На следующий день меня ожидает ко всему ещё и разговор с Тупикиным. Паша встречает меня в приемной, хотя я прихожу туда задолго до начала рабочего дня.
– Ромашкина, ты знаешь, а я ведь всю ночь не спал, – признается он мне сходу даже не поздоровавшись.
– И тебе доброе утро, Паша, – тяжело вздохнув, я скидываю пальто и долго вешаю его в шкаф, как будто это может избавить меня от необходимости объясняться с Тупикиным. – Если ты по поводу вчерашнего, то мне очень жаль. Просто ты был первым, кто пришел в мою голову, когда я отвечала на вопрос Казанского относительно моего жениха.
– Нет-нет. – Паша подходит ближе ко мне, поправляя очки на носу. Выглядит так, будто как минимум хочет сделать мне предложение руки и сердца нет отходя от моего рабочего стола.
– Паш… – выдыхаю я, ожидая самого худшего.
Но худшее, слава богу, не случается. Кивнув, как будто моего выдоха хватает на то, чтобы понять всё, Паша произносит тихое:
– Значит, я все же ошибся. Но если я тебе хоть немного нравлюсь…
– Паша-а-а, – не выдерживаю я, проходя мимо Тупикина и занимая свое место за столом. Роняю голову на сложенные на столе руки, начиная внутренние нервно посмеиваться. Нет, наверное, они с Казанским сговорились свести меня с ума, иначе объяснить себе тот факт, что вокруг меня начинают виться сразу несколько мужчин, я не могу.
– И всё же… ты ведь не просто так первой назвала именно мою фамилию, – настаивает Тупикин на том, в чём у нас с ним кристальная ясность и без лишних выяснений.
– Нет, Паша, как бы тебе ни хотелось думать обратного, я назвала твою фамилию только потому, что она действительно пришла мне в голову первой. Но с таким же успехом это могла быть фамилия Орлов, Малышкин, или даже Бирюков.
– Но Бирюкову шестьдесят один! – пытается протестовать Тупикин.
– И это лишний повод возрадоваться тому, что роль жениха будешь играть именно ты, а не он. А теперь извини, пожалуйста, я бы хотела начать свой рабочий день не с ссор и выяснения отношений, тем более с тобой, а с чашки кофе в одиночестве.
Тупикин удаляется, и я только теперь понимаю, что мне стыдно перед Пашей. Наверное, мне стоило сразу же извиниться, но этот его утренний визит удивил меня настолько, что хотелось только одного – встать в защитную позу.
Ближе к девяти в офисе появляется босс, который тащит в руках внушительный горшок с орхидей. Это настолько непохоже на прошлого Казанского, что я едва удерживаюсь от вопроса, кому полагается эта прекрасная икебана. Он без слов ставит её на мой стол, подмигивает и удаляется в свой кабинет, откуда практически сразу просит принести ему кофе. А это значит то же самое, что и в остальные утра – мне придётся войти к нему и остаться наедине с Алексеем на несколько минут.
– Доброе утро, босс, – как можно спокойнее произношу я через время, когда приношу Казанскому чашку кофе на подносе.
И почти успеваю ретироваться к двери, когда он останавливает меня короткими и ёмким:
– Останься.
Мысленно чертыхаюсь, повернувшись к Алексею, лишь только крепче сжимаю в пальцах поднос. Не знаю, что он задумал, но у меня сегодня нет никакого настроения играть в его игры.
– По дороге на работу я заехал и купил два билета в кино на сегодня, – говорит босс, доставая из внутреннего кармана пиджака два белых прямоугольника. Кладёт их на стол, пожимая плечами, как будто то, о чем он говорит, ничего ровным счётом для него не значит. Но я знаю, что такое проявление интереса и даже в некоторой степени заботы в мою сторону Алексею совсем не свойственно.
– О! Какая-то фантастика, – старательно скрывая усмешку в голосе, читаю я на билетах название фильмов.
– Ты не любишь фантастику? – Голос Казанского звучит встревоженно, хотя возможно, эта эмоция – всего лишь плод моего воображения.
– Возможно, вы удивитесь, но я обожаю фантастику. Просто оценила чисто мужской выбор.
