<1924?>
«И каждый раз, и каждый раз, и каждый…» *
И каждый раз, и каждый раз, и каждый
Я вижу Вас и в промежутках Вас.
В аду вода морская — жажду дважды.
Двусмысленная острота в словах.
Но ты верна, как верные часы.
Варнак, верни несбыточную кражу.
О, очеса твои иль очесы
Сбыть невозможно, нет разбить куражу.
Неосторожно я смотрю в лицо.
Ай, снег полярный не слепит так больно.
Ай, солнечный удар. У! дар, довольно.
Разламываюсь с треском, как яйцо.
Я разливаюсь: не крутой, я жидкий.
Я развеваюсь, развиваюсь я.
И ан, собравши нежности пожитки,
Бегу, подпрыгивая и плавая.
Вы сон. Ви сон, как говорят евреи.
В ливрее я. Уж я, я уж, уж я.
Корсар Вы, полицейский комиссар. — Вишу на рее.
И чин подчинный, шляпа в шляпе я.
<1925>
«Убивец бивень нечасовый бой…» *
Убивец бивень нечасовый бой
Вой непутевый совный псовый вой
Рой о бескровный о бескровный рой
Куй соглядатай о даянье хуй
Со ооо вобще оооо
Аа кри ча ча че а опиздать
Езда о да о дата госиздат
Уздечка ты узбечка волооб
Саосанчан буяк багун-чубук
Букашка кашка детсткая покажь-ка?
Оубубу бубубны пики шашка
Хуитеряк китайское табу
Уливы ливень бивень (выш. мотри)
Сравни сровни? нини два минус два шасть три
В губу вой брык тык бык три в дуду губу
<1925–1927>
Из еврейских мелодий *
К тебе влачиться Боже волочиться
Как положиться с нежностию жить
Жид он дрожит я жит что прочь бежит
Бежит божиться что пора лечиться
О дня не пропускал я не пускал
Тоска течет как жир свечи сквозь пальцы
На пяльцах мраморная доска
Иглой проткнешь ли нож ли нож упал
Я долго спал искал во сне вас нет
Вы сны не посещаете знакомых
Они не смеют в сон принять сон дом их
Их беден дом бледен день как снег
Нельзя нам снами где-то не встречаться
Ручаться мог бы против за не мог
Я занемог лью блюдо домочадца
Я светом облит я дрожу намок
1925
Art poétique *
Моя любовь подобна всем другим
Нелюбящих конечно сто процентов
Я добродушен нем и невредим
Как смерть врача пред старым пациентом
Любить любить кричит младой холуй
Любить любить вздыхает лысый турок
Но никому не сладок поцелуй
И чистит зубы сумрачно Лаура
Течет дискуссия как ерундовый сон
Вот вылез лев и с жертвою до дому
Но красен горький пьяница лицом
Толстяк доказывает пальцами худому
Шикарный враль верчу бесшерстый ямб
Он падает как лотерея денег
Шуршит как молодых кальсон мадополам
Торчит как галстук сыплется как вейник
И хочется беспомощно галдеть
Валять не замечая дождик смеха
Но я сижу лукавящий халдей
Под половинкой грецкого ореха
Халтуры спирохет сверлит костяк
И вот в стихах подергиванье звука
Слегка взревел бесполый холостяк
И пал свалился на паркет без стука
И быстро разлагаясь поползли
Прочь от ствола уродливые руки
Что отжимали черный ком земли
И им освободили Вас от скуки
Как пред кафе безнравственные суки
Иль молния над улицей вдали
1926
«Шикарное безделие живет…» *
Шикарное безделие живет
Слегка воркуя голоском подводным
А наверху торжественно плывет
Корабль беспечальный благородный
На нем труба где совершенный дым
И хлесткие прекрасные машины
И едут там (а мы на дне сидим)
Шикарные и хитрые мужчины
Они вдыхают запах папирос
Они зовут и к ним бежит матрос
С лирической восторженною миной
А мы мечтаем вот бы снизу миной!
