– А переправа через Днепр? На тот берег выберемся, тогда водка в самый раз будет – для сугрева.
– Командир, зачем тяжесть нести? Вдруг разобьётся?
– Чёрт с вами, – сдался Саша, – по сто грамм и в самом деле не повредит.
Они дружно накинулись на хлеб с салом и только мычали от удовольствия. Потом пустили бутылку по кругу, сделали по паре глотков и взялись за лук и огурцы. Съев их, они допили водку и грызли морковь.
– Ух, хорошо! – раскраснелся танкист. – Витя, мы всегда тебя за харчами посылать будем – ты удачливый.
До вечера было ещё далеко, и потому, поев, все улеглись отдыхать.
Теперь на дерево полез танкист – без караульного нельзя.
К Саше подошёл Вилли, присел рядом.
– Я не всё сказал. В деревне немцы стоят. Одна машина грузовая и несколько солдат. Когда старик в деревню ушёл, я проследил. Не, из леса не выходил! А старик, когда вернулся, рассказал, что они уже второй день тут. Его семью из дома выгнали, и они в сарае спят. Немцы целыми днями шнапс глушат, всех кур в деревне перестреляли и съели.
– Ты это всё к чему мне рассказал?
– Этот, что на дереве сидит, мне прямо в лицо говорил, что я сплю и вижу, как к немцам перебежать. Вроде зов крови.
– Я тебе верю. Как ты воевал, я видел. К немцам в деревне с поднятыми руками не вышел. И наплюй – дураки были всегда и везде.
– Боюсь я. Когда к нашим выйду, замучают меня вопросами – как воевал, что да почему.
– Вполне может быть. Так что стисни зубы и терпи.
Видно, Вилли волновал этот вопрос. Для окруженцев он немец, для немцев – чужак.
Саша уже стал проваливаться в сон, как подскочил от внезапно осенившей его мысли. Как же он сразу‑то не допёр?
Машина в деревне одна, и значит, немцев много быть не должно, коли они в одной хате помещаются на ночёвку. Всего и дела‑то – немцев ночью вырезать, да на их грузовике уехать. Немчика нашего в немецкую форму переодеть – вдруг патруль остановит? За ночь можно сотни полторы километров отмахать. Ежели на рожон не лезть, то вполне может получиться.
Саша растолкал уснувшего пехотинца.
– Ты прости, что спать мешаю. Сколько немцев в деревне?
– Старик не сказал, а я не спросил. А что?
– Мысль у меня есть. Немцев вырезать ночью, да на их грузовике в сторону Смоленска поехать. За ночь ох и далеко проехать получится!
– А если патруль остановит?
– А мы тебя в немецкую форму переоденем. Ты язык немецкий знаешь?
Вилли улыбнулся.
– У нас в семье все родной язык знают. Я на немецком не хуже, чем на русском говорю. Учительница немецкого языка в школе говорила, что у меня берлинский выговор.
– Вот! Что я говорил! – обрадовался Саша. – В форму оденем тебя – за немца вполне сойдёшь.
Дальше отдыхать сразу расхотелось.
– Хлопцы, подъём!
– Только поели, остограммились, сейчас бы вздремнуть минуточек шестьсот, – пробурчал танкист.
– Предлагаю вместо нашего похода и заплыва через Днепр передвижение на колёсах.
– Это как?
– Конфисковать у немцев грузовик.
– Э, нет, старшой. Мы на грузовике уже ехали, едва в живых остались.
– В детали операции раньше времени посвящать не буду. Сейчас идём к деревне, дозорным – Виктор, он дорогу знает.
– Старшой, это тебе наш немец в уши надул? Смотри, прямо в лапы к своим и приведёт.
Саша с размаху влепил танкисту хук справа. Тот растянулся на земле.
– Он такой же боец, как и ты! Если не доверяешь, выбирайся сам, в одиночку, – Саша был зол до чрезвычайности.