– Это хорошо, а то я уже мысленно прикинул, что мне придётся отложить совещание на полчаса и сгонять за новыми билетами, – с искренним облегчением отвечает Алексей.
– А вы решили брать быка за рога, – растягиваю я губы в не слишком-то весёлой улыбке.
Не совсем понимаю, что чувствую в данный момент. Принятое вчера решение, сейчас, когда я нахожусь наедине с Казанским, уже не кажется мне настолько правильным, как-то было вечером.
– А к чему медлить? – снова пожимает плечами Алексей. – Мало ли, что может случиться. Например, сердечный приступ от твоей красоты.
– Не перегибайте, вам не идёт, – качаю я головой и все же разворачиваюсь, чтобы выйти из кабинета. – И да, я буду готова в шесть, вы же заедете за мной? – все же уточняю, стоя на пороге перед тем как выйти.
– Разумеется. Я буду у тебя без пяти шесть, – отвечает Казанский, и я, коротко кивнув, возвращаюсь в приемную.
Фильм больше похож на неплохую мелодраму в космическом антураже, чем на те фантастические ленты, которые я привыкла смотреть. Сидя в тёмном кинозале и уплетая попкорн, не могу избавиться от мысли, что Казанскому просто не может нравиться настолько сопливый сюжет. И это вызывает у меня удовлетворение – пусть первое свидание станет для него испытанием, как мне того и хотелось. Но он молчит, смотрит на экран с интересом или же делает вид.
– Спорим, они в итоге никуда не долетят, – шепчет он, наклонившись к моему уху, от чего по телу пробегают толпы мурашек. И, кажется, Алексей прекрасно понимает, как именно я реагирую на его близость.
– Спорим… долетят, – выдыхаю я, когда на мочке смыкаются горячие влажные губы Казанского. Внизу живота – туго сжатая пружина. И приятное тепло, от которого по венам разливается чистейшее возбуждение. Невозможно противиться ни ему, ни своему желанию, потому приходится делать вид, что мне наплевать на то, что делает мой босс.
– Если проспоришь, с тебя поцелуй, – прикусив мочку, отстраняется Казанский, вновь откидываясь на спинку кресла.
А мне мало того, что он со мной делает, но я всё же мысленно напоминаю себе о своих целях устроить всё так, чтобы Алексей перестал меня хотеть.
– Кажется, мы договорились, что будем заниматься на свиданиях исключительно приличными вещами, – неуверенно говорю я, не поворачиваясь к Казанскому.
– А мы разве занимались чем-то неприличным? – уточняет Алексей, вновь наклонившись к моему уху, чтобы я могла услышать его голос сквозь шум, доносящийся с экрана. И хоть и я, и он, стараемся говорить как можно тише, мне кажется, что о желании, рождённом внутри моим боссом, знает не только он сам, но и все люди в зале.
– Черт, – ругнувшись, я поворачиваюсь к Алексею и киваю на экран: – Они все же не долетели. И как у тебя получается из любой ситуации выходить победителем?
Это риторический вопрос, и улыбка Казанского, такая наглая и самоуверенная – лишнее подтверждение тому, что он прекрасно отдает себе отчёт в том, что именно я испытываю в его сторону.
– Я просто делаю то, что должен. Или чего хочу. В этом и есть секрет моего успеха.
Он поднимается из кресла, протягивает мне руку, и я почему-то без сомнения вкладываю в неё свою ладонь.
– Куда мы отправляемся теперь? – спрашиваю у босса, когда он ведёт меня прочь из кинозала.
– Ты хочешь отправиться куда-то ещё? – обернувшись ко мне, уточняет Алексей. – Я думал, что по плану у нас сегодня только кино.
– Ну откуда я знаю, что там у тебя в планах? Это же ты у нас делаешь только то, что хочешь, а не я, – парирую, немного покоробленная его словами. – Но в целом, если у тебя больше нет никаких задумок, я бы предпочла, чтобы ты отвёз меня домой.
Мы как раз выходим из кинозала, и толпа, в которой пребывали все это время, наконец редеет. Казанский смотрит на меня изучающе, а мне становится неуютно под его взглядом. Будто бы он понимает гораздо больше, чем ему следовало бы понимать.
