Впереди него, словно споткнувшись о невидимую преграду, упал убитый боец. Добежав до него, Саша оглянулся и быстро наклонился над убитым. Расстегнув на нём ремень, снял подсумок с патронами, сапёрную лопатку в брезентовом чехле и всё это нацепил на свой пояс. Выдернул из руки убитого винтовку, открыл затвор – магазин пустой. Он загнал в винтовку новую обойму и бросился догонять цепь – с винтовкой всё же спокойнее.
Вот уже видны головы немцев в касках, возвышающиеся над бруствером.
Саша остановился, прицелился, выстрелил. Точно попал, поскольку голова немца исчезла. Для трёхлинейки двести метров – не дистанция. Голову в стальном шлеме навылет пробивает.
Слева и справа падали убитые и раненые бойцы.
Чем ближе к немецкой траншее подходила цепь, тем интенсивнее был автоматический огонь гитлеровцев.
Удачно ударили залпом наши миномётчики, накрыв передовую миномётным огнём. Огонь, пыль, грохот разрывов, крики раненых.
Пехота ворвалась в немецкие траншеи. Вот где пригодились штыки! Немцев кололи штыками, стреляли, били прикладами. Они пытались отстреливаться, но наша пехота озверела. Красноармейцы взялись за сапёрные лопатки – у кого они были, и орудовали ими как топорами. В принципе, ВДВ и морпехи тоже не брезговали использовать в бою сапёрные лопатки ещё во время срочной службы Саши. Их этому учили. Остро заточенная с боков лопатка – оружие в ближнем бою страшное, им можно нанести ранения просто ужасающие.
Когда Саша вбежал на бруствер, он успел выстрелить в немца из винтовки только раз, потом просто не было времени передёрнуть затвор. Александр свалился сверху в траншею и увидел бегущего прямо на него немца. В руках – винтовка с плоским примкнутым штыком.
Саша успел левой рукой перехватиться за шейку приклада, а правой – за затыльник. Он с силой выбросил вперёд свою винтовку – почти как копьё.
Длина штыка и дальний выпад сыграли свою роль. Четырёхгранный штык вошёл немцу в грудь. Немец выпустил свою винтовку из рук, покачнулся, схватился рукой за ствол Сашиной винтовки, словно пытаясь выдернуть её штык из своей груди, да так и рухнул замертво.
Попытался Саша выдернуть из груди немца штык, да он прочно застрял между рёбрами. Александр выхватил из кобуры ТТ и передёрнул затвор.
Внезапно из‑за поворота траншеи выбежал немецкий офицер. Оба вскинули пистолеты одновременно, прогремевшие выстрелы слились в один.
Саше немецкая пуля вскользь зацепила подсумок на ремне, а офицеру не повезло – пуля угодила ему в правое плечо. Недолго думая, Саша выстрелил в немца ещё раз. Ещё в спецназе его учили: добей врага и не поворачивайся к поверженному противнику спиной – можешь поплатиться жизнью.
Слева раздавались яростные крики, лязг железа, одиночные выстрелы. Саша кинулся туда.
В траншее шла рукопашная. На нашего пехотинца навалился здоровенный немец и держал его своими лапами мёртвой хваткой. Саша дважды выстрелил немцу в спину, толкнул его ногой.
Освобождённый красноармеец едва дышал, и лицо его было багровое. Саша протянул ему руку:
– Живой? Тогда вставай, иначе убьют!
Перед ним ловко орудовал винтовкой красноармеец. Вот он сделал выпад, ударил штыком в живот немца с карабином и рванулся по траншее вперёд. Саша кинулся за ним. Отрытая на скорую руку траншея была узенькой, вдвоём не разойдёшься.
Из‑за изгиба траншеи выскочили два немца с автоматами.
Саша из‑за спины бойца сделал выстрел, сразив бегущего первым немца. Но второй успел дать очередь. Бегущий перед Александром боец упал.
