Вертолет – черная остекленная стрекоза – несся над песчаным морем. Куда ни глянь – бежевая пустыня, равнина, накрытая одеялом горячего марева. Яцинт отвернулся от иллюминатора. Каждый раз, при полете в Цитадель, его охватывал страх. Он боялся не смертельного падения, а поломки вертолета, вынужденной посадки, ожидания спасателей на раскаленном песке. Он, уроженец Эсанта, ненавидел пустыню, песок и жару – основные составляющие родного мира. Яцинт искренне благодарил богов за то, что они позволили ему родиться в нынешние времена, когда жилые комплексы оснащены мощными сплит-системами, а расстояния между оазисами и храмами преодолеваются на вертолетах или автомобилях с кондиционерами. Путешествие на спине дромедара когда-то занимало недели или месяцы. Сейчас на путь от столицы до Цитадели Богов тратилось около двух часов – вертолеты и легкие самолеты сновали туда-сюда как суетливые насекомые.
Беж потемнел, превратился в насыщенное сливками какао. Гладь сменили барханы. Слева показалась серая лента – шоссе, ведущее к Цитадели. Яцинт посмотрел на цепочку грузовиков, напомнил себе, что полет вот-вот закончится. Серая лента уткнется в круглое блюдо вертолетной площадки, раздвоится, расползется лентами дорог, петляющих между складами, подсобными помещениями, гостиницами для паломников и аэродромными ангарами. Он и попутчики-омеги не увидят ни водителей, ни грузовиков. Вертолет приземлится в полусотне метров от Цитадели, пассажиры пройдут короткий отрезок раскаленного пути, омоют ладони в Чаше Надежды и скроются в прохладе подземелий.
Сегодня будет обычное богослужение Таурху – прародителю всех омег, хозяину молний и покровителю путников в пустыне. И – конечно же – смотрины. В вертолет набилась разношерстная компания: хихикающий молодняк, предвкушающий первое или второе свидание с альфами и варанами, пара суровых бет, жрецов Таурха, принесших обет безбрачия. И омега лет сорока, с двойной брачной меткой на запястье – то ли замаливающий какие-то грехи, то ли присматривающий третьего альфу. Как раз в таком возрасте третьего и берут: у зрелого омеги количество течек уменьшается, зато страстность в эти короткие дни возрастает многократно. Альфы же с возрастом становятся спокойнее, иногда теряют способность к сцепке. И жрецы, и врачи в таких случаях советуют только одно – триаду нужно превращать в квадру. Ни Таурх, ни Ашер не сведут неподходящих партнеров, альфы позлятся и примут в семью новичка. А неудовлетворенность омеги грозит серьезными проблемами – магия, замешанная на потребности обеспечить безопасность партнерам, начинает шалить, огрызаться, давать сбои. В дни, когда сквозь хрупкие арки протянуты нити трубопроводов, проложены железнодорожные пути, рисковать нельзя. Яцинт помнил рассказ отца об аварии на грузовой развязке – разрушившаяся арка закрыла проход между мирами, похоронив в песках десятки эсантов и людей. Тогда спохватились все: и главы национальных корпораций, и Совет Цитадели, и врачи надзорных комиссий. И омег, и альф перед допуском к работе начали прогонять через череду анализов и тестов, ввели обязательные беседы с психологами. Многие были недовольны. Ни омеги, ни альфы не хотели отправляться на смотрины по указке. Возражения подавили отстранениями, штрафами и ограничениями прав. Обиженные пороптали, посидели без дела и льгот, и неохотно явились в Цитадель.
Яцинт когда-то тоже пытался бунтовать. Он не встретил своего альфу ни в первый, ни в десятый визит в обитель богов, высказал отцу все, что он думает о замшелых обычаях, и заявил, что попробует найти себе партнера через брачное агентство. Тогда-то он впервые увидел живое воплощение единодушия – и отец, и его альфы хором сказали: «Нет». Квадра окатила его потоком магии – слитным, мощным, обжигающим жаром песчаной бури, пугающим до пересохшего языка.
– Ты торопишься, надеешься, что близость более-менее симпатичного альфы вызовет первую течку. Может быть, и вызовет, физиологию никто не отменял. Меня удивляет другое. Неужели ты всерьез рассчитываешь, что после первой близости на тебя снизойдет владение молниями, и ты сможешь воздвигать арки? Яци, ты, вроде бы, умный мальчик. Как можно верить в такую чепуху? Ты бы хоть книжки почитал…
Отец смотрел понимающе, с мягкой насмешкой. Яцинт расправил плечи, ответил:
– Я устал быть один.
