Само собой разумеется, на это власти СССР идти даже не мыслили. Потому была и угроза, что при несоблюдении выдвинутых требований «наследники Троцкого» совершат показательную казнь близкого к правителю Советского Союза человека. А то и не одного.
Провокация однозначно удалась, причём по всем фронтам. Во-первых, внимание к готовящемуся процессу со стороны всей европейской и американской прессы было гарантировано. Ну кому из акул пера не захочется первыми изложить сенсационный материал? И плевать, что иностранцам в «страну советов» доступ был практически закрыт. Имелись дипломаты, готовые за определённые услуги предоставить необходимые материалы. Дипломаты, они такие, на них даже в СССР никакой управы не было.
Во-вторых, нагнетание страха среди красной верхушки. Ведь в предъидущем письме «троцкисты» обещали отомстить исполнителям и заказчикам убийства из лидера и символа. В результате состоялось вполне себе правдоподобное покушение на меня, при котором были убиты двое чекистов, пусть и из числа рядового состава. Но обещание, как ни крути, а чуть было не выполнили. Первую его стадию. Это поневоле заставляло со всей серьёзностью отнестись к новой угрозе. Присутствующий страх… это тоже очень важно. Как только в душах и сердцах врагов поселяется страх – ты становишься гораздо ближе к победе над ними. Доказано множеством исторических примеров.
Было и «в-третьих». После появления в прессе такого рода угрозы «красная верхушка» окончательно удостоверилась в виновности подследственных. Иными словами, была устранена даже теоретическая возможность дальнейшего расследования. Настоящего, а не типичной советской профанации оного.
В общем, после всех полученных от Артузова инструкций, меня «допустили до святого». То есть до коллегии у самого Председателя ВЧК… Ой, уже ОГПУ. Хотя от смены названия нутро этой структуры не изменилось, оставшись столь же зловонным и гнилым до основания. Какие люди, такова и структура, так всегда был, так и будет в этом мире. Следовательно, сборище садистов, кокаинистов, приспособленцев, неучей и маргиналов – некоторые сотрудники успешно сочетали в себе сразу несколько пунктов из вышеперечисленного – представало в совсем уж ярких и шибко «привлекательных» красках.
Квартира Менжинского была хороша! Нет, я совершенно серьёзно, без тени иронии. В такой пристойно было бы жить и обладателю первых пяти классов «табеля о рангах». Богатство, но без пафоса,; стиль, но не отдающий «мещанином во дворянстве». С ходу и не скажешь, кто именно здесь обитает. И даже увидев хозяина сего дома, многие люди не увидели бы в нём ничего особенного, не будь он им заранее представлен. Умный, начитанный, с богатым словарным запасом и изысканными манерами человек, который вполне органично бы смотрелся как за профессорской кафедрой, так и в коридорах одного из министерств той, старой империи. Не на низших уровнях, что особенно характерно. Ан нет, он был тем, кем был – очередным олицетворением самой зловещей, пожалуй, организации на всём континенте. Что ж, Вячеслав Рудольфович, знакомство наше состоялось, мне есть на что посмотреть, многое стоит понять и попробовать изучить. Ведь поняв врага своего, легче будет его переиграть.
Игра на минном поле, она же в прятки со смертью в тёмном лабиринте. Только вместо взрывчатки или чудища вроде минотавра – один тяжело больной телом, но чрезвычайно опасный человек. Самый опасный во всём ОГПУ. Это не тупологоловый наподобие Ягоды и не угодливый холуй вроде Паукера, который и вовсе не утруждал себя чтением чего-то помимо отчётов или газетных передовиц. Иной масштаб личности так сказать.
Мы с Артузовым появились не самыми первыми, но и не последними, минут за пять до назначенного срока. Тут уже присутствовали глава Секретно-политического Молчанов и неожиданно появившийся с нм начальник оперпункта Петренко, начальник шифровального отдела Бокий в гордом одиночестве и Ягода, притащивший в качестве сопровождающего не абы кого, а целого Агранова. Ныне он был полномочным представителем ОГПУ по Московской области, а по сути оставался и куратором всей «творческой интеллигенции», каковым стал ещё в начала двадцатых. Артузов говорил, что Агранов - личный протеже Ягоды, которому было обещано, в случае становления последнего Председателем ОГПУ, место начальника Секретно-Политического как минимум. А может и пост первого заместителя.