Саша выстрелил в немца, но пуля попала тому в автомат. У Саши же затвор встал на затворную задержку – кончились патроны. В самый неподходящий, самый острый момент!
Немец попытался передёрнуть затвор автомата, но, видимо, пуля из Сашиного ТТ заклинила его.
Между врагами – метров десять, но быстро пробежать их не получится. Саше, как и немцу, мешали трупы убитых.
Александр сорвал клапан с брезентового чехла, выхватил сапёрную лопатку и кинулся на немца. В глазах того мелькнул ужас, он развернулся и бросился убегать. Струсил, сволочь!
Убежать гитлеровцу не удалось. В траншее грохнул взрыв, и немец упал. Видно, кто‑то из наших швырнул в траншею гранату.
Сашу на миг оглушило близким взрывом. Голова закружилась, в ушах зазвенело, и он ухватился за край окопа, чтобы не упасть. Саша видел, как дрались немцы и советские солдаты, но всё было как в немом кино – изображение есть, а звука нет. Лишь через минуту, а может и больше, слух восстановился.
Бой уже шёл где‑то вдалеке, метрах в ста пятидесяти.
Саша вернулся по траншее назад, подобрал брошенный им пистолет, сменил магазин. Сунул в чехол сапёрную лопатку – выручила она его сегодня. Заглянул за поворот и увидел: в траншее – одни трупы, вперемежку наши и немецкие. Потом он выглянул из траншеи: немцы убегали прочь от траншей – в свой тыл. Но их было довольно немного, человек пятнадцать. Наши их и не преследовали, поскольку также понесли большие потери.
Саше было даже удивительно – как хорошо вооружённые немцы не смогли противостоять красноармейцам, подавляющая часть которых была вооружена винтовками?
С бруствера в траншею спрыгнул пехотный лейтенант, на красных петлицах – по два «кубаря».
– Живых много осталось?
– Я не считал, – ответил ему Саша.
– С их пулемётом умеешь обращаться?
– Могу.
– Разворачивай в их тыл. Небось, сейчас в атаку пойдут – позиции свои возвращать.
Адреналин после боя схлынул, и пришла усталость – даже безразличие. Саша заставил себя пройти к немецкому пулемёту, перебросил его на другую сторону траншеи, нашёл две коробки с пулемётными лентами. А теперь – отдохнуть!
Он уселся в траншее на корточки, пальцы рук мелко дрожали. Во рту было сухо, хотелось пить. Он видел фляжку на поясе убитого немца, но как тяжело вставать!
На четвереньках Александр дополз до убитого и вытащил фляжку из чехла; свинтив пробку, припал к горлышку губами. Содержимое фляжки обожгло рот. Да это же водка! Наверняка какой‑нибудь склад наш захватили. Уж вкус их шнапса Саша знал.
Он сделал пару глотков, перевёл дыхание, опять приложился.
– Отставить!
С бруствера в траншею свалился политрук – Саша опознал его по красной суконной звезде на левом рукаве гимнастёрки.
– Фамилия?
– Красноармеец Терёхин!
– Люди жизни своей не жалеют, а он шнапс пьёт. Выйдем из боя – доложу командиру полка!
– А не пошёл бы ты… – Александр выматерился. – Что‑то я в бою тебя не видел, политрук!
– Как вы разговариваете с командиром, боец Терёхин? Я…
– Заткнись, без тебя тошно!
Политрук так и застыл на месте с открытым ртом и выпученными глазами. Потом, не отводя взгляда от Саши, потянулся к кобуре.
– Неповиновение?!
– Не успеешь! – Саша уже держал в руке пистолет. Ствол его был направлен политруку в живот.
Политрук струхнул – умирать вот так, от своей пули было неохота. Боец‑то пьяный, взгляд бешеный. Нажмёт на курок, и кто будет разбираться? Может, немцы в бою убили!
Слегка побледнев, политрук процедил сквозь зубы:
– Я твою фамилию запомнил…
– Выжить ещё надо! – парировал ему Саша.