– Тогда я отвезу тебя домой. Не хочу наскучить тебе раньше, чем ты поймёшь, что у нас всё уж точно не ограничится тремя свиданиями.
– Я так и знала, что ты рассчитываешь именно на это, – с улыбкой в голосе произношу я. – Посмотрим, – пожимаю плечами, крепче вцепляясь в ремешок сумки, как будто это действие может удержать меня от какого-то необдуманного поступка.
– Значит, едем домой, предпочту чтобы твое «посмотрим» вскоре превратилось в уверенность, что тебе мало этих трёх встреч со мной.
Мне ничего не остается, как продолжать следовать за Казанским, когда он вновь берёт меня за руку и выводит из кинотеатра. До чего самоуверенный нахал! Но мне, кажется, и вправду начинает это нравиться. Весь путь до моего дома мы проводим в молчании, лишь только когда оказываемся возле подъезда, до которого меня провожает Алексей, я охаю от неожиданности, когда он притягивает меня к себе, и властно жёстко целует. Поцелуй скорее грубый и быстрый, чем медленный и нежный. Казанский словно получает свой приз за проигранный мною спор, но делает это настолько внезапно, что я сильно ошарашена. После чего разворачивается и уходит обратно к машине, оставляя меня стоять и смотреть ему вслед, и в очередной раз сгорать от самых противоречивых эмоций.
Я разбираю бумаги в приемной, на деле же думаю только о том, когда в офис придёт чертов Казанский. И жутко волнуюсь, а всему виной – невысокая женщина с самой незапоминающейся внешностью из всех возможных, которая терпеливо сидит на одном из стульев вот уже второй час. От кофе она отказывается, на все мои вопросы относительно того, чем я могу помочь, отвечает размытыми фразами, из которых я понимаю, что если кто ей и может помочь, то это Алексей Николаевич.
Какое-то смутное подозрение не дает мне покоя, но я пока не могу понять, в чем именно оно заключается. Сам Казанский появляется в офисе ближе к одиннадцати утра, входит в приемную, и тут же его улыбка, которая обращена ко мне, меркнет, когда он находит взглядом свою посетительница. А внутри меня подозрения крепнут с новой силой. Не поприветствовав ни меня, ни женщину, он подходит к кабинету открывает дверь, и едва ли не рычит короткое:
– Входи.
От его голоса даже мне становится не по себе, однако посетительница поднимается со стула, подходит к кабинету, и они оба скрываются за дверью.
Я никогда не замечала за собой склонности подслушивать, однако сейчас понимаю, что сижу и чутко прислушиваюсь к каждому звуку или слову, которые могут донестись до меня из-за двери в кабинет босса. Но либо они говорят слишком тихо, либо увлечены чем-то другим, и я не слышу ровным счётом ничего.
По истечении часа, по прошествии которого я успеваю известись, все же стучу в кабинет Алексея, и дождавшись раздраженного: «Что надо?» заглядываю внутрь, выдыхая. Казанский сидит за своим столом, что-то вычитывая в пухлой папке, лежащей прямо перед ним. Неприметная женщина – устроилась напротив него, сложив руки на коленях и внимательно наблюдая за Алексеем.
– Сделать вам кофе? – спрашиваю у них, на что получаю такой взгляд Казанского, от которого мне тут же хочется провалиться сквозь землю.
– Если бы я хотел кофе, я бы сам тебя позвал. Выйди, пожалуйста, и постарайся больше меня не отвлекать, пока я сам не попрошу обратного.
Он цедит эти слова, а я вижу, что Казанский сдерживается из последних сил. Вот только не могу понять, одного – что повлекло за собой такую реакцию? Он словно снова превратился в того злого босса, который раз за разом обижал меня в прошлом. И он наверняка понимает, чем именно это может обернуться между нами. Если уж я интересую его как женщина, Алексею Николаевичу следует запомнить одну немаловажную деталь: подобным образом вести себя со мной я ему больше не позволю.
Я просто прикрываю дверь за собой, возвращаюсь в приемную, из которой почти сразу же выхожу, решив уйти на обед пораньше, чтобы только больше не сидеть каменным изваянием за рабочим столом и не прислушиваться к тому, что происходит за дверями в боссов кабинет.
