Лето в большом городе (ЛП) - Кэндес Бушнелл 4 стр.


Бернар, должно быть, богат. Богат, известен и привлекателен. Во что я впутываюсь?

Я осмотрела улицу, ища номер 52. Это на Восточной стороне с видом на реку.

Шикарно, думаю я, подходя к зданию. Как только я подошла к двери, швейцар тут же остановил меня, и грозным голосом спросил меня.

       — Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Я собираюсь повидать друга, — бормочу я, пытаясь обойти вокруг него. И именно тогда я делаю свою первую ошибку: никогда не пытайтесь обойти швейцара в здании, где прислуга носит белые перчатки.

— Вы не можете просто так войти сюда, — он выставляет один кулак, перчатка которого надета, так как будто при одном лишь взгляде на его руку будет достаточно, чтобы держать на расстоянии немытого.

К сожалению, эта перчатка настраивает меня против него. Нет ничего такого, что я ненавидела бы больше, чем какой — то пожилой мужчина, указывающий мне, что делать.

       — Как же вы ожидали, что я войду? Верхом на лошади?

— Мисс! — он восклицает, недовольно делая шаг назад. — Пожалуйста, скажите по какому вы делу сюда. И если вы не можете сказать, я предлагаю, чтобы вы занимались своими делами в другом месте.

Ага, он подумал, что я проститутка. Он что слепой? Я почти не накрашена.

— Я здесь, чтобы встретиться с Бернардом, — требовательно говорю я.

— Кто такой Бернард? – спрашивает он, не сдвигаясь с места.

— Бернард Сингер?

— Мистер Сингер?

Сколько уже это может продолжаться? Мы уставились друг на друга в безвыходном положении. Он должен понимать, что повержен. В конце концов, он не может отрицать того факта, что Бернард живет здесь — или он может?

— Я позвоню Мистеру Сингеру, — он, наконец, уступает.

Он демонстративно проходит через мраморный вестибюль, подходит к столу, на котором стоит ваза с цветами, ноутбук и телефон. Нажимает несколько кнопок, и дожидаясь ответа Бернарда, нервно поглаживает свой рот.

— Мистер Сингер? — говорит он в трубку.

— Здесь, — он пристально смотрит на меня, — эээ...вас хочет увидеть одна молодая особа. — Выражение его лица становится разочарованным, когда он смотрит на меня. — Да, спасибо, сэр. Я отправлю ее наверх.

И именно в тот момент, когда я думаю, что преодолела ту сторожевую собаку, в виде швейцара, я сталкиваюсь с еще одним человеком в униформе, с тем, кто работает в лифте.

Живя в двадцатом веке, можно подумать, что большинство людей сами могут сообразить, как нажать на кнопку в лифте, но очевидно, что жители Саттон Плэйс немного слабы, когда речь заходит о технологиях.

— Могу я чем-нибудь вам помочь? — он спросил.

Ну вот, опять.

      — Бернард Сингер, — говорю я. Он нажимает девятую кнопку и неодобрительно кашляет. Ну, по крайней мере, он не достает меня своими вопросами.

Двери лифта закрываются и открываются, чтобы показать маленький коридор, другой стол, другие букеты цветов, и изготовленные по образцу обои. Есть две двери в конце коридора, и, к счастью, Бернард, стоял возле одной из них.

Вот оно — пристанище вундеркинда, подумала я, оглянувшись вокруг. Это было удивительно. Не потому, что было в комнате, а потому чего там только не было.

Гостиная с окнами в старом стиле, уютным камином и огромными книжными полками, глядя на которые было видно, что это любимое место жильца, немного потертая мебель и одно кресло — мешок.

Та же обстановка была и в столовой, но, которую всё же дополняли стол для пинг-понга и пара складных стульев. Затем была спальня с огромной кроватью и не менее огромным телевизором.

На самой кровати, одинокий спальный мешок.

— Я люблю смотреть телевизор в постели, — говорит Бернард. — Я думаю это сексуально, а ты?

Я собираюсь посмотреть на него взглядом "никогда даже не думай об этом", когда замечаю выражение его лица. Он кажется печальным.

— Ты только, что въехал? — спросила я, пытаясь найти какое — то объяснение.

