Сатанаил равнодушно пожал плечами.
— Дело не в количестве. Они преступили заветы собственного бога.
— Тогда получается, что ты — карающее копье их бога? Почему же тогда так ненавидишь его? — задал он простой, но очень сложный вопрос.
Сатанаил поёжился. Агесселиец простой парень. Хорош в бою, незаменим в разведке, чувствует колдовство (хотя и не сильно, на уровне интуиции). Но вот на более сложные вещи смотрит слишком просто. Не усложняет жизнь мудрыми изысканиями. И до чего же простые и логичные вещи говорит иногда. Такие, до которых не додумаются многомудрые старцы.
Шаман прикрыл глаза, оставляя выбор дороги опытной лошади, снова пытаясь разобраться в себе, а заодно понять, как объяснить этому простому парню то, что чувствует.
— Я думал об этом, Астарт. Только пришел к выводу, что это не так. Не он наказал их за зло, а я. Он только воспользовался моей победой, но ничего не сделал сам для этого.
— Может быть, он помогал тебе все это время? Чтобы твоя месть стала его наказанием?
Сатанаил снова пожал плечами.
— Может быть. Но я не отступлюсь. Если у меня лучше получается бороться со злом, я буду делать это вместо него. Зачем нужны боги, которые обещают, но ничего не делают сами? Они дают племенам законы, но когда те отступают от них, почему ничего не происходит?
Боги просто используют людей в своих целях, играют ими, — закончил он. — Мы для них то же, что и куклы для наших детей. Когда у богов есть настроение, они смотрят на нас, наказывают или помогают. А когда нет — забывают, забрасывая в яму за шатер. Вон тот холм. Туда.
Маленький отряд развернулся и поскакал в указанном направлении.
— Я не хочу, чтобы люди были игрушками в чьих-то забывчивых руках, — продолжил Сатанаил. — Мы можем жить сами, без богов. Перестав их бояться, люди не будут делать многие плохие вещи безнаказанно, из страха перед высшими силами. Будут сами отвечать перед друг другом за содеянное.
— Ты хоть сам в это веришь? — усмехнулся Астарт
— А во что мне верить?
Повисло молчание.
— Ты хочешь бороться со злом. Но зло нельзя победить! — воскликнул разведчик.
— Победить — нет, парировал шаман. — Но можно контролировать. Ограничить.
Снова пауза. Снова Сати задумался. Много прошло времени, много воды утекло. Жажда мести, душившая все эти годы, куда-то ушла. Месть окончена, но жизнь продолжается.
Мстить богу? Разумно ли? Да, все что сказал этот юноша, может оказаться правдой, пути Великого Духа неисповедимы. Так учил Ной. Но почему же сердце щемит от осознания неправильности? Почему оно говорит, что останавливаться нельзя, надо двигаться дальше, чтобы разить тех, кто придумал этот фарс?
Это не месть. Это не ненависть. Это желание сделать так, чтобы больше нигде, ни в одном племени, ни в одном роду не совершалось несправедливости во имя богов. Чтобы человеческая трусость стала обычной трусостью, а не пряталась за божественные ритуалы и откровения. Чтобы окружающие видели и понимали, кто и что стоит в этой жизни. Мерзость, порок и предательство не должны больше прятаться за благонравной личиной.
Но для этого придется изменить мир. И придется сразиться с теми самыми богами. Точнее, с тем самым Богом и всем его небесным воинством.
Но иначе нельзя. Иначе он, шаман Сатанаил из племени Юду, может расписаться в своем бессилии. Ведь прав старый Ной, только сильный человек может простить. Только слабый будет мстить, это так. И он отомстил, показав слабину, хоть со стороны может показаться, что его рукой племя покарал сам Великий Отец. Но есть еще одно, что не сказал старый мудрец. Есть нечто, Путь, которым может следовать только сильный духом воин, сильный мужчина. Путь человека, не смирившегося с окружающим; того, кто не мстит обидчикам, а делает так, чтобы подобные обиды больше не повторились. Нигде и ни с кем.
Да, отомстить может и слабак. Но не каждый слабак способен поставить такую Цель: уничтожить не обидчиков, а те причины, которые позволили обидчикам причинить ему боль. Великую Цель, стоящую того, чтобы посвятить ей жизнь.
