Каждый шаг – мука, каждый шаг – ощущаю, насколько продрог. Но иду следом.
Я был прав, ближайший дворик справа.
Первый подъезд.
Первый этаж.
Поворот ключа, негромкий щелчок замка. Темно в прихожей. Темно и тепло.
Негромкий «мяв».
У него уже есть кошка.
***
На кухне достаточно просторно, но я забился в угол маленького дивана и то и дело одергиваю себя, чтобы не сжаться в комок, обняв колени. Пальцы на руках колет, стопы почти не чувствую. Только сейчас понял, насколько в действительности замерз.
ОН тоже здесь. Стоит, повернувшись ко мне спиной, у плиты, помешивает кофе в небольшой турке. Да, пахнет совсем не так, как мой Нескафе…
Под пуховиком у него оказался тонкий черный свитер. И пока он стоит спиной, я, не таясь, рассматриваю выглядывающие из-под воротничка татуировки. И вообще его всего. Хорошо, что спиной стоит. Едва ли мне хватило бы смелости пялиться так в открытую.
Странное, странное чувство. Вот так запросто оказаться дома у того, кому не решался даже отправить чертову улыбочку в соцсети.
Выключает конфорку. Достает две маленькие чашки из шкафа. Разливает напиток.
И все молча. Ни звука не произнес, кроме того неожиданного «пошли». Совершенно неожиданного…
Поворачивается, и в клубок скататься хочется в три раза больше.
Ставит чашку передо мной и опускается на стул напротив, поджав под себя правую ногу.
Автоматически тянусь вперед и грею ладони о нагревшуюся керамику.
- Долго еще будешь ходить за мной?
Вздрагиваю и горблюсь.
- Тебе показалось, я не…
Обрывает меня тут же, на полуслове:
- Не заливай.
Наклоняюсь еще чуть ниже и касаюсь носом чашки. Все, что угодно, лишь бы не на него смотреть. Чувствую, как безнадежно краснею, на скулах хоть яичницу жарь. Не могу заставить себя сделать хотя бы глоток. Ведь это его кружка, его кофе и его дом.
Молчу. Не знаю, что ответить.
- Ну так? Долго?
Он что, подначивает меня? Или издевается? Интересно, как давно он понял, а? Как давно понял, что я внимательно смотрю под ноги только для того, чтобы затирать рифленые отпечатки его ботинок?
- Не знаю.
Пожалуй, да, это самый правильный ответ. Но и его не так-то легко процедить сквозь зубы. Смущение одолевает настолько, что спазм сжимает глотку.
Глотнуть бы кофе, но тогда придется поднять голову и встретиться взглядом с ним. Ну, нет уж, хватит с меня созерцания и его рук, сжимающих чашку.
Одна исчезает из поля зрения и через секунду прикасается к моему подбородку.
Дрожь настолько крупная, что он наверняка ее тоже ощущает. Ощущает, как маленькие мурашковые слоники пробежали под его пальцами.
Нажимает большим пальцем на челюсть и легонько тянет наверх. Поднимаю лицо. Краснющий, наверное…
Он криво улыбается, совершенно невесело. Пялюсь, широко распахнув глаза, и уже совершенно нереально скрыть это.
Он не красивый, нет, – он идеальный. Настолько идеальный, что во рту сохнет. И чем шире становится эта его недоухмылка, тем отчетливее понимаю, что все мои эмоции бегущей строкой транслируются у меня на лбу.
- Да ты совсем зеленый еще, - проговаривает негромко, с досадой, кажется, и, убрав ладонь, уходит в комнату, забрав с собой кружку.
Кусаю губы.
Вот так просто…
Не верится. Столько времени он был для меня куда более реален в виртуальной соцсети, а сейчас… Сейчас рядом. В соседней комнате.
Таскаюсь за ним, иногда высматриваю в окно и, когда следом иду, отставая буквально на пару шагов, рассматриваю двойную строчку на его пуховике. Да что же это…
Что он для меня? Зачем я вообще все это делаю? Он старше, он парень, а я… Да, я зеленый еще.
Горчит во рту, и это привкус отнюдь не кофе.
След в след…
Встаю с дивана, отставив в сторону так и не тронутую кружку с остывающим напитком.