– Глупости какие, – отмахнулся отец. – Тебе и двадцати нет, от чего ты мог устать? Живи да радуйся, что за тобой не таскается толпа озабоченных придурков, которые подсчитывают каждый твой взгляд, лаются перед дверью спальни и сжирают все продукты именно в твоем холодильнике. А ведь у каждого… – для того чтобы осмотреть всех троих партнеров, отцу пришлось вывернуть шею. – У каждого из них есть своя квартира в шаговой доступности, свой холодильник и свой телевизор – согласно обычаям и закону. Но их туда не выгонишь никакими силами. Поверь мне, ты будешь тосковать по этому счастливому времени. Один… хотел бы я остаться один на недельку-другую.
Двое старших альф посмотрели на молодого, перекладывая на него вину за опустошение холодильника. Вараны – воплощенный союз песка и ярости – заметались по гостиной, оставляя рыжие следы. Самый молодой, юркий и светлый, полез под кресло Яцинта. Знакомая магия квадры уже не обжигала – грела, умиротворяла, дарила защиту. Никто из альф не принял слова отца как угрозу союзу или обещание отлучения от тела. В доме эсинбата Дамиана всегда царил веселый бардак – как во времена триады, так и квадры.
– Если заведешь какого-нибудь придурка мимо Цитадели, я его убью, – скучным тоном пообещал старший альфа Надар, и этим подвел итог семейного совета. – Миа, звонили из надзорки, просят осмотреть двадцать седьмой квадрат, какие-то изменения рельефа после ночной грозы.
– Готовь вертолет, – Дамиан поднялся из кресла. – Серьезно, не торопись, Яци. Найдешь своего первого, следом второй подтянется – поверь, им как медом намазано. Наслаждайся жизнью, пока боги позволяют.
Квадра вышла из гостиной, привычно соблюдая боевой порядок: впереди Надар и Джакме – кто-то из них приходился Яцинту отцом-по-семени, следом за ними отец-по-плоти, прикрываемый с боков двумя мощными варанами. Замыкал шествие Рафаль с золотистым вараном, на прощание перевернувшим кресло. Фаль был самым молодым, его магия частенько выходила из-под контроля… а, может быть, он ее просто не сдерживал, стараясь привлечь внимание отца.
…Вертолет пошел на посадку. Яцинт вынырнул из воспоминаний. Шесть лет! Шесть лет прошло после того памятного разговора. Ни один альфа из почетного караула не вызвал трепета тела. Ни одного из варанов не захотелось потрепать по голове, позволяя прикрыть бок или спину. Молнии били в алтарь Таурха, мокрый песок вскипал, прорастали и разрушались фальгаровые арки, гром порождал быстро исчезающие мурашки. Каждый раз Яцинт ждал знамения – хлесткого прикосновения, ожога, дарующего брачную метку и власть над молниями. Нет, нет и еще раз нет.
Год назад он почти решился обратиться в брачное агентство. Не в сердцах, не сгоряча, как в девятнадцать лет, а с подсчетом возможных последствий, плюсов и минусов. Короткое исследование – не так уж много было в Эсанте свободных альф и омег – привело к неприятным выводам. Никто из клиентов агентства не закрепил связь. Ни один из новых альф не остался в триаде дольше, чем на пару течек. Партнеры объединялись и выживали чужака, не брезгуя физическим и магическим насилием. И даже не привлекались к ответственности по закону: виноват был омега, который привел новичка без благословения Таурха и Ашера. Особое внимание Яцинт уделил одиночкам, пытавшимся найти первого партнера, и убедился, что пары расходились через короткий срок после скандалов и необъяснимых несчастных случаев.
Позориться перед семьей и знакомыми не захотелось. Да, Яцинт не вызвал ни одной сухой грозы, не сотворил ни одной арки, не мог укрепить действующий тоннель. Да, иногда накатывало томление тела, но как накатывало, так и откатывало, пережить можно. Он не бездельничал, окончил университет, работал в научно-исследовательском отделе «Эснефти», изучая методы борьбы с красными муравьями, проникающими в Эсант из спонтанных арок. Обычная благопристойная жизнь – такая же, как у коллег-бет.