— Кто — то только, что съехал, — отвечает он.

— Кто?

— Моя жена.

— Ты женат? — я выкрикиваю. Из всех предположений, я никогда не думала о том, что он может быть женат. И какой же женатый мужчина пригласит девушку, которую только встретил в свою квартиру?

— Моя бывшая жена, — поправил он. — Я все время забываю, что уже не женат. Мы развелись месяц назад, а я все не привыкну к этому.

— Так ты был женат?

— Шесть лет. Но до того мы были вместе уже два года.

Восемь лет? Мои глаза сузились, так как я стала быстро подсчитывать. Так, если Бернард был в отношениях так долго, то значит ему сейчас около тридцати, или тридцать один, или...даже тридцать пять?

Когда была выпущена его первая пьеса? Я помню, читала об этом, мне было, тогда как минимум десять. Чтобы не раскрыть свои мысли, я быстро спрашиваю.

       — Как это было?

— Было что?

— Твой брак.

— Ну, что же, — он смеется. — Не так уж и хорош. Учитывая, что мы разведены сейчас.

Это отнимает у меня секунду, чтобы эмоционально перегрузиться.

Во время полёта, на дальние рубежи моего воображения, я мечтала видеть Бернарда и меня вместе, но нигде в этой картине, не присутствовала бывшая жена. Я всегда считала, что моя единственная настоящая любовь — это только одна настоящая любовь, тоже мне.

Факт предыдущего брака Бернарда был серьезной проблемой, если не сказать препятствием для меня.

— И моя жена забрала всю мебель. А что на счет тебя? — он спрашивает. — Ты была когда — то замужем?

Я смотрю на него с удивлением. Я едва взрослая, чтобы пить, почти произношу я. Вместо этого, я качаю головой, как будто бы, я тоже была разочарована в любви.

— Я догадываюсь, что мы — оба пара грустных мешков, — говорит он. И я заражаюсь его настроением.

Я нахожу его особенно привлекательным в этот миг и надеюсь, что он обнимет меня и будет целовать. Я жажду, прижиматься к его худой груди . Но сижу вместо этого в кресле мешке.

— Почему она забрала мебель? — я спрашиваю.

— Моя жена?

— Я думала, что вы развелись, — говорю я, пытаясь удержать его на этом разговоре.

— Она злится на меня.

— А ты не можешь заставить ее отдать мебель обратно?

— Я так не думаю. Нет

— Почему нет?

— Она упрямая. Господи. Она также упряма, как мул в день гонки. Так было всегда. Таким образом, она сейчас далеко.

— Хм. — Я соблазнительно поворачиваюсь вокруг большой подушки.

Мои действия производят желаемый эффект. Он понял, что напрасно думает о своей бывшей жене, вместо того, чтобы сосредоточиться на прекрасной молодой женщине — на мне? Конечно, в следующую секунду, он спрашивает.

       — Как насчет тебя? Ты голодна?

— Я всегда голодная.

— За углом есть маленький французский ресторан. Мы могли бы пойти туда.

— Потрясающе, — я говорю, вскочив на ноги, несмотря на то, что слово “французский” напоминает мне о ресторане, в который я раньше ходила в Хартфорде с моим старым бой-френдом, Себастьяном, который бросил меня ради моей лучшей подруги Лали.

— Ты любишь французскую еду? — он спрашивает.

— Да, — отвечаю я. Себастьян и Лали давно в прошлом. И, кроме того, я сейчас вместе с Бернардом Сингером, а не с каким — то запутавшимся учеником средней школы.

«Маленькое французское местечко» за углом оказывается в нескольких кварталах отсюда. И не такое, уж оно и маленькое. Это «La Grenouille». Настолько известное, что даже я о нём слышала.

Бернард склонил голову в смущении, когда метрдотель назвал его имя.

       — Добрый вечер, монсеньор Сингер. Пройдёмте за Ваш обычный столик.

Заинтригованная я посмотрела на Бернарда. Если он постоянно сюда приходит, почему не сказал, что является постоянным посетителем?

Метрдотель приносит два меню и элегантным кивком головы приглашает присесть за уютный столик у окна. Затем Мистер — Обезьяний — костюм отодвигает мой стул, разворачивает салфетку и кладёт её на мои колени.

