И вновь с далеких позиций ударили 87 и 106,7-мм пушки русских, посылая во врага массу чугунных гранат. Но за счет более широкого фронта наступления плотность огня существенно снизилась. Частично поврежденные дзоты также не смогли обеспечить былой плотности обстрела, когда японская пехота ринулась через измочаленные обрывки проволочных заграждений.
Первая волна прорвалась. За ней вторая. Третья. Устремившись к отчетливо наблюдаемой траншее.
С позиций бойко захлопали винтовки, встречая нападающих. Кое-где заухали малокалиберные пушки – 37 и 47-мм Гочкисы, установленные на самопальные противоштурмовые лафеты. Но их никчемные чугунные гранаты совсем мало пользы приносили. Куропаткин же планировал их применять против пулеметов противника. Но расчеты не удержались – занялись вздором. Толка от их огня практически не было.
Японская пехота неумолимо накатывала на позиции русских.
Станковые пулеметы захлебывались, не обращая внимания на перегрев стволов. Да и какая точность тут нужна? Дистанция смешная – какие-то сто-двести метров. Главное – в ту степь бить. Прямо по этой толпе. И как можно чаще, плотнее, гуще.
Последние десятки метров.
Ревущие что-то невнятное от страха японцы летели вперед.
Еще немного.
Еще чуть-чуть.
И практически прямо перед бруствером встала целая стена разрывов. Настоящая стена, а не как тогда под ударами пушек. Дым и фонтаны земли словно выросли из покореженного снарядами грунта, оттеняясь вспышками взрывов.
- Минное поле? – Не выдержав, задал генерал Куроки риторический вопрос.
Но нет, это было не оно.
Бойцы, выждав момент, массово метнули эрзац версии ручных гранат.
Первая волна взрывов не успела опасть, как за ней поднялась вторая и третья.
А потом сквозь этот вязкий белесый дым черного пороха начали выскакивать чумазые японцы с какими-то безумными глазами. И сходу вступать в рукопашный бой. И еще, еще, еще…
Они бы и рады сбежать из этого кошмара, но сзади долбили пулеметы. А страх, охвативших их оказался настолько всеобъемлющий, что солдаты хотели лишь одного – добраться до траншеи и укрыться там.
Да, там был враг. Но и черт с ним! Враг – не пуля. С врагом лицом к лицу есть шанс выжить. Это пуля такого варианта не оставляет. Как встретился, так и все. У тебя дырка в лице, а она полетела дальше. Дама – скандальная и бескомпромиссная.
Многих гранатами посекло. Да и пулеметы сыграли свою роль - убивая перегретые стволы, они таки смогли отсечь приличную часть наступающих войск противника.
Но хватило и тех, кто прорвался в траншеи.
Завязался рукопашный бой.
Дрались кто чем.
Штыковая? В траншее? Какая глупость. С ним там не развернешься. Поэтому бойцы бились, как могли. Кто голыми руками, кто какими подручными средствами.
Алексей Николаевич, понимая, что такой исход возможен, а потому постарался бойцам, сидящим в траншеях, выдать подходящие большие ножи и прочие «подходящие инструменты». Само собой, опираясь на опыт более поздних войн. Солдаты недоумевали – зачем им все это, даже посмеивались. Однако сейчас в момент этой свалки оценили. Линнемановские лопатки, бебуты и многое другое пошло в ход…
Но японцев было очень много. Слишком много для того, чтобы их сдержать.
И русская пехота стала откатываться к проходам, ведущим во вторую линию.
А японцы все прибывали.
Вот через бруствер стали переваливать легко раненные. Не бог весть какие бойцы, но тоже массовка. Да чего уж там – масса, живая масса обезумевших от страха людей, готовых смести все на своем пути, чтобы выжить.
Опасный момент.
Ведь выбив пехоту из первой линии, японцы смогли бы блокировать дзоты. А много ли те в изоляции продержатся? Особенно если противник начнет применять трофейные гранаты для вскрытия этих нехитрых укреплений.
Нет.
Определенно нельзя было позволять врагу там закрепляться.