Он демонстративно отвернулся. Трусоват политрук, не схватился за пистолет, руку от кобуры убрал. Но Саша пальца со спускового крючка не убирал. Ведь трус – он в спину выстрелить может.
Но услышал один осторожный шаг, другой… Политрук не стал обострять отношения, а скрылся за поворотом траншеи. Сейчас лейтенанту наврёт с три короба. Да чёрт с ним! Если немцы в атаку пойдут, ещё неизвестно, кто останется в живых – он, Саша, или политрук?
Но такие деятели злопамятны. Саша понял, что лучше перейти фронт и уйти в немецкий тыл. Не так он воспитан, не фанат коммунистического строя. Патриот – это да. И какая разница, где он немцев будет бить? Ну не принимает его армия, хоть тресни! Или он сам что‑то делает не так?
Послышались шаги, и в траншее появился давешний лейтенант. За ним шли четверо бойцов. «Арестовать хотят!» – мелькнуло в голове у Саши. Он крепче сжал рукоять пистолета.
– Ты чего с политруком не поделил? – спокойно спросил лейтенант. – Прибежал ко мне, на тебя жаловался. Я вот подкрепление тебе привёл.
У Саши камень с души свалился. Арест откладывается, ещё повоюем.
– Чего пил? – поинтересовался лейтенант.
– Водку.
– Дай глотнуть.
Лейтенант приложился к фляжке, потом шумно выдохнул:
– Сильна, зараза! – И протянул фляжку бойцам. Там и оставалось‑то не больше трети, каждому – по паре глотков.
– Считай – фронтовые сто грамм. Думаю, кухни сегодня не будет. Пошарьте по блиндажам, может, найдёте чего схарчить. Боец, фамилия? – продолжил он, обращаясь к Саше.
– Боец Терёхин. Политрук уже, небось, доложил.
– Назначаю тебя старшим. Метров по двадцать – двадцать пять в стороны – под вашу ответственность. Я пока организую всех, кто жив остался. Попозже загляну.
Лейтенант ушёл, пробираясь через завалы из мёртвых тел. Вроде неплохой мужик, понравился он Саше.
Прибыло пополнение. Только почему‑то петлицы у них были чёрные.
– Сапёры, что ли?
– Так точно.
– Вот что, бойцы. Винтовочки пока аккуратно в сторону составить. Пройдите по траншее, соберите немецкие автоматы и подсумки с магазинами.
Долго ждать не пришлось, бойцы вернулись через считанные минуты.
– Обращаться с автоматом умеете?
– В первый раз в руках держу, – признался молодой парень.
– Тогда показываю.
Саша показал, как откинуть и сложить приклад, как заменить магазин, снять затвор с предохранителя.
– Только бейте короткими очередями. Дашь длинную – так только первая пуля в цель попадёт, остальные – попусту.
– Понятно, простая машинка.
– Сейчас оборудуйте себе место. Вы двое – вправо от меня, вы – влево, метров через семь‑восемь друг от друга.
Бойцы разошлись. Саша выглянул из траншеи. Вроде тихо, немцев не видать. Он прошёл по траншее, заглянул в один блиндаж, другой… Харчи нашлись, да ещё какие! Куча консервных банок, сало, явно у селян отобранное, хлеб, несколько бутылок вина. Он поделил всё по‑братски и разнёс по стрелковым ячейкам.
– Ешьте, хлопцы, пока время есть.
– Не могу, – пожаловался один из сапёров, – пока мертвяки рядом, кусок в горло не лезет. Боюсь я их.
– Чего их бояться? Отвернись да ешь.
– Куда отворачиваться – они со всех сторон!
– Ну, хозяин – барин. Я насильно никого кормить не буду.
Саша выдернул из ножен убитого немца штык, отрезал ломоть сала – розоватого, с прослойками мяса, наложил его на кусок хлеба и впился зубами. Вкуснотища! А главное – сытно!
Боец не выдержал такой демонстрации. Он тоже отрезал сала и стал есть.