– Я что, своё мнение сказать не могу? – Танкист поднялся, держась за скулу. – А в Красной Армии, между прочим, рукоприкладство Уставом запрещено.
– Как к своим выйдем, можешь пожаловаться политруку, – отрезал Саша.
Танкист старался скрыть обиду, но это ему удавалось с трудом. Сопя от едва сдерживаемого негодования, он встал в строй, и группа двинулась вперёд.
Витя, или Вилли, шёл впереди группы, оторвавшись метров на пятьдесят.
До деревни они добрались через час, потому как группа – не одиночный боец, передвигаться быстро не может; необходима скрытность.
Для начала они залегли на окраине и стали наблюдать за деревней.
Грузовик так и стоял на единственной деревенской улице – здоровенный «Бюссинг» с крытым брезентом кузовом.
Солдаты изредка показывались на улице без френчей, поскольку на улице было тепло.
Потом из открытых окон избы донеслась песня «Лили Марлен». Кто‑то пиликал на губной гармошке.
– Вот суки! Кому война, а кому – веселье, – злобно проговорил танкист. – Гранату бы им в окно…
– Погоди с гранатой! Тем более – нет её. Втихую снимем и на грузовике уедем. Сможешь совладать?
– Чего там уметь – три педали и баранка! Справлюсь.
Как стемнело, солдаты угомонились, но устав блюли. Между избой и грузовиком стал расхаживать часовой. В свете яркой луны поблескивала каска. Настроение у часового было хорошее, солдат мурлыкал что‑то под нос.
– Значит, так, парни, – громким шёпотом, чтобы слышали все, сказал Саша. – Я иду один. Полагаю – справлюсь. Потом сигнал дам – коротко свистну два раза. Тогда – бегом ко мне.
– Старшой, да ты чего? – запротестовал танкист. – Их пятеро, а ты один? Пусть с тобой ещё кто‑нибудь в помощь пойдёт, – хотя бы и я.
– Отставить! Это приказ. Если случится непредвиденное – стрельба, скажем, то уходим сразу.
Саша проверил, как выходит нож из ножен, подполз к крайней избе и замер у забора.
Часовой не стоял на месте – прохаживался. Пройдёт мимо машины – до угла, за которым спрятался Саша, разворачивается – и назад. Тут, на повороте, Саша и решил его убрать.
Как только немец прошел к машине, направляясь в его сторону, Саша взял в руки нож и встал за забором. Вот шаги ближе, потянуло сигаретным дымком, над забором мелькнула каска. Потом шаги стихли – немец возвращался назад.
Саша выпрыгнул из‑за угла и ударил часового ножом под левую лопатку, тут же подхватил обмякшее тело на руки и осторожно опустил на землю. Потом обтёр нож о мундир убитого и вернул его в ножны. Часового за руки оттащил за угол. Вдруг кто‑то из немцев выйдет, так не запнётся о мёртвое тело.
Крадучись, он подошёл к избе и неслышно подкрался к окну. Даже отсюда было слышно – тишину в избе разрывал храп солдатских глоток.
Александр прикинул, как проще попасть в избу. Пожалуй, через окно сподручнее будет.
Он снял сапоги и заглянул внутрь. Глаза уже свыклись с темнотой. Лишь бы у окна не стояло чего‑нибудь вроде стула – не хватало только разбудить спящих.
Саша подтянулся на руках, взобрался на подоконник и опустил ноги на пол. На кроватях хозяев спали два немца.
Вытащив нож, Саша шагнул к койке и толкнул спящего. Если ударить его ножом во сне, обязательно вскрикнет. Надо разбудить.
Немец перестал храпеть и недовольно забормотал. Тут ему Саша и вогнал нож в сердце по самую рукоять. Немец дёрнулся и затих.
Диверсант майкой немца вытер нож от крови, чтобы он не скользил в руках. Таким же образом он расправился и со вторым. Где ещё двое?