И Куропаткин, скрепя сердце, решил ввести в бой, едва сформированный и еще толком не слаженный штурмовой батальон. Ничего особенного там не было. Просто специально отобранные лихие парни, вооруженные самозарядными пистолетами Маузера и удобными, подходящими лично им под руку клинками. Ну и гранаты, куда уж без них? Дурные, конечно. Но других не было.
Контрудар был страшен.
Основная свалка в передовой траншее уже завершилась. Русские войска отступили по проходам в тыл, прикрыв эти самые проходы оперативно установленными пулеметами. Не прорвешься. Да японцы особенно и не пытались. Им бы дух перевести и хоть немного осознать, что с ними произошло. Через такой кошмар прошли! «Стекли» по стенкам, нервно дыша. Потянулись к фляжкам. Тишина. Хорошо. Спокойно.
И тут от проходов раздались свистки и полетели гранаты.
А следом посыпали бойцы, сходу открывая беглый огонь из самозарядных пистолетов. Часто-часто захлопали выстрелы, буквально сметающее всякое сопротивление.
Отстрелявшая магазин первая линия пропускала вперед вторую, а потом и третью. Что позволяло вести огонь практически непрерывно, неуклонно продвигаясь вперед.
Без накладок не обходилось.
Путаница и быстрота необходимых действий создавали достаточно неприятных моментов. Но в целом, благодаря удивительной для тех лет плотности огня, траншеи просто вымели от всякого сопротивления. Пятнадцати минут не прошло, как все оказалось закончено. Конечно, кто-то из японцев выскакивал и пытался бежать обратно. Но тут уже пулеметы включались, «подчищая хвосты».
Наступление генерала Куроки было остановлено. С трудом, но остановлено.
Но главное - в ходе операций пятнадцатого и семнадцатого июня японцы понесли просто чудовищные потери, по меркам тех лет. Сколько? Сложно сказать. Да и Куропаткин не спешил со своими выводами. Десять тысяч осталось лежать на поле под Ляояном? Двадцать? Тридцать? Слишком преждевременно проводить эти подсчеты. Его комбинация ведь еще не завершилась…
И русская пехота стала откатываться к проходам, ведущим во вторую линию.
А японцы все прибывали.
Вот через бруствер стали переваливать легко раненные. Не бог весть какие бойцы, но тоже массовка. Да чего уж там – масса, живая масса обезумевших от страха людей, готовых смести все на своем пути, чтобы выжить.
Опасный момент…
Чуть позже генерал Куропаткин мерно вышагивал по залу командного центра, обдумывая ситуацию на основании оперативных докладов от наблюдателей, прекрасно просматривающих первую линию. Ну и командиры отходящих подразделений докладывались.
На начало сражения у Куроки было около ста двадцати тысяч. Пятнадцатого июня он атаковал силами до тридцати тысяч человек и потерял от четверти до трети личного состава. Семнадцатого июня он ввел в бой около сорока пяти тысяч. Примерно, разумеется. Порядка десяти тысяч отсекли пулеметы, вынудив часть «хвостовых» волн отступить. За счет более широкого фронта было задействовано больше фланкирующих огневых точек, что позволило нанести больше урона за полосой проволочных заграждений. И меньше, до нее, так как плотность артиллерийского огня оказалась ниже.
Таким образом в траншею влетело около двадцати трех-двадцати пяти тысяч бойцов, в то время как обороняло ее порядка пяти тысяч. Но русские солдаты были крепче, тяжелее и сильнее. В среднем. Кроме того, они были снаряжены оружием для ближнего боя, а значит численное преимущество сказалось не так существенно. Но они, все же, отступили. Поступили доклады о потерях. Там, в траншее осталось лежать около двух тысяч человек. Немало. А значит драка была ожесточенной, и японцы тоже понесли приличные потери. Сколько? Сложно сказать. От пяти до десяти тысяч примерно. То есть, нужно ориентироваться на пятнадцать-восемнадцать тысяч бойцов остатка, размазанных вдоль фронта в пять километров.
У Алексея Николаевича в руках было три пехотных корпуса облегченного состава, плюс еще один кавалерийский, который вообще следовало бы называть дивизией. Совокупно – около шестидесяти двух тысяч человек. Кавалерия и один из пехотных корпусов стояли в тылу, в резерве. Собственно, они и участвовали в шоу по погрузке войск в вагоны, что устраивалось с изрядной регулярностью для японских агентов. Таким образом на фронт в тридцать километров у Куропаткина имелось всего два облегченных корпуса… и грамотная, можно сказать передовая, система обороны. Для тех лет, конечно.
