***
Театр имени Вахтангова был весьма известным как в столице. Так и за её пределами. Попасть туда было не так просто даже на представление, не говоря уже о том. чтобы оказаться на репетициях или в гримёрках. Однако нет ничего невозможного, тем паче если знать подходы. А Лариса Коломенцева их изучала тщательно, пользуясь как заготовками, так и импровизацией. Амплуа начинающей актрисульки с минимумом таланта, большими связями и повышенной дружелюбности – это ключ, способный открыть многие двери, особенно учитывая тот факт, что немалая часть спектаклей театра были зарублены по приказу из соответствующего отдела ОГПУ. Чего стоила одна лишь попытка руководства театра заказать пьесу не абы у кого, а у самого Булгакова – человека, в «симпатиях которого» к СССР никто и сомневаться не мог. Более того, автора «Белой гвардии», «Собачьего сердца» и иных, менее едких произведений многие и многие партийцы люто ненавидели, просто таки мечтая отправить его в лагеря, а лучше прямиком к расстрельной стенке.
Что мешало? Исключительно своеобразное отношение в творцу самого главного из всех большевиков. Сталин-Джугашвили не то чтобы ценил автора, тут было нечто иное по мнению тех кто хорошо знал главного в СССР человека. Странная смесь искренней ненависти и в то же время понимания, что этот человек неизмеримо выше многих и многих расстрелянных, посаженных, изгнанных за пределы «рая страны советов». Потому и не позволял уехать, в то же время не позволяя и как следует работать. Горный абрек словно бы игрался с выдающимся творцом, делая жизнь невыносимой, но в то же время не уничтожая до конца.
Лариса имела возможность прочитать практически все произведения благодаря Алексу. В ОГПУ было всё из числа запрещённого, да и доступ сотрудники мели. Они имели, в отличие от всех прочих, от простого и не очень люда, вне зависимости от членства в партии. А прочитав, понимала, насколько прав был Булгаков, описывая торжество в СССР Швондеров, Шариковых и их промежуточных форм.
Увы, сегодня ей было не до полюбившегося писателя. Зато использовать гримёрку одной из актрис второго состава, мотивируя это встречей с любовником, о котором не должен был знать муж – это совсем другое дело. Кто, скажите, отказался бы оказать столь небольшую услугу той, которая, случись что, может и помочь имеющимися в ОГПУ связями? То-то и оно!
Место использовалось ей всего второй раз. Пока что второй, чего скрывать. И было оно не одно. Театров много, укромных мест в них тоже. да и оказать кому-то из людей искусства услугу тоже не шибко сложно: кому-то деньги. другому совет, третьему помощь в выезде на лечение. Вариантов, равно как и нуждающихся в услугах, было много. Главное использовать представляющиеся возможности разумно, с должной степенью осторожности.
«Любовником» же был Павел Игнатьевич Ставрогин – мужчина хоть и в возрасте, но крайне импозантный, способный произвести на случайно встреченных близ гримёрки работников театра неизгладимое впечатление. И лёгкий грим на его лице присутствовал, не без того.
Девушка изобразила искреннюю радость, встретив «кавалера» в коридоре, после чего повисла у того на шее, но тут же оглянулась, изображая крайнюю степень тревоги. Вроде как мысль внезапная проскочила: «А не видел ли тут меня кто, такую всю и себя неверную жёнушку?»
Стоило же обоим оказаться внутри гримёрки, как Лариса скользнула к патефону, который почти сразу исторг из себя пусть негромкую. Но донельзя романтичную музыку. Шумовой фон, дабы никто не мог толком подслушать происходящее. Любопытство среди театрального народа, оно воистину неискоренимо!
- Лара, я в восхищении вашим видом и умением играть, - приложился к ручке агентессы старый жандарм. – А как эти… наблюдатели?
- Всего один, - отмахнулась та. – Привык уже. что я к разным актрисам езжу поболтать и опыт сценический перенять. Я проверялась, всё чисто, никаких подозрений.
- Ваши слова да богу в уши. Итак, что просил передать наш общий друг и общий же командир?
- Цель – Сергей Миронович Киров. Работает группа Солодова.
- Непростой человек, достать очень сложно, уйти после акции почти невозможно. Слишком много охраны вне дома и работы, а собственно дом и работа – это и вовсе не вариант.
