– Старшина, а может – партизанскую войну устроим? Какая разница, где немцев бить? По‑моему, так даже сподручнее – врага искать не надо.
– Не, я из кадровых. Привык приказы исполнять, а уж думать, где и как воевать – то командиры должны. Опять же, когда ты в армии, о боеприпасах, обмундировании и питании голова не болит – для того интенданты есть…
Старшина явно хотел пробиться к своим, отметая саму мысль о партизанской войне и диверсиях, как идущую вразрез с уставами. Так ведь не дойдёт группа до того же Смоленска – немцы не дадут. Двести километров по немецким тылам – нешуточное дело.
Группа окруженцев, хоть и солдаты все, не имеет необходимых навыков, патронов в достатке, еды. Однако командовал в группе старший по званию.
– Ну что, парни, подхарчились? Отдохнули? Тогда подъём!
Так всей группой и двинулись к реке.
«Ой, зря старшина группу так ведёт!» – Саша едва не застонал от досады. Впереди дозор идти должен. Поскольку группа малочисленная, хватило бы одного человека. Саша даже готов был взять на себя обязанность дозорного. Так и группу об опасности предупредить заранее можно.
Однако, хотя старшина был и смел, но твердолоб. Привык в армии бойцов строем водить, а ситуация изменилась.
К реке они подошли уже к вечеру. Переправиться вплавь сумели. Выжали одежду, натянули на себя – так быстрее высохнет.
Старшина приказал прибавить шаг – он решил как можно быстрее увести группу от реки. Саша мысленно одобрил его действия. Если сейчас ночёвку устроить, к утру замёрзнут все. Не смертельно, конечно, но чихать будут. А вот это уже плохо, чих – он далеко слышен, дальше, чем разговорная речь. В их положении, если старшина хочет вывести группу к своим, надо вести себя тихо, как мышам в амбаре.
Часа через два, когда одежда уже подсохла, и только портянки были ещё влажноватыми, танкист взмолился:
– Всё, старшина, не могу… Привал!
– Хорошо, делаем привал, темно уже, – согласился старшина.
– Можно оправиться и отдохнуть, – пошутил пехотинец, но никто не рассмеялся – люди были измотаны.
Сон восстановил силы, но всё тело ныло от жёсткой, покрытой корягами и корневищами земли, на которую попадали вконец обессиленные люди. А ведь вчера вечером земля им вроде ровной казалась.
Поскольку есть было нечего, бойцы двинулись дальше. Старшина вёл людей по компасу на северо‑восток, желая по прямой выйти на Смоленск.
Через час, когда группа уже втянулась в монотонное движение, они вышли на опушку и тут же поспешно вернулись назад. Поперёк их движения проходила железная дорога.
Едва они убрались в лес, как на дороге показалась мотодрезина. Негромко постукивая движком, двухосная платформа медленно катила по железной дороге. Лёжа на платформе, два пулемётных расчёта нацелили стволы на обе стороны от рельсов. Стало ясно, что немцы охраняют дорогу, и переходить её следует со всей осторожностью.
Когда затих шум мотора и перестук железных колёс, танкист стащил с головы шлем и вытер рукавом взмокший лоб:
– Чуть не влипли!
Старшина из‑за дерева осмотрел железную дорогу.
– Никого. Бегом – марш!
Группа перебежала рельсы и углубилась в лес.
С несколькими привалами они к вечеру добрались до деревни Залозье. Недалеко от крайних изб старшина объявил:
– Всё, привал. Завтра кто‑нибудь в деревню сходит – сколько же можно без харчей! Ноги уже не держат.
– А ведь прошли немного, километров двадцать с небольшим, – заметил Саша.
– Отставить разговоры, отдыхать.
Утром, на рассвете, все проснулись от холода. Стоял густой промозглый туман, на траву выпала роса, и все промокли. Поёживаясь, бойцы вскочили, начали размахивать руками и приседать, пытаясь согреться.
– За провизией в село идти надо, – решил старшина. – Добровольцы есть?
Саше не нравилось, что в селе было тихо – это казалось ему подозрительным. Село – не город, люди просыпаются рано – надо обиходить и накормить скотину. А тут не слышно кудахтанья кур и хрюканья свиней.
– Старшина, – обратился он к старшему, – неладно что‑то с деревней, не стоит туда идти.
– Тогда ноги от голода протянем. Нет добровольцев? Я сам пойду.
Старшина отдал пехотинцу свой ППД, карту и повернулся к Саше.
– Вроде у тебя пистолетик был? С ним сподручней за харчами идти.
Саша вытащил из кармана пистолет и отдал его старшине. Тот крякнул, провёл ладонью по усам, повернулся и пошёл прямиком к деревне.
Группа лежала на опушке, наблюдая за старшиной.
До околицы было едва ли сто метров. Старшина прошёл их быстро и скрылся за избой.
– Сейчас бы хлебушка с молочком! – мечтательно произнёс артиллерист.
– Ага, а ещё – яишню со шкварками, – поддержал его пехотинец.
Внезапно раздался выстрел, и из‑за избы, размахивая пистолетом, выбежал старшина.