Квартира однокомнатная. На одного. У него вообще вся жизнь на одного. Один пуховик в прихожей, одна пара обуви.
Даже диван в комнате узкий, полутораспальный.
Сидит на самом краешке, остальное место занимает скомканное одеяло и подушка, наверняка, с самого утра так осталось, когда бы он успел сейчас.
Тоже ноутбук. Тоже черный «Acer».
Та самая страничка в контакте. Только уже с другой стороны. Подхожу ближе и вижу сорок пять новых сообщений. Даже не открывает их, тыкает на аудиозаписи и негромко включает музыку. Уже ставшие классикой Раммы. Негромко, скорее для фона.
Отставляет ноут в сторону и прикрывает крышку. Совсем темно. Оборачивается ко мне.
Сердце бьется неприлично громко. Так громко, что глушит «Ich Will».
Смотрит.
Не могу молчать больше, что-то наполняет меня изнутри. Рвется наружу.
- Зачем привел меня?
- А сколько можно молча ходить следом?
Вот как…
Жалею, что не коснулся кофе, в глотке совсем сухо.
Нервно смахиваю челку в сторону, все равно непослушно ложится набок, закрывая правый глаз.
- Я не знал, что сказать. Я и сейчас не знаю, что нужно говорить.
Качает головой и молча встает. Безумно хочется отпрянуть и сбежать в освещенный коридор. Колени трясутся.
Ближе ко мне, светлый ковер скрадывает звуки шагов. Едва удерживаю себя на месте. Так страшно, что все больше уверяюсь в том, что упаду, кулем рухну на пол.
Останавливается рядом, прямо передо мной, не больше чем на расстоянии двадцати сантиметров.
Поднимает руку и, словно внезапно передумав, просто задерживает ладонь в воздухе, справа от моей щеки.
- А сейчас и не надо ничего говорить.
«Mein Herz Brennt»…
Последняя связная мысль, последняя, потому как через мгновение сознание захлестывает волной сладкого и колкого, как газировка, трепета.
Секунду назад стоял рядом, сейчас влажные теплые губы накрывают мои.
Не этого ожидал… Только не этого. Ошеломлен.
Вот так просто, просто, без всяких слов и вступительных речей, без дурацкого «ты мне нравишься», без полутонов и оговорок. Без неловких метаний, потому что он тоже парень, без ненужной требухи.
Теплом разливается по телу, греет куда лучше батареи и горячего кофе. И все это – магия чужих губ.
Ладонью по спине, совсем легонько, без нажима, почти неощутимо ведет по ткани, сгибая кончики пальцев, словно царапая.
Неторопливо, словно этот мягкий полумрак никогда не рассеется, играет с моим ртом, легонько нажимая языком на губы, водит между ними, прикасается к зубам, а я все никак не могу заставить себя разжать челюсти.
Кажется, парализовало. Страхом, неожиданностью.
Отстраняется и, быстро глянув на меня, тихонько усмехается, после прикрывает глаза и берет мое лицо в свои ладони.
Сердце в глотке.
Нажимает большим пальцем на подбородок, покорно открываю рот. Вот так, уже проще…
Он выше совсем ненамного, не больше десяти сантиметров, но все равно приходится наклоняться.
Тянется ближе. На этот раз закрываю глаза и с первым прикосновением этого мягкого теплого отвечаю ему.
Тем же.
Медленно-медленно, все еще робко, все еще не веря, все еще словно не решившись… Своим языком цепляю его. Тут же назад.
Догоняет.
Голова кружится.
Вторая ладонь ложится на мою поясницу. Не гладит, а удерживает, тянет на себя.
Шагаю вперед, чтобы вплотную.
Очень и очень теплый, горячий.
Цепляюсь за ворот свитера, комкаю и тяну вниз.
Рывком дергает на себя, сжимает в кольце своих рук, и зубы нехило так сжимаются на моей губе.
Болезненно выдохнуть и самому впиться в него. Хаотично изучать чужой рот, забывая, как дышать, из-за забившегося в ноздри его запаха. Языком по нёбу, тут же ловит его, прижимает своим к низу, прикусывает кончик, зализывает.
Крыша едет.
Касается моей груди и рывком расстегивает замок на толстовке.