– Давно ел? – спросил его Саша.
– Вчера вечером.
– Тогда чего кочевряжишься? Есть возможность есть – ешь, есть времечко поспать – спи, поскольку неизвестно, когда ещё придётся поесть и поспать.
Но они только и успели, что поесть сала, как немцы поднялись в атаку.
Саша не сразу спохватился, а только когда по соседству захлопали винтовочные выстрелы.
Немцы бежали молча, потому им удалось полсотни, а может и поболе метров пробежать незамеченными.
– Как поближе подойдут, тогда огонь открывайте, экономьте патроны, – напутствовал бойцов.
Саша. Сам подбежал к пулемёту – проверил ленту, устроился поудобнее. Дистанция для пулемёта вполне подходящая, но лучше поближе подпустить, чтоб уж наверняка. Поле перед ними ровное, укрыться им будет негде.
Когда до немцев осталось метров сто пятьдесят, Саша открыл огонь. Не снимая палец с гашетки, он водил стволом пулемёта влево и направо, прореживая немецкую цепь. Едва закончилась лента, заложил другую – и снова стрельба.
Неся значительные потери, немцы стали откатываться к своим траншеям. Выстрелы стихли.
Прибежал лейтенант.
– Напугал ты меня, Терёхин. Немцы прут, а пулемёт молчит. Ну, думаю – сомнут. В самый решающий момент ударил. Молодец, хвалю за выдержку!
– Служу трудовому народу!
– Не дрейфь, поговорю я с политруком. Это он погорячился, остынет – отойдёт. Только ты всё‑таки держись от него подальше.
– Спасибо, лейтенант.
– Держитесь, парни!
Лейтенант ушёл по траншее влево – проверять боеспособность. Ей‑богу, неплохой мужик, толковый!
До вечера немцы не предпринимали попыток отбить потерянные позиции.
Понемногу стемнело.
Саша собрал своих сапёров.
– Вот что, бойцы. Я понимаю, день нелёгкий выдался, все устали. Но воинский Устав никто не отменял, все пункты в нём кровью писаны. Надо, чтобы ночью дозор был. Хотите – сами решайте, кто будет караул нести, не хотите – я назначу.
Сапёры переглянулись.
– Нет уж, чтобы было без обиды – назначай сам.
Саша посмотрел на часы.
– Ты! – он ткнул пальцем в грудь ближайшего бойца. – Дежуришь с сей минуты до полуночи. Ты! – он показал на другого. – До трёх часов ночи. Потом его сменишь ты, – палец Саши упёрся в грудь очередного бойца.
– А я как же? – подал голос четвёртый боец.
– Фамилия?
– Иванов, рядовой Иванов.
– На Ивановых вся Россия держится. А на тебе будет держаться наша оборона. Мы с тобой сейчас очистим блиндаж, где все спать будут. Какое‑никакое, а укрытие. Я уж глянул мельком. Накат в три бревна, миномётная мина не возьмёт. Туда же продукты перенесём да поужинаем. Кто на посту стоять будет – не спать, сам лично проверять буду.
Саша с Ивановым вытащили из блиндажа труп немца и, раскачав, забросили его за бруствер. Другие сапёры снесли в блиндаж оружие.
Саша с сапёром прошёлся по траншее. Из другого блиндажа, где явно взорвалась граната, и лежали изрешеченные осколками трое убитых немцев, они принесли продукты. Вот чего у немцев не отнять – так это способности обустраиваться в полевых условиях. В блиндаже у них и запас продуктов, и патефон, и матрасы на нарах. Похоже, в деревне какой‑то реквизировали. Саша даже фонарик электрический нашёл. При его скудном свете они и поужинали в блиндаже, сидя за дощатым столом.
После еды потянуло в сон. Сапёры улеглись на нары, не снимая формы, и почти сразу уснули. Саша ещё боролся со сном несколько минут, стараясь припомнить – всё ли он сделал правильно, всё ли предусмотрел?