Саша потихоньку потянул на себя дверь, ведущую в другую комнату. Справный хозяин в избе – двери даже не скрипнули, петли смазаны оказались.
Он постоял немного – уж больно в комнате темно. В первой‑то лунный свет в окна отсвечивал. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он смог различить кровать со спящим на ней немцем. Дух в комнате стоял тяжёлый, спиртной.
Немец дышал хрипло, выводил носом рулады.
– Эй! – толкнул его в плечо Саша. Но не тут‑то было. Немец никак не хотел просыпаться – хмель брал своё.
Саша пальцами левой руки зажал ему нос. Немец взбрыкнулся, махнул рукой, приоткрыл глаза. Тут Саша и вонзил нож ему в грудь. В груди у немца булькнуло, и он затих.
Саша стоял и прислушивался – где‑то же должен быть ещё один, если сведения верны. Он обошёл всю избу – немца нигде не было. Но и оставлять не найденным его было нельзя – мог объявиться в неподходящий момент и открыть стрельбу в спину. Может, Вилли просчитался? Всё же лучше перестраховаться.
Саша вышел в сени – и здесь ни одной живой души.
Он выбрался из избы и решил обойти двор – осмотреть. Но стоило Александру завернуть за угол, как он наткнулся на лежащего на земле немца. Оказывается, тот вытащил из дома пуховую перину, бросил её на землю и сладко почивал, спасаясь от духоты в комнате. Любитель свежего воздуха, чтоб его!
Саша со злости пнул немца в бок. Тот, не открывая глаз, просто повернулся на бок. Наверное, он сильно храпел во сне и привык к тому, что сослуживцы всё время его толкают.
Выбирать не приходилось – время было дорого. Саша ударил его ножом в спину. Немец вскрикнул, засучил ногами и затих.
Вроде всё было кончено. И всё‑таки Саша обошёл вокруг избы – в таком деле лучше перестраховаться. Потом, подойдя к забору, он коротко свистнул два раза.
Через несколько минут появились окруженцы. Саша махнул им рукой:
– Парни, давайте в дом – подбирайте форму по себе и забирайте оружие.
Танкист чуть не задохнулся от возмущения:
– Да чтобы я надел гитлеровскую форму?! Да не бывать такому!
– Тогда пешком иди, а то всех нас под монастырь подведёшь.
В избу зашли все. Саша зажёг свечку, стоявшую на столе.
Аккуратно сложенные немецкие мундиры лежали рядом с кроватями, на лавке.
Вилли вдруг побледнел, охнул и подбежал к окну – его рвало. Одно дело, когда стреляешь в далёкую цель, другое – совсем рядом увидеть окровавленного, убитого ножом врага.
Себе форму Саша уже приглядел. Чего её примерять, когда по телосложению убитого сразу понятно – твой размер или нет.
Натянул на себя брюки‑галифе, френч. Всё пришлось впору, но неприятно было – мундир пропитался запахами прежнего хозяина: потом, табачным дымом, шнапсом, да чувствовал себя Саша немного мародёром.
Надевать форму убитого владельца, когда труп ещё не остыл, было противно – душа протестовала. И деваться некуда, обстоятельства заставляли.
Сапоги были немного свободноваты, но было бы хуже, если бы они жали – только мозоли бы набил.
Застегнув пояс с подсумками, Саша надел пилотку и повесил на плечо автомат.
– Ох, мать твою – едва не забыл документы забрать из своей гимнастёрки, – он вышел в соседнюю комнату.
Вилли уже переоделся и выглядел со стороны как заправский немец. Переоделся и Сергей, – только танкист сидел в своей гимнастёрке.
– Формы на меня не хватило! – радостно ухмыльнулся он.
И в самом деле, часовой валялся за углом, и форму его надеть было невозможно – она была вся в крови.
– Чёрт с тобой! Ищите ранцы и несите их сюда.