Холодит, после обжигает теплом. Теплом скользнувшей по животу ладони. Теплом вцепившихся в ремень кончиков пальцев.
«Affiance». Мобильник в кармане.
А я слишком задыхаюсь, чтобы ответить, слишком горят губы, слишком я хочу, чтобы он укусил меня еще раз. И еще, и еще…
Вытягиваю телефон из кармана.
Отстраняется, шагает назад, к дивану. Стягивает свитер.
Сглатываю, во все глаза пялясь на причудливый узор абстрактных татуировок, тянущихся по его плечам и груди. Раскроенный череп справа на ребрах, арабская вязь вокруг запястья. Все черно-белые… Ему жутко идет. Как и черный цвет, и поставленный гелем ежик. Все идет.
Смотрит на меня, ждет, комкая ткань.
А мобильник продолжает надрываться и мигать, высвечивая инициалы отца.
Выдыхаю и… решаюсь.
Отбой. Вырубаю. Убираю в карман толстовки и, застегнув карман на молнию, стаскиваю ее и оставляю прямо на полу.
Не сказать, что я совсем хилый, но выбирая между нами двумя, себя бы я не выбрал.
Перескакивает на «Рlay god». О да, безумно в тему. Поиграй со мной.
Я как обдолбанный, в голове легко и пусто. Пустой жбан.
Подхожу, старательно шаркая о ковер. Нравится ощущение. Как и нравится то, что я чувствую, прикасаясь к его груди. Ладонью нажимая на черные линии, очерчивая их указательным пальцем. Рисую заново.
Перехватывает, сжимает пальцы, удерживает и привлекает к себе. Я не против, но ближе некуда.
Обнимаю за шею, рывком привстаю на носки и…
Удерживает, обхватив поперек торса, не дает поцеловать себя:
- Уверен?
Улыбаюсь. Теперь он реален. Он больше не парень-за-которым-я-таскаюсь.
- А сколько можно молча ходить следом?
Хмыкает, легко узнавая свою же фразу. Развернувшись и приподняв меня, укладывает на диван, скинув одеяло на пол. Сам нависает сверху.
Дыхание перехватывает.
Медленно, безумно медленно наклоняется и касается моей шеи. Легонько, едва ощутимо.
Выгибаюсь, ладонью касаясь его лопаток и… Кусает, посасывает нежную кожу и, мазнув языком, поднимается выше, к мочке уха.
Пальцы на моих ребрах, неторопливо перебираются на пояс и расстегивают ремень, тут же ловко справляясь с пуговицей на джинсах.
Холодит немного, щекочет разом натянувшиеся нервные окончания.
Но я ни за что не признаюсь, что это будет мой первый раз.
И кто бы мог подумать, что с парнем. Что с НИМ.
Закрываю глаза, закусив губу, позволяю стянуть с себя джинсы.
Едет крыша.
Целует, и, кажется, ехать больше нечему. Оторвало к чертям. Потряхивает оттого, что вот оно, мое нереальное, недостижимое. Такое теплое…
Туман. Пелена. Пластиком затягивает.
По бокам. Ладонями сжимая бедра.
Лениво языком по шее, цепляя подбородок, вернуться к губам.
Это вкусно, да… Вкусно просто вот так целоваться, обхватив ногами его торс. Вкусно и остро одновременно. Шок для рецепторов.
Сжимает ягодицу сквозь ткань, и я явственно понимаю, что хочу… Хочу, чтобы это было на четвереньках, чтобы он поставил меня на коленки и сделал все то, о чем я стесняюсь даже думать.
О, да. Стесняюсь думать, но хочу сделать. Сделать с ним прямо сейчас.
Ладонь на промежности. Легонько поглаживает, сжимает сквозь ткань.
Жмурюсь и готов оторвать себе башку, чтобы спрятать ее под подушку.
- Да ты, никак, девственник… - смеется чуть охрипший голос у меня над ухом. Протестующе мычу и тут же затыкаюсь. Потому что кусает мочку, втягивая ее в рот и лаская языком. Потому что стягивает с меня боксеры.
Отстраняется назад, присаживается на корточки и, схватившись за спинку дивана в качестве опоры, цепляет меня за бок и перекатывает на живот. Подхватывает под него и действительно ставит на четвереньки.