- Поэтому Алекс предлагает нечто новенькое. Желаете послушать?
Жандармский ротмистр желал, да ещё как. Он вообще любил всё новое и необычное, относящееся к своей работе. Потому услышанное одновременно и порадовало, и удивило. Переосмысление давно известного и, так сказать, возврат к корням.
- Как изволите говорить, использовать винтовку для стрельбы с дальней дистанции? С крыши одного из домов или из окна снятой квартиры? Любопытно!
- Охранники защитят цель от тех, кто вблизи, но не от находящихся далеко. Просто не увидят, - улыбаясь, произнесла Лариса. – Объект выходит из машины и идёт к дому или зданию обкома. Объект выходит из дома или с работы и делает сколько-то шагов до машины.. Такого вида покушения просто не ждут, слишком давно его не было. Снайперы есть, а вот использовать их для такого не догадались.
- Да, позабыли про длинноствольное оружие. Все больше кинжалы, бомбы да револьверы. А ведь ещё во Франции, перед Варфоломеевской ночью, из первобытного ружья, кажись аркебузой называемого, чуть было не прикончили адмирала Колиньи, одного из гугенотских вождей. Стрелок был не очень или ружьишко хлам – того уже не узнать. В методе разочаровались и отставили в пыльный угол на несколько веков.
- А тут мы!
- Да, мы… Это действительно достойная идея. Мы проинструктируем Солодова и его группу. Как там здоровье Алекса?
- Выздоравливает. Ранение не из лёгких, хотя и не тяжёлое.
- Он сам так хотел для достоверности. Расчёт оправдался, не так ли?
Лариса кивнула, соглашаясь. Пока всё и впрямь шло согласно плану. Сложному плану, порой даже чересчур, по её мнению. Она бы предпочла двигаться вперёд чуть помедленнее. А вот Ларионов со Ставрогиным ждать хоть и умели, но не любили. Потому Павел Игнатьевич и задал интересующий его вопрос:
- Начинают прибывать новые группы. Те, которые будут внедряться в советскую армию. Они это сделают, сомнений нет, но что дальше?
- Ждать и всеми силами делать карьеру, обращать на себя внимание начальства боевой подготовкой и «преданностью делу революции». Их время придёт, но чуть позже, когда мы выйдем на отдельных представителей армии.
- Мы об этом говорили, я помню. Интересуют сроки.
- Тут только богу известно, - невесело усмехнулась Лариса. – Алекс ждёт, пока они начнут жрать друг друга, как стая крыс в запертом трюме. Готовящийся процесс над «троцкистами» должен стать началом. Страх…
- И тогда один раз предавшие испугаются до такой степени. что готовы будут предать снова. Уже новых своих хозяев. Да, это более чем возможно, Лара. И Кирова требуется устранить до окончания процесса?
- Идеально, если получится во время.
- Мы сделаем всё от нас зависящее. И ещё одно. Постарайся удерживать Алекса от попыток встреч с нами. Он слишком… искалечен в душе многолетним пребыванием тут, в СССР. Сейчас он почувствовал себя не в одиночестве и тянется к нам, к своим, к людям, которые ему близки по мыслям и делам. Но это опасно. Игра, которую он ведёт, привлекает к нему внимание важных в СССР персон. Да и тебе, красавица, нужно сократить до предела встречи с нами.
Коломенцева лишь отрицательно покачала головой, добавив к жесту слова:
- Не получится. Немного уменьшить число встреч – да. Сильно – невозможно.Скоро начнутся такие дела, по которым записками не проинструктируешь. Только живой разговор. Или телефонный.
- Тогда телефоны, - согласился жандарм. – Придётся иносказаниями выражаться. А то телефонистки на коммутаторах любят слушать чужие разговоры. И не всегда по своей инициативе.
- А то я с домашнего номера звонить стану! Да и вы легко можете составить график, на какой номер в какое время вам звонить.
- График я, конечно, составлю. Но всё равно лучше быть осторожными даже в таких делах. Не хочется вызвать подозрение из-за того, что какая-то любопытная телефонистка решила уши погреть. Пока не забыл! Со следующей группой должна прийти необычная посылка, заказанная Алексом. Ты слышала о её составе?
- Да. Это пригодится в будущем. Пули и взрывчатка иногда неуместны.