Неискренние улыбки, насквозь лживые слова, атмосфера взаимной подозрительности и надежд на скорое возвышение. И ожидание… смерти хозяина дома, старательно маскируемое, но всё же всем понятное, включая самого Менжинского.
Появились Паукер и последним Леплевский, глава Особого отдела. Первый сам по себе, второй же приволокся в сопровождении заместителя Марка Гая. В общем, собрался весь «цвет» выгребной ямы под названием ОГПУ, во всей сомнительной красе и убойном «аромате». На меня особо не смотрели, хотя несколько любопытствующих взглядов я всё же заметил. Да уж, это называется получил определённую известность своими действиями. Вдобавок меня считали не просто человеком Артузова, но и тем, кого он вознамерился «поднимать» вслед за собой. Тут это было естественным делом. Не зря же кое-кто из начальников отделов появились вместе с сопровождающими. Ну а пара скеретарей-стенографистов Менжинского присутствовали изначально. Кому-то требовалось фиксировать от и до всё произнесённое тут. Официальное мероприятие, пусть и проводимое на квартире вследствие особых обстоятельств.
Однако! Это я относительно того, что Ягода и Бокий вообще-то должны были ударно трудиться в чрезвычайных комиссиях. Тех самых, связанных с выполнением планов по заготовке зерновых и прочих сельхозпродуктов. Их я увидеть не ожидал, поэтому, улучив минутку, тихо так спросил у непосредственного начальства:
– Артух Христианович, а что тут делают товарищи Ягода и Бокий? Они же должны быть… совсем в других местах.
- Срочный вызов, - не моргнув глазом и даже не думая удивляться. ответил Артузов. -Бокий вылетел из Харькова вчера вечером, Генрих Григорьевич уже ночью из Ростова-на-Дону. Игнорировать пожелание Вячеслава Рудольфовича, отговариваясь какой-то там комиссией… Он запомнит.
- Я понимаю.
- Понимай. И смотри. Слушать тоже не забывай, Алексей. Сейчас начнётся самое главное.
- Что именно?
- Реакция на мой доклад. С Молчановым я договорился, он поддержит жёсткие меры, если они понадобятся. Пришлось пообещать… многое, - тут глава ИНО недовольно поморщился. Судя по всему, цена за поддержку оказалась выше ожидаемой, но отказаться он уже не смог. – Ягода и Бокий будут против меня, даже если я скажу, что зимой выпадет снег. Агранов, он в хвосте у Ягоды, на него поставил. Паукер… Этот как Иосиф Виссарионович скажет, своего мнения у него не было и не появится.
- Остаётся Леплевский.
- И Гай! Особые отделы есть везде, во всех округах, армиях, дивизиях, прочих частях. Если он нас поддержит…
Понимаю важность подобного. Вот как начальство глаза вверх устремило, явно позволив себе пару секунд повитать в мечтаниях. И поводы надеяться на желательный для себя исход у Артузова имелись. Уже потому, что он знал о том, кто такой Леплевский. Точнее сказать, про некоторые «милые» особенности его характера.
Израиль Моисеевич Леплевский обладал одной чертой, которую в ВЧК_ОГПУ очень высоко ценили с самого момента образования сей организации. Он был патологическим садистом. Не просто легко подписывал расстрельные приговоры и отдавал приказы с помощью пыток выбивать нужные показания. Тут нельзя было говорить даже о «железной руке, собственноручно карающей предателей революции». Это ему было… интересно, но не совсем. Другое дело – собственноручно проводимые жёсткие, точнее жестокие допросы. Лично избивал арестованных до полусмерти, порой и не до полу-, а совсем с концами. Благо отписаться было легко, никто особенно и не выяснял, отчего помер «классовый враг» или «предатель революции». По мере роста в званиях эта черта никуда не исчезала. Более того, приобретала новые формы. теперь ему было не интересно мордовать абы кого, требовались влиятельные кандидатуры, которых было особенно причтено избивать, унижать, калечить. Именно поэтому Леплевский был вполне способен поддержать инициативу проверки верхушки РККА на предмет сотрудничества с троцкисто-террористами. Я это хорошо понимал. Касаемо же Артузова… тут уверенности не имелось. Поднимать же тему в таком прямом аспекте я сейчас просто не рискнул. Мало ли как отнесётся к такому аргументу! Лучше уж оставить это у себя в голове и действовать чуть позже, по ситуации. О, само собой разумеется, не здесь! На коллегии я буду изображать живую тень главы Иностранного отдела и не более того. Буду смотреть, слушать… и делать выводы, лишь часть из которых окажется произнесённой вслух перед Артузовым.