Траншеи шли не одной сплошной изломанной линией. Отнюдь. Соединялись проходами, но не более того. Поэтому первая центральная линия была полностью локализована и изолирована от соседей. Однако японцы теперь могли вполне уверенно блокировать дзоты центральной позиции и вскрыть их, подойдя с тыла. А много ли те продержатся в изоляции? Да и толстые деревянные двери-заглушки не такая уж и надежная защита от врага.
А значит, что? Правильно. Японцы переведут дух. Подавят дзоты и начнут подтягивать подкрепления, желая прорваться во вторую линию обороны. И если первую успели как следует укрепить, то вторая и особенно третья оказались весьма иллюзорны. Работ там требовался еще непочатый край. Да и не хватало много чего от пулеметов до колючей проволоки и банального дерева. Кроме того, между слишком плотными линиями обороны не имелось просторного предполья для работы артиллерии по площадям. То есть, создался весьма опасный момент, который грозил поставить под удар все сражение. Японцы реально могли прорвать центр. Хотя для них это и должно было стать Пирровой победой, но не это главное. Если они сделают это. Если заставят отступить Алексея Николаевича, то ситуация России в Маньчжурии окажется плачевной. Войск там немного. Куропаткин специально налегал на поставки вооружений, боеприпасов и обмундирования. И приличная часть всего этого добра хранилась в Ляояне. Потеря этого города в таких обстоятельствах приводила фактически к катастрофе – с голым задом против существенно превосходящих числом врагов особенно не навоюешь. Тем более, что они захватят твои склады.
Конечно, Алексей Николаевич в своих размышлениях излишне сгущал краски. У него были свежие резервы. Но вводить их в бой – значит сорвать замысел операции. Требовалось обойтись без использования этих линейных частей. А потому Куропаткин, скрепя сердце, решился на введение в бой, едва сформированного и еще толком не слаженного штурмового батальона. Ничего особенного там не было. Просто специально отобранные лихие парни, вооруженные самозарядными пистолетами Маузера и удобными, подходящими лично им под руку клинками. Ну и гранатами, куда уж без них? Дурными, конечно. Но других не было…
Основная свалка в передовой центральной траншее завершилась полчаса назад. Русские войска отступили по проходам, надежно закупорив их спешно установленными пулеметами. Не прорвешься. Да японцы особенно и не пытались. Так – дернулись разок и сразу остыли. Им бы дух перевести да передохнуть.
Выставили охранение. «Стекли» по стенкам на пол траншеи. Потянулись к фляжкам, трясущимися от волнения руками.
Тишина. Хорошо. Спокойно. Кто-то заговорил о еде.
И тут от проходов раздались свистки и полетели гранаты.
А следом посыпали бойцы, сходу открывая беглый огонь из самозарядных пистолетов. Часто-часто захлопали выстрелы, буквально сметающее всякое сопротивление.
Штурмовой батальон, разделившись поротно, атаковал вдоль проходов, активно используя гранаты и самозарядное оружие. Его задачей было – отвлечь противника. Увлечь шумом.
Тем временем из второй и третьей линии центральных позиций подтянулись все, доступные для контратаки силы. Около девяти тысяч бойцов. У каждого в руке по гранате, а в зубах зажат тлеющий фитиль, запал-то примитивный. Вторая рука сжимает винтовку. На поясе клинок, лопатка или какие-нибудь паллиативы, созданные в армейских мастерских.
Впереди, в траншее заухали гранаты, захлопали выстрелы.
Шел бой.
Штурмовой батальон крепко врубился в японцев.
И вот линейная пехота, услышав свистки командиров, нестройной толпой ринулась вперед. Молча. В зубах же фитиль. С ним не покричишь. Куропаткин специально так решил поступить, чтобы японцы заметили этого «пушного зверька» как можно позже.
Рывок. Пробежка. Сдвоенный свисток командиров.
Все девять тысяч бойцов поджигают запал гранаты и кидают. После чего приседают. Но не все. Особенно «умные» лезут вперед, забыв наставления…
Слитная серия взрывов, поднявшаяся стеной.