Тут Ставрогину возразить было сложно. Но заказ, который должен был быть передан – это, по его представлениям, было нечто совсем уж экзотическое. Различные яды, от довольно типичных до весьма редких. Хитроумные и очень компактные устройства, выталкивающие короткую иглу при помощи сжатого воздуха или посредством распрямляющейся пружины. Несколько одно- и двухзарядных малокалиберных пистолетов. замаскированных под совершенно безобидные предметы вроде зажигалок, ручек и портсигаров. Понимал ли он суть? Бесспорно. Сын его старого и увы покойного друга явно планировал вывести устранения врагов РОВС на совершенно новый уровень. И шансы на успешную реализацию таких вот покушений внушали. Да-с, внушали. А пока он лишь сказал.
- Посмотрим, Лариса, что принесут нам эти новинки в нашем нелёгком ремесле. Надеюсь, что мы сможем удержать под контролем джинна, выпущенного из кувшина.
- Об этом мы подумаем завтра…
Цитата из известного американского романа пришлась как нельзя более кстати, немного сняв повисшее напряжение. Теперь оба проводника воли РОВС могли продолжить разговор о деталях, ну а минут через двадцать-тридцать разойтись каждый по своим делам. А дел у них хватало.
***
Коллегия у Менжинского. Много я слышал про это явление, но не рассчитывал, что так скоро там окажусь. Конечно же не в качестве одного из докладчиков, это было бы чересчур. Зато в качестве сопровождающего главы ИНО, как оказалось, я уже вполне соответствую.
Каждой собаке в ОГПУ было известно о тяжелой болезни Председателя. Да и чем именно болеет Вячеслав Рудольфович также тайной не являлось. Сердце у него было ни к чёрту. Стоило помнить и про последствия того, что он в давние времена попал под колёса автомобиля. Даже самые оптимистично настроенные врачи не решили бы пообещать ему более трех, максимум пяти лет жизни. В действительности же многие из имеющих шансы занять его кресло спали и видели скорейшую смерть Менжинского, благо она и впрямь могла случиться в любой день.
Стоило ли удивляться, что почти все коллегии Председатель ОГПУ проводил у себя на квартире, приглашая туда тех, кому требовалось отдать важные распоряжения или выслушать доклады о проделанной работе. Эта коллегия исключением не стала.
Артузов, как глава ИНО, а нынче ещё и зампред, был на множестве подобных, а поэтому не преминул обрисовать мне общую картину и правила поведения.
- Вячеслав Рудольфович интеллектуал и сибарит, - наставлял меня глава Иностранного отдела за день перед коллегией. - Ненавидит отсутствие хороших манер и когда его пытаются перебивать.
- Тогда я объектом его ненависти точно не стану.
- И своеобразный юмор, которым ты, Алексей, отличаешься, ему тоже может не понравиться. Поэтому воздержись.
- Артур Христианович, я же туда как ваша тень иду. Безмолвная такая тень, теням вообще разговаривать не положено. Вы начальник отдела, вы и докладываете. Тем более тема слишком уж важная и опасная, чтобы о ней даже заикался какой-то нам начальник оперпункта.
Попытка поскромничать оказалась весьма кстати. Уже потому, что Артузов посмотрел на меня внимательно, да и заявил:
- Представление к званию начальника горотдела уже готовится. Скоро сменишь свои кубики на шпалу. Агент по особым поручениям у начальника отдела и зампреда ОГПУ со всего лишь четырьмя кубиками в петлицах – это не внушает уважения.
Я начал было, опираясь на трость, вставать, чтобы гаркнуть во всю глотку: «Служу трудовому народу!» Однако, повелительный жест Артузова заставил остаться на своём месте. Вопросительный взглядс моей стороны заставил начальство расщедриться на объяснение:
- Передо мной играть «верного сына партии» не нужно. Тебе нужна карьера и даваемая ей власть. А идеология коммунизма… Таким как ты она недоступна, - тут глава ИНО на мгновение запнулся, словно бы проглотил остаток фразы. Наверняка о том. что и ему, в общем. тоже коммунизм ни разу сам по себе не интересен. Однако вовремя спохватился, уважаю. – Ты должен смотреть и слушать.
- За кем? С какой целью?
- За всеми собравшимися. Вячеслав Рудольфович пригласил к себе на коллегию немногих: меня, Ягоду, Бокия, Молчанова, Леплевского, Паукера.
- Хм?