Дзин-нь! Недавно заведённый Менжинским серебряный колокольчик оповестил всех пришедших на коллегию о том. что пора перестать заниматься собственными делами и рассаживаться по местам. Благо этих самых мест в гостиной квартиры Председателя ОГПУ хватало. Множество кресел и полукресел, в которых было удобно даже самой требовательной чекисткой заднице. И диван в восточном стиле, на котором возлежал сам Вячеслав Рудольфович, устроившись с предельно возможным для себя комфортом. Как раз сейчас он поставил колокольчик обратно на низкий столик, на коем было всё. что могло ему понадобиться и до которого легко было дотянуться, совсем не напрягаясь.
- Все собрались? – скользнув взглядом по креслам и лицам, Менжинский сам и ответил. – Все. Тогда начинаем нашу коллегию, товарищи. Особую коллегию. Главный вопрос на повестке дня – новые угрозы руководству нашей партии, исходящие от троцкистов. И их требования, к которым нужно отнестись серьёзно. Не стоит пренебрежительно улыбаться. Карл Викторович, они уже доказали, Что готовы не только говорить, но и стрелять. Один из приглашённых на коллегию товарищей получил две пули и чудом выжил.
Подкузьмил Менжинский! Теперь на меня смотрели куда более внимательно. Особенно Паукер Карл Викторович, причём без тени симпатии. Не понравилось заслуженному холую Сталина-Джугашвили, что Менжинский заставил его стереть с лица неуместную улыбку. На Председателя то ему пасть разевать никак нельзя, трусость не позволит даже за пятку укусить попытаться, а вот на меня сталинский лакей взирал так, что и тени сомнений не было. Каких? Что запомнил и при удобном случае попробует либо под дверь нагадить – метафорически, конечно – либо включить в расклад аппаратных игрищ, что тоже не есть хорошо.
- А может опасность преувеличена? - прошелестел Бокий, всегда старающийся оставаться тихим, почти незаметным, но вместе с тем претендующий на высокое положение. – Следы привели к Трилиссеру и Пятакову, исполнители убиты или скрылись. Троцкий мёртв, эти двое и не только арестованы. Некому отдавать приказы.
- Вы готовы лично доложить об этом товарищу Сталину, Глеб Иванович? – усмехнулся Молчанов. – Так давайте, идите и докладывайте! Но если произойдёт очередное убийство важного товарища, то я вам не позавидую.
- Я высказал гипотезу…
- А товарищ Артузов хочет сделать доклад, - не унимался глава Секретно-политического отдела. – Подробный, обстоятельный, посвящённый возможным угрозам от троцкистов с той стороны. откуда мы пока не готовы его встретить.
- И ради какого-то … доклада нас с Бокием оторвали от важнейшей работы! – Ягода, по обыкновению своему был груб. Недостаток образования и отсутствие культуры давали о себе знать. – Вячеслав Рудольфович, слушать жалобы Артузова я могу и потом, после…
- Будете слушать, товарищ зампред, - вежливость, приправленная ядом и угрозой, вот что было в голове главного чекиста СССР. – А если не хотите. то может быть вас устроит должность, скажем, одного из замнаркомов сельского хозяйства? Будете биться за урожай и выполнение плана сдачи зерновых. Что, уже захотели слушать? Прошу прощения, товарищи, может кто-то хочет что-то добавить?
Ох как шикарно Ягоду размазали тонким слоем по всей гостиной! Наверняка до Менжинского дошли слухи о том, что его первый зампред не просто спит и видит себя на его месте, но и уверился, что должность перейдёт к нему и только к нему. Уверившись же, окончательно обнаглел, начав выходить за пределы разумного. Вот и получил жёсткую, унизительную отповедь.
