, сунул портфель под мышку и, не сказав ни слова, покинул класс, захлопнув за собою дверь.
5
Часом позже он все еще стоял на мосту, устремив невидящий взгляд в мутные воды Варты.
Значит, так оно. Значит, так.
Значит, она такая.
Напрасно он позволил втянуть себя в этот разговор. Старому хитрецу и без того все известно.
А Целестина его предала, подло предала. Струсила. Трудно, впрочем, требовать от девчонки, чтоб она была смелой, как парень.
Ах, нет, неправда, не обманывай себя, болван. Она должна быть смелой и сильной и всегда иметь собственное мнение по любому вопросу. Должна верить в тебя и всегда быть рядом…
Хотя, собственно, почему? Кем ей приходится Ежи Гайдук?
Никем.
Ладно, но тогда и она будет никем для Ежи Гайдука.
Никогда больше, никогда — даже если не знаю, что…
Никогда в жизни.
Конец.
6
— Я хотел спросить, — сказал Бобик, выглядывая из-за ровного строя солдатиков, — есть такой дом — ковыряльня?
— Что? — остолбенела тетя Веся.
— Ковыряльня. Купаются в купальне, а ковыряются в ковыряльне.
— Ковыряются? — Тетя Веся даже выронила ложку.
— В носу, — пояснил Бобик. — А где еще можно? В трамвае нельзя, дома нельзя, на улице нельзя… Нигде нельзя. Значит, должна быть ковыряльня.
Жачек так и покатился со смеху.
— Ой, правда, истинная правда! — выговорил он наконец срывающимся голосом. — Куда бы обратиться с предложением?
Цеся неодобрительно посмотрела на развеселившихся родственников. До чего ж они заурядны! Какие там тонкие чувства, возвышенность — ужасные, примитивные люди, прозаичные, без полета. С Данкой разговаривают, как с себе подобной, даже не подозревая, какой могучий у нее ум. Данка ведет себя вежливо, разве что улыбнется в сторону, может, чуточку высокомерно… Но, в конце концов, трудно ей удивляться. Не всякий выдержит общение с командой присяжных остряков, тем более человек с такой утонченной психикой. Сама Цеся, после того как открыла в Данке поэтессу, постоянно пребывала в состоянии робкого восхищения. Подчас у нее даже не хватало духу заставлять свою необыкновенную подругу делать уроки. Кроме того, теперь она на все смотрела как бы Данкиными глазами — по крайней мере, так ей казалось — и неизменно приходила к убеждению, что этому талантливому и беззащитному существу судьба уготовила сплошные невзгоды и вообще все окружающее оскорбляет ее легко ранимую душу. В преданном сердце обуреваемой дружескими чувствами Телятинки горело желание убрать с Данусиного пути все шипы и тернии.
— Перестаньте! — резко сказала она. — Вы даже не знаете, что Данка пишет стихи!
— О-о-о-о! — как сговорившись, хором вскричали родственники.
— Я тоже когда-то писала стихи, — объявила тетя Веся.
— Ну да! — поразилась Целестина.
— И как будто неплохие, — призналась тетка, эта, казалось бы, воплощенная посредственность. — Даже получила награду на конкурсе «Белая гвоздика».
— Веся у нас всегда была чертовски поэтична, — захихикал Жачек, видно вспомнив что-то очень веселое.
— А о чем было то стихотворение? — полюбопытствовала Цеся.