Казанский появляется в кафе довольно скоро – не проходит и получаса с момента, когда я усаживаюсь за столик, который обычно занимаю за обедом. Без спроса устраивается рядом и бросает короткое:
– Прости за офис.
Он всё ещё на взводе, мне совсем не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это заметить. Но извинился – что совсем на него не похоже, а это значит – он может быть не совсем уж полной задницей, когда захочет.
– Это можно счесть за просьбу начать тебя отвлекать? – не удерживаюсь я от вопроса. – Если да, то сейчас соберусь с мыслями и буду выполнять всё, что ни пожелаете, Алексей Николаевич.
– Вера…
– Что?
– Я же извинился.
– Предварительно доведя меня до сарказма. Больше так не делай, пожалуйста. Или срывайся на тех, кто тебя бесит, или вообще не срывайся.
Сложив руки на груди, я отворачиваюсь, чтобы только не смотреть на Казанского. На лице его разливается не только злость, но ещё и усталость, и мне может быть, было бы даже стыдно, если бы я имела хоть малейшее представление о том, почему он вдруг стал таким в офисе.
– Это адвокат моей бывшей, – наконец признаётся Алексей, сжимая переносицу пальцами. – Пришла сообщить мне, что мы снова встречаемся в суде.
– По какому вопросу?
– По такому вопросу, что эта сука нашла способ тянуть из меня деньги.
– Адвокат?
– Да какой адвокат! Невеста моя… несостоявшаяся.
Прекрасно. У Казанского была невеста, о которой я не знала и – как понимаю сейчас – знать не хотела бы. Потому что, чёрт побери, ревную. Вот так вот неправильно и уродливо, но ревную. Алексей постукивает пальцами по столу, смотрит на меня безотрывно, а я набираюсь смелости и не отвожу взгляда. И не совсем понимаю, что именно чувствую. Точнее, эмоций настолько много, что понять, какая из них главенствующая, невозможно.
– Почему она подала на тебя в суд? – все же интересуюсь я, решив, что если у нас с Казанским и могут завязаться отношения, то только после того, как между нами не будет никаких договорённостей. Потому что я очень не люблю сюрпризы подобного толка, и мне совсем не хочется сталкиваться с реальностью, окружающей Алексея, в которой будут бывшие в употреблении невесты, судебная практика и бог весть что ещё.
Казанский молчит довольно продолжительное время, как будто ему нужно взять паузу, чтобы решить, имею ли я право знать все о его жизни или хотя бы об этой неприглядной её части.
– Пока это всего лишь угроза, – наконец произносит он, тяжело вздыхая. – По крайней мере, я ещё ни разу до суда не доводил, и поверь, мне совсем не хочется проверять, дойдёт ли до него в принципе, если я откажусь выполнять условия Кристины.
– Адвокат привезла тебе какие-то документы, что в них?
– То же, что и обычно. Они там строчат какие-то доносы, приплетают левых свидетелей, в общем и целом, ничего нового.
– А в чем она тебя обвиняет?
– В нанесении побоев.
Эта информация настолько сбивающая с толку, что я едва сдерживаю нервный смешок, который был бы совсем не к месту. Но скрыть удивление, которое отражается на моем лице, мне не удается. Нет, Казанский не пай-мальчик, которого совершенно невозможно в подобном подозревать. Однако мне совсем не верится в то, что он способен ударить женщину. Он может быть грубым, злым, он может рявкнуть, но чтобы применить физическую силу к слабому полу – очень и очень сомневаюсь.
– Только не говори мне, что ты представила, как я избиваю Кристину, – с каким-то разочарованием в голосе произносит Казанский.
– Я не могла бы этого сделать даже при очень большом желании. Во-первых, я совершенно не представляю как выглядит эта твоя Кристина. Во-вторых, ты прав, нафантазировать, как ты поднимаешь руку на женщину – весьма проблематично, даже несмотря на то, что на воображение я никогда не жаловалась.
– Я был пьян, ни черта не помню. Мы с ней регулярно ругались, она требовала все больше и больше, а я не готов был давать ей слишком много. Тем более, что у Кристины в основном были потребности в материальных ценностях.