Может кого-то другого – например Бокия, Молчанова и Артузова, учившихся в тех ещё, старых, имперских университетах – Менжинский отчитывал бы по иному, но не Ягоду. Безграмотный, малокультурный и наглый, он понимал только такую вот отповедь. Впрочем, Агранов и Леплевский были ему под стать. Председатель ОГПУ это хорошо знал, потому и действовал именно таким образом, донося свою мысль до всех без исключения собравшихся, порадовав одних и изрядно огорчив других. Кого огорчил? Ягоду и его союзников, почти прямым текстом заявив, что тот не соответствует своей нынешней должности. Следовательно, шансы зампреда занять председательское кресло пусть не исчезли, но несколько усохли. Как ни крути, поддержка нынешнего Председателя значила многое, особенно в теперешней неспокойной обстановке. Там, наверху, понимали, что Менжинский рекомендует в качестве преемника того, кто подходит по профессиональным качествам, а не по происхождению и наиболее громкому и показательному следованию «линии партии». В спокойное время на такую рекомендацию Сталин-Джугашвили и его свора положили бы с пробором, но теперь, когда реально опасались за собственные красные шкуры… Дубоголовый, но верный мог ничем не помочь, в то время как профессионал-прагматик вроде того же Менжинского стал бы куда более надёжным щитом от внутренней угрозы.
Зато у тех, кто не относился в «партии Ягоды» и имели хотя бы минимальные шансы занять кресло главы ОГПУ, появился ещё один повод заново оценить свои нынешние позиции. С целью? Принять решение стоит ли самим пытать удачу или же присоединиться к кому-либо из более вероятных кандидатов. Впрочем, раньше кандидатов было двое: Ягода и Бокий. С относительно недавних пор прибавился третий – Артузов. Сейчас же шансы Ягоды заметно упали, Артузова соответственно выросли, ну а Бокий сохранял исходные позиции. Неплохой такой ребус как для присутствующего на коллегии «узкого круга», так и тех, кто не был допущен в «святая святых».
- У меня есть, - приторно сладким голосом напомнил о себе «лучший друг советской интеллигенции» Агранов. - Я хочу слышать товарища Артузова, а уже потом иметь что сказать.
- Услышите. Артур Христианович поскольку у остальных товарищей пока нет вопросов. прошу вас доложить то, о чём упоминалось в поданной на моё имя докладной записке. Только…
- Что, Вячеслав Рудольфович?
- Ограничьтесь экстрактом, а то общий объем может быть, - тут Менжинский сделал неопределённый жест. - Подробности желающие могут уточнить потом, у вас или по документам. Я могу рассчитывать на… умеренность?
- Конечно-конечно, - улыбнулся глава Иностранного отдела. – Как говорили великие древние: «Краткость – сестра таланта». Немного подождите, я сейчас приготовлюсь…
Приготовления не затянулись. Да и что там готовить то? Достать кожаную, с серебряными уголками папку для бумаг, раскрыть да и начать излагать там находящееся. Мне же и вовсе можно было расслабиться, потому как по большей части это было моё собственное творчество, пусть и переработанное Артузовым в должном ключе, для наиболее эффективного восприятия главные чекистом всея СССР. Про аспект благожелательности Артузов наверняка также не позабыл, но вот получится ли – большой вопрос.
Пошло-поехало! Глава Иностранного отдела и зампред ОГПУ начал излагать Председателю версии о возможной причастности к троцкисто-террористам не абы кого, а людей из верхушки РККА. Не абы каких, а тех, которые были в Реввоенсовете в те годы, когда этой структурой руководил Троцкий. Прямых обвинений конечно же не прозвучало, зато намёки были более чем весомые. Оставалось фактом, что проходящий по делу в качестве одного из основных обвиняемых Пятаков не просто был в РВС, но и играл там к концу гражданской войны довольно значимую роль. Связи с Троцким опять же присутствовали, равно как и благоволение последнего к «перспективному товарищу».
Если нашёлся один предатель из числа значимых персон в РВС, непосредственно связанный с Троцким, то почему бы не проверить и некоторых других на причастность? О, разумеется не всех, ведь подозревать ближайшее окружение товарища Сталина-Джугашвили было бы не просто глупо, но и абсолютно неправильно. Артузов аккуратно так прогибался перед вождём, пусть и в отсутствие оного. Гибкость спины была оценена понимающей улыбкой Менжинского и позволением дальше развивать тему, выразившемся в словах:
- Преданные делу партии не могут подозреваться в таком. Я не сомневался в том, что вы, Артур Христианович, это понимаете. Председатель Реввоенсовета товарищ Ворошилов, товарищ Будённый, иные проявившие себя товарищи. Они и Троцкий… это невозможно.