– Немцы! – громко закричал он.
Окруженцы схватились за оружие, защёлкали затворами.
Следом за старшиной выбежало несколько немецких солдат. У одного из них за спиной была странная штуковина – вроде баллона с воздухом для акваланга.
Саша даже удивиться не успел, как немец поднял трубку, и из неё ударила тугая струя пламени. «Конечно же это огнемёт! Как я сразу не догадался?» – подосадовал на себя Саша.
Одежда на старшине сразу вспыхнула, он закричал от боли. Окруженцы были в шоке от расправы над старшиной.
Медлить было нельзя. Увлечённые страшным зрелищем, немецкие солдаты на несколько мгновений потеряли бдительность. Этого оказалось достаточно. Саша прижал приклад к плечу, прицелился в огнемётчика и выстрелил. На таком коротком расстоянии пуля трёхлинейки пробила тело немца навылет – вместе с баллоном на спине. Из него вырвалось пламя, брызги его попали на стоявших рядом немцев. Тем стало не до потехи над старшиной – в панике они начали руками сбивать пламя с горящей формы.
– Чего разлеглись? Огонь! – зло крикнул Саша окруженцам.
Бойцы открыли огонь по солдатам. В несколько секунд немцы были перебиты. А старшина без признаков жизни упал на стерню и уже не шевелился. От тела его, от одежды шёл едкий чёрный дым. Страшное оружие – огнемёт. После напалма хоронить практически нечего.
– Уходим быстро! – скомандовал Саша.
Все бросились в лес. Неизвестно, сколько немцев в деревне, запросто могут преследование организовать.
– Эх, Кочкин! Предупреждал же я его – неладное с деревней, не надо ходить туда, – сокрушался Саша. Он бежал первым, выдерживая направление на северо‑восток.
Минут через пятнадцать окруженцы без сил повалились на землю, хватая воздух открытыми ртами.
– Поку… шали… называется, – сипло, с паузами выдавил из себя танкист.
– Что делать будем? – отдышавшись, спросил Иван. Он явно признавал в Саше старшего, потому как не раз видел его в деле.
– Давайте решать, нас немного осталось, – стараясь сохранять спокойствие, обратился Саша к окруженцам. – Идём к своим, на Смоленск, или остаёмся в тылу и партизаним. Но потом, как решим, будем выполнять.
Похоже, окруженцы признали негласно его старшинство. Трое бойцов из группы старшины высказались за переход линии фронта – к своим.
– Я – танкист, мне боевая машина нужна, чтобы гадов этих сильнее бить. А в партизанах, кроме винтовки, ничего не будет, – пояснил танкист свою позицию.
Остальные согласно кивнули. Конечно, постоянно скрываться от немцев, нести потери, голодать – кому понравится?
– Эх, ребятки, думаете – сразу в действующие части вас возьмут? – попытался образумить их Саша, а сам подумал: «Нет, ещё помаетесь в фильтрационном лагере». Правда, об этом Саша не сказал ничего – случай, когда молчание – золото.
– Открой карту, – потребовал Саша.
Была проблема такая в войсках – карту умели читать немногие. Выходцы из крестьян и рабочих, даже окончившие военные училища, в оперативных картах разбирались плохо. Это уже потом, с года сорок второго – сорок третьего выпускники училищ стали приходить более подготовленными, могли легко обращаться с рациями, свободно читали карту, водили технику.
Читать карту – это не только возможность определиться на местности, это умение читать рельеф определения высоты. Это ещё и возможность определить реперы для стрельбы из танков, миномётов и пушек, умение определить скорость течения воды в реке и глубину. Знающий человек многое может почерпнуть из топографической карты.
Когда бежали, было не до ориентиров, но по карте было понятно: справа от них – Днепр, несущий в этих местах свои воды с севера на юг, и переправляться через него надо было по‑любому. Вот Саша с группой и повернул на восток.
К полудню лес поредел, впереди открылся луг, за ним блестела вода.
– Отдыхаем, днём по открытой местности не пойдём, – распорядился Саша.
Бойцы улеглись на траву. Саша чувствовал острый голод и усталость. Вроде и прошагали сегодня немного, а ноги как чугунные. «Если не подкрепиться, завтра от усталости падать будем, – думал он. – Надо искать деревню, выпрашивать провизию – больше взять негде». И просить неудобно – не привык Саша попрошайничать. Тем не менее – голод не тётка.
– Вставай, пехота! – толкнул он в бок лежащего рядом пехотинца. – Ищи деревню и без еды не возвращайся! Выпроси, укради – но добудь! И – без мародёрства! Чтобы не позорил честь и достоинство воина Красной Армии!
– Есть.
Пехотинец встал, поправил на плече автомат, оставшийся от старшины.
– В какую сторону идти?
– Иди по лесу вдоль опушки и на открытое место не выходи. Днепр – вот он, стало быть, село, деревенька или, на худой конец, хутор должны быть обязательно.
Пехотинец ушёл с явной неохотой.
И тут подал голос танкист.
– Надо было меня послать.
– Чего же ты не вызвался добровольно?
– Ты же немца к немцам послал, – не ответил на заданный вопрос танкист.