Ранцы отыскались под кроватями. Их положили на стол и вывалили содержимое. В один из освободившихся ранцев Саша забросил несколько индивидуальных перевязочных пакетов, фляжку, пачку галет. Остальные предметы – вроде губной гармошки, полотенца и прочих немудрящих солдатских мелочей оставил на столе.
Один из перевязочных пакетов он протянул танкисту.
– Бинтуй голову.
– Зачем?
– За рулём сидеть будешь. По‑немецки ответить не сможешь, за тебя Витя говорить будет. А ты с перевязкой за раненого сойдёшь. Ключи от грузовика нашёл?
Танкист стал рыться в вещах, лежащих на столе.
– Не там ищешь, они в карманах у кого‑то должны быть.
Ключи нашлись во френче у Ивана.
– Иди, заводи машину. И ещё: все забрали свои документы?
Оказалось, что при себе документы были только у танкиста, и то потому, что он не переодевался.
Саша укоризненно покачал головой.
– Старшой, посмотри сюда!
Вилли нашёл карту, открыл её.
– Смотри – вот Смоленск. Вокруг него немецкие позиции. Похоже, окружён город.
– Сейчас времени нет, потом посмотрим. В машину! Нам надо успеть по тёмному времени проехать как можно дальше.
Они вышли из избы. Непривычно было видеть окруженцев в полной полевой форме немецких пехотинцев. Одно бросалось в глаза – многодневная щетина.
Саша бегом вернулся в избу – где‑то он видел бритвенные принадлежности. Вот они: бритва, помазок – всё в коробочке. Он схватил её и – бегом к машине.
Парни стояли у грузовика.
– Так, Вилли, ты рядом с водителем садишься. Документы немецкие не забыл?
– Нет, вот они.
– Всех пятерых?
– У меня только четыре книжки.
Саша рванул за угол, вытащил из кармана убитого часового солдатскую книжку и протянул её Вилли.
– Держи!
– Володя, играешь роль раненого в челюсть. Едешь, не нарушая правил. Когда выйдем на большак, лучше прибиться к какой‑нибудь колонне – одиночный грузовик могут остановить для проверки. И молчи! За тебя Витя говорить будет. Все остальные – в кузов!
Откинув брезентовый полог, окруженцы забрались в кузов, и грузовик тронулся. Танкист сначала переключал передачи неуверенно, рывками, но потом приловчился.
На грунтовке трясло, но потом выехали на более гладкую дорогу, похоже – гравийный грейдер. Машина пошла ровнее, мягче.
Саша сидел у заднего борта, периодически поднимая полог и поглядывая на дорогу. Попутных и встречных машин не было.
«Бюссинг» шёл по грейдеру ходко – километров пятьдесят. Для огромной махины это было очень неплохо. Потом грузовик стал притормаживать и остановился. Послышалась лающая немецкая речь.
– Хлопцы, пост немецкий! Ложитесь и притворитесь спящими.
Все повалились на какие‑то тюки и закрыли глаза. Саша выхватил нож, взял его обратным хватом. Со стороны не заметно, а в случае непредвиденных обстоятельств можно быстро и без шума убрать патрульного.
Хлопнула дверца, послышался голос Вилли, отвечавшего на вопросы патрульного. Раздались шаги, полог приоткрылся, блеснул свет фонарика – патрульный обвёл спящих солдат лучом. Саша натурально пробормотал что‑то невнятное и повернулся на правый бок.
Полог опустился, и патрульный спрыгнул с фаркопа. Немец вместе с Вилли отошли к кабине и разговорились, Судя по тону, разговор был весёлым.
Ещё раз хлопнула дверца, и грузовик тронулся.
– Фу, пронесло! – Саша смахнул со лба капли выступившего пота.
– Ну и нервы у Витьки! Я уже думал – стрелять придётся, – сказал, позёвывая, Иван.
– Выручил парень. Я тоже немного струхнул, – признался Саша.
Зато пушкарь Сергей захрапел.