Он все чаще жалел, что родился омегой – да, многие бы повертели пальцем у виска, услышав такие слова. Не иссякал поток паломников к Чаше Надежды. Бет, моливших богов о ребенке-омеге или альфе. У Яцинта и здесь получилось «не как у всех». Омега, зачатый в триаде, а не в семье бет – редкий, практически уникальный случай. Может быть, потому и не везло? Каждый визит в Цитадель обессиливал и пропитывал горечью разочарования – Яцинт уже не верил, что встретится с кем-то из своих истинных, и сможет пробудить дремлющую магию. Он не говорил об этом вслух. Отец бы наверняка усмехнулся, услышав жалобу, сказал: «В двадцать пять рано себя хоронить». Отцу легко говорить – сам встретил Надара в двадцать, Джакме присоединился к ним в третью течку. Отца миновали шепотки за спиной, косые взгляды. Прокладка арок для «Западного потока», карьера, счастливый союз, рождение ребенка… вот только ребенок родился так себе, но этого никто деликатно не замечал.
Брякнули, разложились ступеньки трапа. Первыми в бежевую жару вышли жрецы, закутанные в плотные белые одеяния, за ними – старший омега. Молодняк скатился по трапу – перешептываясь, и одаряя друг друга шутливыми тычками. Яцинт проверил, хорошо ли застегнуты манжеты – не хотелось показывать чистые запястья – укрыл лицо пылевой маской и покинул вертолет последним. Жесткое солнце Эсанта вмиг раскалило непокрытые волосы. Даже то, что Яцинт унаследовал льняную масть отца, не спасало от ощущения, что на голову нахлобучили горячую каску.
Цитадель Богов возвышалась над песком, пронзая небо единственной башней – Оком Таурха. Приземистую крепость охраняли два гиганта-варана, высеченные из цельных скал. Оскаленные пасти тянулись к главному входу, словно хотели напиться из Чаши Надежды. Сейчас возле источника не было паломников – бет придержали ради моления омег.
Шаг, другой, третий… меньше сотни, можно пройти, опустив взгляд на плиты и песок, считая, предвкушая прохладу кондиционированных подземелий. А можно отвлечься от счета, посмотреть на строй встречающих.
Альфы стояли в тени, плечом к плечу – лица спрятаны под шлемами с тонированными стеклами, тела укрыты одинаковой песчаной формой, силуэты изуродованы бронежилетами и комплектом снаряжения. Стволы автоматов, прицепленные к поясу гранаты, и – главное оружие альф Эсанта – застывшие в ряд вараны. Недвижимый строй магических созданий, почти сливающихся с песком, доказывал, что сегодня возле Цитадели собрались лучшие из лучших. Или не желающие искать партнера, явившиеся на сбор по приказу или направлению психолога. Удивительный самоконтроль: ни один из варанов не шевельнулся, не пополз к омегам, демонстрируя любопытство или интерес. А, нет!
Нарушитель – крупный серо-зеленый варан – выбрался из заднего ряда, шустро побежал к процессии. Молодняк дружно завизжал, бросился к дверям с шумом и топотом – даже у Чаши Надежды не задержались, обмакнули кончики пальцев и спрятались в убежище. Жрецы и старший омега равнодушно обошли выбравшуюся на дорожку помеху, поклонились лику Ашера, умылись и чинно вошли в дверь. Яцинт прибавил шаг, почти догнал старших, и, проходя, щелкнул расстроенного варана по носу. Ошеломленное выражение оливковой морды заставило улыбнуться. Так же точно выглядел варан Фаля, когда отец подкрался и примотал ему хвост к балконным перилам рулоном скотча. Фаль тогда не мог решить: рассеять варана бесполезным песком или терпеть бесцеремонное отношение к своей магии. Выбрал «терпеть», и не прогадал – отец над нахальным вараном больше не издевался, а младшего альфу от нападок старших всегда защищал.
Цок-цок-цок. Шурх!
Яцинт, набравший в пригоршню воды, чтобы смочить лоб, оглянулся. Варан растерял недоумение и резво засеменил за ним, намереваясь пробраться в Цитадель через вход для омег.
– Нет уж! Брысь на место! – Яцинт плеснул воду в лицо, отвесил варану крепкий шлепок и захлопнул тяжелую дверь прямо перед носом.
Он окунулся в прохладу, стянул с лица промокшую пылевую маску и пошел в зал для молений, продолжая посмеиваться. Бестолковое воплощение магии, наверняка принадлежащее кому-то из юнцов, удивительным образом заставило забыть о горечи и отогнало все страхи разом. Надо же! Какая забавная встреча.