– Это как? – удивился Саша.
– А ты разве не знал? Он из поволжских немцев. В армию ещё до войны призван был, потом – окружение. А нам политрук ещё в конце июня говорил, что немцев только в трудовые армии, на работу в тылу призывать будут. И евреев на передовую посылать нельзя – только в тыловых частях использовать.
– Не знал, – обескураженно ответил Саша.
– Может, он сейчас уже сдался немцам и сюда их ведёт. А у нас патронов – кот наплакал.
На Сашу как ушат ледяной воды вылили, аж холодный пот пробил. В таком случае надо срочно дислокацию менять, перестраховываться. А с другой стороны поглядеть – пехотинец этот воевал вместе с ними, в немцев стрелял, через железнодорожное полотно прорывался. Если бы хотел к немцам перейти, то сделать это можно было проще простого. Притворился бы раненым или убитым, а когда группа дальше пошла, поднял руки и прямиком – к гитлеровцам.
– Как ты говоришь, его имя и фамилия?
– Вилли Хаузе. Мы его Витей промеж собой называли. Когда мы с погибшим стрелком‑радистом к группе прибились, он уже тут был. Кто он такой, из какой части – не знаю. Старшина его документы видел.
– М‑да, занятно.
– Подозрительно! Я лично ему не верю.
– Подожди клеймо на человека ставить. Пока он ни в чём плохом не замечен, воевал не хуже других.
– Это – да, с этим не спорю.
Разговор затих. Иван и пушкарь осмысливали услышанное.
– Боец Кузьмичёв!
– Я!
– Лезь на дерево и поглядывай по сторонам. Если немцев увидишь, сигнал дашь. Я ничего плохого о Вилли Хаузе не думаю, но бережёного Бог бережёт. Остальным отдыхать.
Саша улёгся на траву, ноги поднял и положил на ствол дерева. Их в учебке в своё время сержант учил – так усталость быстрее проходит.
Все трое погрузились в сон.
Уже прошло часа четыре, когда прокукарекал петух – довольно близко и явственно.
Саша сразу проснулся. То ли сон приснился, то ли голодные галлюцинации? Откуда петуху в лесу взяться?
– Ну наконец‑то! – прошипел сверху Иван. – Дрыхнете, аж храпом всех зверей разогнали.
Саша разозлился.
– Кто же в лесу кукарекает? Ты видел в лесу петухов?
– Так я по‑другому не умею.
– Ну – куковал бы, как кукушка. Чего кукарекаешь?
– Так вон он, немец наш идёт!
– Тьфу ты со своим петухом, так бы сразу и говорил! Давай слазь оттуда!
– Наконец‑то, – задорно отозвался Иван, – а то я весь зад на ветке отсидел.
Саша подобрался к опушке. Всмотревшись повнимательнее, он увидел между деревьями посланного им в деревню пехотинца. Поискал глазами – нет ли за ним «хвоста»? Вроде не видать.
Вскоре пехотинец был уже на месте отдыха группы. За спиной у него была наволочка от подушки, которую он, остановившись, с явным облегчением сбросил на землю.
– Товарищ… – обратившись к Саше, он запнулся.
– Называй пока командиром – я ведь тоже рядовой, как и ты.
– Товарищ командир, ваше приказание выполнено, продовольствие доставлено.
– Молодец!
Саша поймал себя на мысли, что он вслушивается в речь пехотинца – не проявится ли акцент? Но пехотинец говорил по‑русски чисто, как коренной русак.
– Доставай, хвастайся добычей.
Группа моментально окружила добытчика. Он запустил руку в наволочку и вытащил целый каравай серого хлеба – явно деревенской выпечки.
– Ура, – вполголоса сказал танкист.
А когда следом показался добрый шматок солёного сала, радости бойцов не было предела.
Жестом фокусника пехотинец достал из наволочки несколько луковиц, изрядный пучок моркови и огурцы. Напоследок же, придав лицу торжественное выражение, вытащил бутылку водки. Самой настоящей, заводской, с сургучной пробкой. Всё это походило на сказку.
Саша извлёк из ножен нож и протянул танкисту.
– Дели поровну.
Сам же отозвал пехотинца в сторонку.
– Рассказывай.
– Дед у деревни коз пас, я на него случайно наткнулся. Он мне это добро и принёс.
– Ты нигде не засветился? Немцев за собой не привёл?
– Вроде нет.
– Вроде! А то когда ты ушёл, танкист тут про тебя небылицы рассказывал.
Пехотинец покраснел, как девица.
– Документы свои дай!
Боец достал солдатскую книжку. И в самом деле – Вилли Франц Хаузе.
– Так ты действительно немец?
– Мне теперь что – с гранатой под танк броситься?
– Да нет, это я так. Хоть предупредил бы.
– В следующий раз табличку на грудь повешу – «немец», – прищурился Вилли.
– Прости. Пойдём, подхарчимся.
Вся еда была уже поделена, и бойцы только ждали команды. Танкист с вожделением поглядывал на бутылку водки.
– Выпивку отставить, с собой водку возьмём.
– А фронтовые сто грамм? – обиделся танкист.