— Я хочу попытаться оставить мир без злобных и забывчивых богов, — произнес он, и от его слов по коже разведчика побежали мурашки. — Мир, где люди будут отвечать за все содеянное сами. Рассчитывать на себя и помогать друг другу. Хочу сделать мир, в котором не будет войны. Вообще. Мир, где, любимые люди могут быть счастливы, не оглядываясь на окружающих.
— Это невозможно, — усмехнулся агессилиец.
— Ты думаешь, я не смогу сделать так, чтобы войн не было?
— Не сможешь. Даже боги не могут! — вскинулся юноша.
— Но я же не бог. — По лицу шамана поползла уверенная улыбка.
— Значит, тем более не сможешь, — возразил агесселиец, но как-то неуверенно. Эмоциональный настрой шамана передался ему, как всегда передавался окружающим. Потому что еще никогда этот человек не обманывал. Если он говорил, что что-то может, всегда это делал, как бы трудно ему при этом ни было. И весь секрет успеха демонов крылся в его уверенности. Люди верили, ЗНАЛИ, что раз он сказал, что так будет, то так и будет. Если он сказал, что выберутся из окружения, значит выберутся. Да, понимали, что не все, что многие погибнут. Но основной отряд выживет. И люди бросались в самые тяжелые, бессмысленные на вид предприятия, делали поистине безумные вещи, которые в здравом уме больше никто никогда не повторит, потому что твердо верили — с этим человеком ничего невозможного не существует.
Но то, что говорил шаман сейчас, было чересчур для восприятия простодушного варвара, и природное агесселийское упрямство одержало верх.
— А если сделаю? Что тогда? — усмехнулся шаман.
— Тогда Астарт будет твоим рабом! — молодой воин сделал церемониальный поклон, который делают воины, давая обещание чего-либо перед уходом на войну. — Можешь распоряжаться его жизнью и руками!
Сатанаил расхохотался.
— Хороший спор! Но зачем мне будет нужна твоя жизнь, если я буду могущественнее богов?
Юноша пожал плечами. Ему такие мысли в голову не приходили.
— И все равно ты не сможешь, — заключил он.
— Смогу.
— Как?
— Ну, хорошо. Скажи, когда наше племя последний раз воевало? Я говорю про амореев? У нас мало воинов, но никто из соседей не хочет занять наши земли.
— Они боятся нас, демонов! — возразил агесселиец.
— Вот ты ответил на вопрос, как это сделать. Если в мире будет сила, реальная, а не мифическая божественная, которая запретит войны, которую все будут бояться — войн не станет.
Астарт остановил коня.
— Такая, что ее будут бояться все племена?
— Да.
— Что это за сила?
— Государство, — усмехнулся молодой шаман. — Большое и сильное государство. В котором не будет старых слабых и забывчивых богов. Которое подчинит все племена и народы и запретит делать злые вещи. Конечно, все запретить невозможно, но сделать мир хоть чуточку спокойнее — это по силам. Уничтожить рабство. Тебе же не понравилось в рабстве?
Юноша отрицательно покачал головой.
— Но я знал многих, кто не хотел бы быть свободным. Так проще, не надо добывать пищу…
— Это их личное дело, — покачал головой шаман. — Я предоставлю возможность, а дальше пусть живут как хотят. Приехали! — вскинул он руку в останавливающем отряд жесте. — Теперь надо найти две большие палки. Снимай этого с коня…
Шаман дочитал заклинание и отошел в сторону от круга.
— Всё, теперь ни одно животное не подойдет к нему, пока он будет жив.
— А птицы? Они выклюют глаза, — покачал головой агессилиец.
— Пускай, — махнул рукой Сатанаил. Астарт поскреб затылок.
В центре круга висел человек, шаман, но обгоревший и слабый, чтобы колдовать. Руки его были разведены в стороны и привязаны к толстой жерди, которая горизонтально была прикреплена к вкопанному в землю деревянному шесту.
— Зачем руки разводить? Привязали бы к верху? — недовольно произнес один из усталых разведчиков, долгое время устанавливавших эту конструкцию.
— Нельзя, — покачал головой шаман. — Так ему будет легче. А так руки будут давить на грудь, душить. Пока не задушат.
— Здорово! — вытер рукавом пот со лба другой воин.
— А что он хоть сделал? — спросил третий.