Он меняет мой бокал для вина, берёт в руки вилку, тщательно изучает её, и когда та удачно проходит осмотр, кладёт рядом с моей тарелкой. Если честно, меня это всё смущает. Когда метрдотель, наконец, уходит, я беспомощно смотрю на Бернарда. Он изучает меню.

— Я не говорю по-французски. А ты? — спрашивает он.

— Немного.

— Правда?

— Правда.

— Ты, наверное, ходила в необычную школу. Единственный иностранный язык, который я узнал, был кулачный бой.

— Ха — ха.

— Я был очень хорош в этом, — говорит он, делая кулаками выпады в воздухе.

Я был невысоким ребёнком и все любили использовать меня как боксёрскую грушу.

— Но ты такой высокий, — я указываю на это.

— Я не рос до восьми лет. А что на счет тебя?

— Я перестала расти, когда мне было шесть.

— Ахах. А ты забавная.

Стоило только разговору завязаться, как метрдотель вернулся с бутылкой вина.

— Ваше Пуйи-Фюиссе, монсеньор Сингер.

— О, спасибо, — говорит Бернард, вновь выглядя застенчиво.

Очень странно.

Квартира, ресторан, вино — определенно Бернард богат. Тогда же почему он продолжает себя вести, будто это не так? А, может, для него это проблема, с которой он пытается совладать?

Разливание вина — ещё одна церемония. Когда всё заканчивается, я выдыхаю с облегчением.

— Это раздражает, не так ли? — говорит Бернард, словно читая мои мысли.

— Тогда почему ты позволяешь им делать это?

— Это делает их счастливее. Если бы я не понюхал пробку, то они бы расстроились.

— Ты даже потеряешь свой специальный столик!

— Я пытался сесть за тот столик, — он указывает на пустой столик в задней части комнаты, — в течение многих лет. Но они не позволят мне. За ним как в Сибире, — добавляет он, драматическим шепотом.

— Там действительно холоднее?

— Очень холодно.

— А что на счет этого столика?

— Прямо на экваторе, — он делает паузу. — А ты... Ты тоже на экваторе. — Он тянется ко мне и берёт меня за руку. Мне нравится твоя находчивость, — говорит он.

Шеф — повар пресекает все попытки Бернарда.

После невероятно вкусного и сытного ужина из семи блюд, включающего в себя суп, суфле, два десерта и немного восхитительного вина, которое на вкус напоминает цветочную пыльцу, я смотрю на свои часы, и обнаруживаю, что уже за полночь.

       — Мне нужно идти.

— Почему? Ты превратишься в тыкву?

— Что — то вроде того, — сказала я и подумала о Пегги.

Его следующее движение так и повисает в воздухе, вращаясь, словно диско — шар.

       — Я думаю, мне следует проводить тебя домой, — наконец произносит он.

— И все разрушить? — я засмеялась.

— Я не делал " это" какое — то время. А что насчет тебя?

— О, я эксперт в этом, — я поддразнила его.

Мы шли обратно к моему дому, размахивая нашими руками между нами.

— Спокойной ночи, киска, — сказал он, останавливаясь около входной двери. Мы неуклюже стояли до тех пор, пока он не сделал первый шаг. Он поднял мой подбородок и наклонился, чтобы поцеловать. Сначала нежно и прилично, затем более активно, оканчивая тем что перешел воображаемую линию страсти.

От поцелуя я теряю голову. Бернард смотрит на меня с тоской, но соглашается на джентльменский поцелуй в щеку и сжимает мою руку.

       — Я позвоню тебе завтра, хорошо?

— Хорошо, — я ответила, едва дышала.

Я смотрела, как он растворяется в ночи. Дойдя до угла, он обернулся и помахал мне рукой. Когда он полностью исчез из вида, я зашла внутрь.

Я ползла по коридору до квартиры, опираясь пальцами на горчичного цвета стену для поддержки, думая, зачем кому — то понадобилось окрашивать коридор в такой уродливый цвет. Около двери, я осторожно вставила ключ в первый замок. Засов поворачивается с тревожным щелчком.