- Хочешь спросить, по какой причине там появишься ты? – уточнил Артузов. - Иногда кто-то из приглашённых приводит с собой помощников. Это допускается. Если коллегия не начальников отделов а по более узким вопросам, то там бывают очень разные люди. Сам со временем разберёшься.
Интересная такая оговорочка. Хотя я вовсе не против подобного. Чем ближе к главным врагам, тем больше пользы можно из этого извлечь. Вместе с тем я пока так и не понял, что именно хочет от меня начальство.
- И моя задача…
- Проследить за реакцией собравшихся на мой доклад. Меня они знают, а вот тебя нет.
- Молчанов знает.
- Едва-едва, - отмахнулся Артузов. - Сам понимаешь, Алексей, после всего случившегося я не могу быть уверенным в непричастности кого-либо. Сторонников Троцкого и его идеологии оказалось гораздо больше, чем можно было представить. Очень активных сторонников. Трилиссер, Пятаков… Кто ещё окажется не тем, за кого его принимали?
Вопрос был адресован «в никуда», поэтому я и не собирался на него отвечать. Зато в очередной раз порадовался нарастающей подозрительности внутри самого ОГПУ и особенно его верхушки. Пятакова ведь задержали, а потом и арестовали исключительно по общим подозрениям. А потом стали изучать под микроскопом, выискивая следы связей с Троцким, Трилиссером, Блюмкиным и прочими, рангом помельче. Нашли, вестимо! А как не найти, если он в Реввоенсовете состоял чуть ли не с самого начала, да и «заслугами» себя с ног до головы покрыл! А там и финансовые махинации всплыли, и странные аферы с участием зарубежных сообщников. Разбираться в осторожном режиме не стали, сразу включив «режим костоломки». Сразу же выяснилось, что любитель массовых казней сам оказался очень неустойчив не то что к битию по морде лица, но и к обычному психологическому давлению на допросах. Результат известен – признался в грехах как истинных, так и мнимых. Вот только в мнимых очень уж путался, валя всё на других. Дескать, это всё они, запутали, ироды, сбили с пути истинного, пути ленинско-сталинского единственно правильного. Наверняка надеялся на то, что многословные признания во всём, на что укажут, посодействуют дальнейшей судьбе. А это было чрезвычайно сомнительно. Красный голем чувств не ведает, охотно перемалывая всех, кто попался в его руки.
Понимали ли члены «банды красных товарищей», что выбитым признаниям грош цена? Подавляющая часть даже и не думала этим утруждаться, считая признание – любое, пусть даже сапогами выбитое – царицей доказательств. Меньшая же часть, к коим относились Артузов, сам Менжинский и кое-кто ещё – эти считали, что если доказана часть прегрешений, то остальные… это уже вторично. Всё по давней пословице: «Лес рубят – щепки летят». Привычное для носителей коммунизма представление об окружающем мире. но очень уж ошибочное. Оно работает… до поры, а потом ударяет таким рикошетом, что вероятен любой печальный исход, вплоть до летального. Но про это я говорить им не собирался, ибо с чего бы вдруг? Чем им всем хуже, тем лучше нам.
- Для того вы и собираетесь делать тот самый доклад, - без особых эмоций ответил я. – Проверка бывших соратников Льва Давидовича по Реввоенсовету не повредит. Аккуратная проверка, неспешная, без… методов давления.
- Неспешная может не получиться. Ещё одно громкое убийство или даже покушение могут стать критическими. Ты же читал очередное послание «наследников Троцкого».
- Читал. И понимаю наличие весомых доводов в пользу ускоренной проверки.
Более того, я знал, что оно выйдет задолго до его появления в печати. Нынешний Председатель РОВС продолжал развивать столь удачно зарекомендовавшее себя направление, создавая нам, агентам организации на территории СССР, шикарную дымовую завесу. Очередное послание содержало в себе требование к властям СССР и лично Сталину не доводить дело о «троцкистах-террористах» до суда. А если уж и доводить, то с непременным оправдательным приговором. Разумеется, звучало это несколько иначе, не так прямолинейно. В тексте указывалось на категорическую нехватку доказательств, выбивание признаний с помощью физического и психологического давления, напоминалось об отсутствии в СССР принципов состязательности судебного процесса и всё в этом роде. Требование восстановления коллегии присяжных, допуск иностранной прессы…