Терен
Стайка молодых омег не вызвала у него никакого интереса. Они тоже в его сторону голову не повернут, что у входа, что на молении, если рядом окажутся. Староват, за тридцать. Молодые тянутся к молодым. Вид зрелого омеги с двойной брачной меткой заставил ощетиниться – на таком Терен уже обжегся, и даже по знамению богов в сложившуюся триаду не пойдет. Лучше в петлю, покончить разом со всеми проблемами – неприкаянностью и выходящей из-под контроля магией. Сердце екнуло при виде замыкающего – высокого худощавого омеги в пылевой маске. Длинные рукава белой рубашки не позволяли рассмотреть запястья. Холост? Сомнительно. Ему далеко за двадцать, в таком возрасте уже складывается триада. Терен вздохнул, усилием воли удержал на месте варана. А кто-то не удержал…
Юнцы завизжали, побежали – не столько из страха, сколько кокетничая. Старшие не обратили на варана внимания. А замыкающий пошутил – отвесил варану щелчок по лбу. Это укрепило Терена в уверенности, что омега женат. Слишком уж вольно он обращается с чужой магией, видна уверенность в своих силах и привычка.
После приказа: «Вольно! Разойдись!» альфы дружно направились в раздевалки. Десять минут на то, чтобы упаковать боевое снаряжение – к алтарю Таурха положено являться безоружным. Терен быстро уложил вещевой мешок и скатку, вышел на огороженную площадку, и, нащупав висевший на шее амулет, рассеял варана. Очередная кучка песка увеличила гору. Горсть отправилась в пакет – для чаши. Раздался удар гонга. Терен прижал к себе пакет с песком, нырнул в темный коридор и почти побежал, стараясь оторваться от основной группы альф. Ему не хотелось слушать возбужденные замечания молодняка и ругань инструктора, чихвостившего хозяина нахального варана. Он не был в Цитадели десяток лет, и сейчас бы не пришел, если бы не проблемы с магией и направление от врачей. И, надо заметить, за эти десять лет ничего не изменилось: ругань, возбуждение, надежды, разочарования… ему всегда доставалось разочарование. Похоже, так будет и в этот раз.
Под третий гонг стали в круг. Клинья альф перемежались вкраплениями омег. Терена подталкивали, сдвигали. Он не противился, пока не оказался рядом с замыкающим омегой. Тогда уже встал, как вкопанный, ответил пинком на чей-то тычок, впился жадным взглядом в профиль без пылевой маски. Омега был красив. Понятно, что на вкус и цвет товарищей нет, и это хорошо – меньше соперников. Редкий для Эсанта цвет волос, светлый, почти белый. Удивительные синие глаза. Терен смотрел, и не мог насмотреться. Не мог понять: виделись где-то или не виделись? Не виделись, запомнил бы такого приметного. Почему кажется, что знакомы? На кого-то похож?
Омега повернулся, обжигая насмешливым синим взглядом. Голос жреца призвал к молчанию. Погасли светильники, заскрежетали, разъезжаясь, плиты далекого потолка. Око Таурха дозволило заглянуть в подземелье солнцу. Лучи на миг осветили чашу и тут же померкли – там, в небе, собрались тучи. Толпа засуетилась. Альфы пробирались к алтарю, высыпали горсти песка, комкали и прятали в карманы бумажные пакеты. Омеги отвинчивали пластиковые пробки с бутылок, щедро поливали песок водой. Миновали времена, когда воду и песок носили в ладонях. И в моления прокрался технический прогресс.
С высоты донесся раскат грома, перекрывающий речитатив жреца:
– Возблагодарим Таурха за грозы и молнии, Ашера – за охрану источника, позволяющего напитать песок.
Око впустило в Цитадель первую молнию, не коснувшуюся алтаря, заставившую зажмурить глаза. Слова: «Их обоих – за щедрость фальгаровых арок» потонули в новом громовом раскате – яростном, пронизавшем обитель богов от башен до подземелий. Молния ударила в алтарь, обожгла сетчатку, отдалась болью во всем теле. Прежде чем ослепнуть – к счастью, не навсегда – Терен успел увидеть чудо. Мокрый песок вскипел, разросся десятками тонких, переплетающихся стеклянных веточек. Дар богов, хрупкий фальгар, за пару секунд вымахал почти до потолка, образовал арку, и открыл окно в другой мир. На молящихся обрушился водопад – о такой роскоши давно уже никто не слышал, хорошо, если пригоршня воды выплескивалась. Зажмурившийся Терен шагнул вправо и вбок, крепко обхватил светловолосого омегу – не ошибся, тот самый запах – и поволок к выходу, подальше от потопа. Вспыхнули и погасли светильники – щедрость богов устроила короткое замыкание. В зале истово молились, вопили, толкались, наступали друг другу на ноги, стоя по колено в воде.