Затаив дыхание, думаю, услышала ли что-нибудь Пегги, и если это так, то, что она сделает. Спустя несколько секунд, открываю следующий замок.

Он тоже поворачивается легко, что означало, что теперь можно войти в квартиру. Я поворачиваю ручку и пытаюсь аккуратно открыть дверь. Но она не поддается. Что? Быть может, Пегги не заперла дверь, и всё закончилось тем, что я вместо этого закрыла ее. На Пегги это не похоже, но я пытаюсь повернуть замки в другую сторону, чтобы убедиться в этом.

Неудачно. Дверь сдвинулась точно на 1/16 дюйма, затем отказалась сдвинуться с места, словно кто-то подставил тяжелый предмет мебели перед ней. Сломался засов, подумала я с нарастающей паникой. Это металлическая планка, располагавшаяся по ширине двери и которую, открыть и закрыть, можно было только изнутри.

Мы должны были пользоваться им исключительно в крайних случаях, на случай ядерной войны, отсутствия электричества или атаки зомби.

Но очевидно, Пегги решила сломать свое глупое правило и закрыла его, чтобы преподать мне урок. Черт. Я должна или разбудить ее или спать в коридоре. Я царапаю дверь.

       — Лил? — шепчу я, в надежде, что Лил не спит и услышит меня. — Лил?

Ничего.

Я падаю на пол, опираясь спиной в стену. Пегги и в правду так меня ненавидит? Но почему? Что я ей сделала? Прошли еще полчаса, и я сдалась. Я свернулась калачиком, обхватила мою сумку "Кэрри" руками и попыталась уснуть.

И наверное я действительно уснула, потому что первое что я услышала это шепот Лил:

       — Кэрри? Ты в порядке?

Я открываю глаза, удивляясь, где, черт возьми, я и что, черт возьми, я делаю в коридоре.

И потом я вспоминаю: Пегги и ее чертов засов. Лил прикладывает палец к губам, и жестами показывает, чтобы я зашла внутрь.

— Спасибо, — беззвучно говорю я. Она кивает, и мы тихо закрываем дверь. Я останавливаюсь, прислушиваюсь к звукам из комнаты Пегги, но там только тишина.

Я поворачиваю засов на ручке и закрываю дверь.

                              Глава 6

На следующее утро, возможно торжествуя свою победу, Пегги спит до девяти. Это дает двум Узникам Второй Авеню лишний час на сон. Но когда Пегги проснулась, она действительно проснулась. И пока утренняя тишина никогда не была ее сильной стороной, в это утро она пребывает в особенно хорошем настроении. Она напевает песню из мюзикла.

Я поворачиваюсь на своей кроватке и тихо стучу по фанере. Лил стучит в ответа, указывая, что она не спит и тоже слышала пение. Я проскальзываю под простынь и накрываюсь ей по самый нос.

Возможно, если я буду лежать на спине и накрою голову подушкой, Пегги не заметит меня. Это был трюк, который мы с сестрами придумали, когда были еще детьми. Но сейчас я стала немного больше, и Пегги, со своими орлиными глазами, точно заметит выступы. Может быть, мне удастся спрятаться под кроватью? Это, я решаю, будет выглядеть смешно. У меня не получится. Я столкнусь с Пегги лицом к лицу. И, оживившись, я спрыгиваю с кровати и прислоняю ухо к двери.

Душ включен, и помимо этого я слышу отголоски песни Feel Pretty из фильма "История с Уэст — Сайда" в исполнении Пегги.

Я жду, моя рука на дверной ручке.

Наконец, вода затихает. Я представляю, как Пегги вытирается и натирает себя кремом для тела. Она носит в ванну туда — сюда свои туалетные принадлежности в пластиковой корзинке для душа, которую держит в своей комнате. И это еще одно напоминание, что никто не должен пользоваться ее драгоценным имуществом, даже по чуть — чуть.

Когда я слышу, как открывается дверь ванной, я шагаю в гостиную.

       — Доброе утро, Пегги.

Ее волосы завернуты в розовое полотенце, она одета в старый махровый халат и пушистые тапочки в виде медведей. Услышав мой голос, она чуть не выронила корзинку с туалетными принадлежностями.

Назад Дальше