Завистлив гномов подвоздушный сонм
Они танцуют ходят колесом
Воркуют пред решеткою камина
И только к ним подходит водолаз
Они ему беспечно строят рожи
Пытаются разбить стеклянный глаз
Добыть его из-под слоновой кожи
И им смешно, что ходит он как слон
С свинцом в ногах (другое дело рыбы)
У <них> крокет у них паркет салон
Счастливое вращение счастливых
Париж 1925
«Божественный огонь строптивый конь…» *
Божественный огонь строптивый конь
Несет меня с могуществом поноса
А вы глядите дева из окон
Не видя дале розового носа
И вместе с тем прикован я ко вам
Так стрелка ищет полюс безучастный
Иль по земле летит стремглав кавун
Чтоб о него разбился мяздрой красной
Что может быть несчастнее любви
Ко вам ко вам о каменные бабы
Чьи пальцы слаще меда иль халвы
Чьи глазки распрекрасны как арабы
<1925–1927>
«Черепаха уходит под череп…» *
Черепаха уходит под череп
Как Раскольников в свой раскол
Плач сыновий и рев дочерий
Высыпаются с треском на стол
Но довольно этого срама
Заведите ротор мотор
Мир трещи как оконная рама
Разрывайся как ватный платок
«Есть в этом мире специальный шик…» *
Есть в этом мире специальный шик
Показывать что Ты лишен души
«Мне ль реабилитировать себя…» *
Мне ль реабилитировать себя
За преступленье в коем все повинны
Кто улетал на небо бытия
Чтоб воинскую избежать повинность
Спохватываюсь и спеша пишу
С зловещими названьями записки
Слегка дымлю потом в петле вишу
Потом встречаю деву с легким писком
Над евою тружусь щипя власы
Под девою во мгле в земле гуляю
Иль ухожу на самые басы
Потом воркую или тихо лаю
Нагое безобразие стихов
Воспринимаешь ты как бы одетым
И спишь о странность тамошних духов
А мы пускаем газы бздим квартетом
«Акробат одиноко взобрался на вышку…» *
Акробат одиноко взобрался на вышку
Озирает толпу, что жует и молчит
Но оркестр умолк барабан закатился
Сладострастные дамы прижались к мужьям
А внизу хохотал размалеванный клоун
На спине расточая луну богачей
Он доподлинно знал о присутствии Бога
Профессиональный секрет циркачей
<1926>
«Исчезало счастье гасло время…» *
Исчезало счастье гасло время
Возвращались ангелы с позором
Черт писал хвостом стихотворенье
Шелестела жизнь легчайшим сором
«Луна часов усами повела…» *
Луна часов усами повела
Цифирью осклабилась безобразно
Лежит душа с улыбкою вола
Во сне во сне возвышенно и праздно
«В Америку ехали воробьи…» *
В Америку ехали воробьи
На розовом дирижабле
Их встречал там Чарли Чаплин
Мери Пикфорд клялась в любви
И другие киноактеры
(Шура Гингер я впал в твой тон)
Заводили свои моторы
Надевали свои пальто
«Я пред мясной где мертвые лежат…» *
Я пред мясной где мертвые лежат
Любил стоять, хоть я вегетарьянец.
Грудная клетка нежностию сжата
Ползет на щеки нестерпим румянец.
Но блага что сжирает человек
Сего быка с мечтательной подругой
Запомнит он потом на целый век
Какою фауне обязан есть услугой.
Хотя в душе и сроден мне теленок,
Я лишь заплакал в смертный час его.
Здоровый конь не тронет до сего
Лишь кони умирающие конок.
Благословен же мясника топор
И острый нож судьбы над грудью каждой.
Ведь мы любви не знаем до тех <пор>
Как умирающий воскликнет «жажду!»
Снежная пудра бульвара *
Пудрится снегом бульвар пустой
Ночью тихо засыпают укусы
И раны от одичавшей жизни злой
Когда-то ласковой и золотисто-русой
Делает это куртизанка после свидания
Лицо помятое красное, исцарапанное ногтями
Засыпает слоем пудры
Чтобы опять служить любовным будням
Завтра опять новые раны следы
На свежем слое снега зачернеют гадко
И опять, когда уйдут они
Он будет пудриться украдкой
Спокойной пудрою молекул
Туманных блеск, себя покрыв
Под фонарем светящий сектор
Снежинок света молчалив.
Бред *
Сегодня мертвецы опять вбивают гвозди
в свои большие медные гробы
кровавых капель распухнувшие грозди
чертят перед глазами красные круги.
Смотрите там в углу сидит унылый дьявол
и ловит на лету летящий моноплан
когда-то был царем и он когда-то правил
Теперь унылый черт сошел на задний план
Какой-то там мертвец проснулся слишком рано
он будит мертвецов соседей по гробам
Фосфорицитный свет шипя течет из раны
течет и расплывается, загнивши, по губам
Я, кажется, больной и очень слишком нервен
Я, кажется, умру через четыре дня
нет просто тяжело какой-то орган прерван
но как светла и легка душа
«В полдневный час белеет синева…» *
Л.К.