— Он знает, — бросил Сатанаил и подошел к сверкающему очами распятому Нахору.
— Ты думал мы не встретимся?
Старый шаман в ответ прохрипел что-то злое.
— Не удавишь. И не увидишь как я умру. — Сатанаил усмехнулся.
— Я долго думал, как тебя убить, — начал он говорить слова, которые мечтал сказать очень, очень-очень давно. — А потом пришел к выводу, что не могу. Не могу придумать казнь, достойную самого Нахора! Все, что пришло мне в голову — слишком просто, слишком милостиво для такого подлеца, как ты.
Помолчал, пытаясь понять, что чувствует старый враг.
— Тогда я решил по другому. Пусть это сделает твой бог, заветы которого ты нарушил. А чтобы никто не помешал ему, я зачаровал это место от диких зверей. Так что виси и моли Великого Духа, Нахор! Как только он решит, что ты искупил вину, он убьет тебя. Или отпустит. Я же тебя прощаю.
И Сатанаил медленно побрел в сторону, к краю обрыва, глядя вдаль, на поднимающееся над степью солнце.
Юный агесселиец бесшумно подошел сзади.
— Учитель, что теперь?
Тот только пожал плечами.
— Ты уйдешь?
— Почему ты так решил? — нахмурился Сатанаил.
Теперь пожал плечами командир разведки.
— Мы все это знали. Что ты уйдешь. После того, как отомстишь.
— И что?
Астарт помялся.
— Одному тебе будет трудно. Возьми нас с собой. Мы поможем.
Сатанаил смотрел на солнце, не отрывая взгляд.
— У вас своя жизнь. Племя. Семьи. Я возьму только добровольцев…
— Учитель, мы все уже давно обсудили. В общем… Нам некуда возвращаться. Мы не сможем жить в племени. Ты как специально подобрал тех, кому не нужен наш мир…
Да, пожалуй, этот юноша прав. Он делал это специально. Находил везде таких же, как и он сам, способных изгоев, никому не нужных, не признающих сомнительную «ценность» окружающей жизни. Хотя делал это не целенаправленно, на уровне интуиции, это так. Половина отряда состоит из таких же как Астарт — освобожденных пленных и рабов. Им некуда идти, мало кого из них ждут дома. То же касается и второй части войска, собственно амореев, почти таких же изгоев, с той разницей, что у них есть негипотетический дом, шатер и очаг… Что ж, наверное так даже лучше, не надо будет начинать все с нуля.
— Хорошо. Но пусть каждый из воинов еще раз подумает. Мы не вернемся в эти края.
Астарт степенно кивнул, скрывая радость.
— А куда пойдем? Что будем делать?
Сатанаил кивнул в сторону восходящего солнца.
— Туда. На восток. В Египет и Долину Двух Рек. Где находятся сильные страны.
— Будем строить то самое государство? Самое сильное? А получится?
— Если не веришь, не ходи, — улыбнулся шаман.
— Верю, учитель. Все мы верим…
— Тогда вперед. Мир ждет. Это НАШ мир, — закончил он.
На губах шамана вновь заиграла холодная усмешка, а глаза налились ледяным огнем.
— И боги, считающие иначе, вскоре будут неприятно удивлены!..
Глава 8. Стезя Немезиды
Ночь продолжалась. Бог крови и смерти еще не до конца собрал свою жатву.
Настя не стала долго париться. Посадив меня за руль, она сразу проникла в сознание главного местного бандита и сделала с ним нечто, от чего тот поседел и бился в припадке ужаса всякий раз, когда она поворачивалась в его сторону.
— Налево. Прямо. Стоп. Этот дом. Савельев Николай, заместитель начальника прокурора… — продолжал «колоться» тем временем авторитет.
Как меня посадили за руль? Хронического пешехода, ни разу за оным не сидевшего? Очень просто. Ведьма бегло бросила
— Садись за руль…
Я честно возразил
— Я не умею водить.
— Научишься.
Вы бы на моем месте что сделали?
Да, вот и я полез…
— А как ею управлять?
— Внизу две педали. Газ и тормоз. Сцепление — автоматическое, коробка — между сидениями. Чтобы влево и право повернуть — крутишь руль.
Ага. Все понятно. Да я с таким объяснением теперь просто обязан Шумахером стать!