Рывок. Почти прыжок. И бойцы врубаются в дезориентированных японцев. Кто чем…
Атака линейных подразделений проводилась в некотором отдалении от проходов, поэтому штурмовой батальон не накрыло гранатами. Как, впрочем, и ощутимую часть японцев, накопившихся для противодействия штурмовикам. Но эти «хвосты» очень быстро подчистили. Самозарядные пистолеты в условиях траншеи оказались удивительно губительным оружием, особенно в сочетании с гранатами. Десяти минут с начала контратаки не прошло, как все оказалось закончено. Конечно, кто-то из японцев выскакивал и пытался бежать обратно, к своим. Но тут уже пулеметы, вроде как замолчавшие, включались, охотно выкашивая противников.
Наступление генерала Куроки было остановлено. С трудом, но остановлено. А первой японской армии были нанесены очень существенные потери, по меркам тех лет. Сколько? Сложно сказать. Да и преждевременно, операция ведь еще не завершилась...
Глава 5
17 июня 1904 года, окрестности Ляояна
Генерал Куроки наблюдал в бинокль за ходом наступления и, признаться, немало обрадовался, когда его бойцы ворвались в русскую траншею. Он не сомневался в успехе ближнего боя. Однако то, что произошло потом, испортило ему настроение раз и навсегда, а вместе с тем карьеру и жизнь.
На основных японских позициях прекрасно видели, как из второй линии обороны выступила русская пехота для контратаки. Но предупредить своих, увы, не могли. Даже артиллеристов не удалось подключить. Полевой телефонной связи у него не было, как и флажковой системы сигнализации, а вестовым бегать слишком долго. Так что, генерал даже не стал пытаться, опасаясь путаницы и накрытия своих войск, находящихся в не самой благоприятной обстановке.
Русских было не так чтобы и много. По идее, его бойцы должны были удержаться. Но волна взрывов в занятой японцами траншее поставила крест на этих надеждах. Он понял – это провал. Полный. Потому что повторить подобное наступление в обозримом будущем он уже не сможет – для того не было ни сил, ни средств. С живой силой еще можно было как-то уладить дела, оголив фланги. Он ведь понял, что новую систему обороны можно прорвать только по-настоящему массированным натиском. Но что делать со снарядами? После стольких дней непрерывной долбежки их осталось совсем мало. Да и моральное состояние войск было теперь ниже некуда.
Погруженный в эти мысли он продолжал наблюдать за развитием событий. А когда заметил, что часть солдат, выбитых контратакой из траншеи, все же прорвалась через пулеметы, ушел к себе в палатку, распорядившись самым тщательным образом выживших бойцов опросить. Если и не для себя, то для того, кто займет его пост после отстранения от должности. Такой провал! Если бы он знал, что вся эта история – только начало…
Куропаткин не стал сразу переходить в наступление. Да и зачем? Японцы худо-бедно канавок эрзац траншей накопали и пулеметы расставили. Не на фланкирующих позициях, ясное дело. Но все же. Поэтому лобовая контратака ему мыслилась неразумным расходом человеческих жизней, стоящих под его началом. Во всяком случае, без подготовки.
Поэтому, дав японскому лагерю прийти в уныние от известия о столь печальном провале, он незадолго до сумерек распорядился всеми батареями шестидюймовых пушек открыть огонь по позициям южного фланга противника. Самого края. А потом, когда уже начало смеркаться, отправил часть подчиненных Ренненкампфа обозначить атаку фланга с целью обойти противника.
Боя толком и не было. Так – возня небольшая. Тут и сил для натиска оказалось задействовано чуть, и особой обороны у противника не было. Но это и не важно. Алексей Николаевич твердо знал – в штабе Куроки знают о том, что почти вся кавалерия Маньчжурской армии сведена в отдельный корпус, стоящий в тылу, в резерве. А значит что? Правильно. С очень высокой вероятностью эту атаку могут воспринять очень серьезно. Удар крупной массой кавалерии во фланг деморализованной армии – вполне себе разумное решение. Особенно в ночи, когда японцы толком не смогут воспользоваться пулеметами для отражения натиска.