— А какая газ, какая тормоз?
— Миш, отвали…
Понятно. И теперь мы катались по всему городу, ликвидируя особо ценных «товарищей» группировки. А гражданин Бароев вспоминал все новые и новые фамилии, их подробности деятельности и адреса. Потому что пока он их вспоминал, был жив. А кто же не хочет жить на белом свете?
Расправа была короткой. Я проходил сквозь дверь, докладывал обстановку, иногда открывал последнюю. Затем врывалась наша Немизида, как я прозвал ее про себя, и приканчивала «клиента», или клинком, когда шуметь не стоило, или из трофейного ментовского пистолета, когда шум роли не играл, а эффект произвести было нужно. Михалыч в это время караулил чеченца, пуская слюни и облизываясь, но мне показалось, тот с удовольствием бы остался хоть на целую вечность в компании с кровожадного десантника, чем на несколько минут рядом с милой и хрупкой ведьмочкой.
Под утро все устали неимоверно, вымотались. Возможно, не столько физически, сколько эмоционально, но это роли не играло. Потому больше церемонились и били «клиентов» там, где бог пошлет. Или дьявол.
Одного, из милиции, нашли на свадьбе, где замочили при десятке свидетелей. Другого в кабаке, тоже при свидетелях. Еще троих закололи в своих постелях, рядом с женами или любовницами. Свидетелей наших деяний осталось великое множество, но на это в том числе и был расчет. СМИ органы прижмут, но «сарафанное радио» в народе молву разнесет. И те, кто придет на смену наказанным, трижды подумают, чем может обернуться для них деятельность. Да и переменами все же в стране запахло — кто знает, может и до этого медвежьего уголка жесткая рука нового Хозяина доберется? А вдруг?
Тяжелее всего работалось в тех домах, где были дети. Хотелось выть и лезть на стену от ненависти к себе. Но так не честно. Если уж взялись избавлять мир от подонков, надо делать это до конца. Потому что необходимо было с самого начала принять за аксиому, что у этих подонков могут быть дети, и мы сделаем их сиротами.
Да, это здорово — нажимать на спуск и убивать вооруженного бандита. Когда один на один, а он сопротивляется. Но почему же так трудно убить его же в своей постели? Когда рядом спит жена, а в соседней комнате ребенок? А ведь это тот же самый бандит! Но мы каким-то чудом держались. Из последних эмоциональных сил, на голом ощущении, что обратной дороги просто нет.
«Миш, у нее свой Путь. Она может судить» — сказала мне в одном из домов, огромном коттедже с лабиринтами комнат, Консуэла. — «А ты не можешь».
«Потому, что она пострадала от них в детстве, а я — нет?»
«И поэтому тоже. А еще… Она не такая, как все. Она — орудие. Наше карающее орудие».
«Ваше? В смысле Конторы?»
Пауза.
«Не совсем. Но ей можно делать кое-что в определенных пределах, она не перейдет грань. Тебе — нельзя».
Всё ясно, что ничего не ясно. Ладно, оставим этот очередной высокофилософский спор на потом. Сейчас у нас были дела куда важнее…
Есть, нашел эту долбанную спальню. Хозяева мирно досматривали предутренний сон. Кратко описав путь наверх, принялся ждать, прямо здесь в подпространстве. Детей в доме нет, видно, отправлены куда-то по случаю лета.
А вот и Настя — шатается, но крепится. Достала пистолет. Люди проснулись, завозились. Женщина вскричала. Мужчина попытался вскочить и что-то завопить, но ему помешали оглушающий хлопок и аккуратное отверстие во лбу.
— Пошли.
Это мне. Она чувствовала меня в подпространстве с каждым часом всё легче и легче.
Спустились, сели в машину. Я повернул ключ и нажал на газ. Машину привычно резко дернуло, Михалыч привычно матюгнулся, и мы помчались дальше.
Хотя по времени был самый мертвый час, город уже не спал. То тут, то там пролетали машины с сиренами и мигалками. На нас внимания пока никто не обращал, но мне все это не нравилось всё больше и больше. Спецслужбы зачесались, зашевелились. Конечно, у нас, на Кавказе, всех подняли бы в штыки после первых же выстрелов, вплоть до ВДВ и бронетанковых войск, но и здесь ребята еще не совсем обленились.