Шестой готов, — доложил Труракк.
Перейти на скорость снижения, — Боксировал Палиолин.
Ранние катерики, жившие когда-то в родном краю Дюкейна, думали, что ад — промерзшая пустошь, где вечно стоит зима. Лишь в более поздних версиях их суеверий преисподнюю охватило пламя.
Когда Амадей забрался на толстую стену из рокритовых блоков, перед ним предстала картина, отображающая ранний вариант исконных ужасов человечества.
Десятый легион окопался в кратере потухшего вулкана, который входил в горную цепь из замерзшего этана, опоясывающую южный полюс луны. Считалось, что в этом районе Дети Императора развернули операционную базу.
По полупрозрачным склонам цвета ржавчины скатывались волны людей и машин. На определенном удалении, в сумраке за призрачной пеленой газов, которые испарялись с поверхности углеводородного льда, солдаты и техника становились почти неразличимыми. Они казались бесформенными сгустками тел в пустотной броне из тускло-коричневого металла — лишь осветительные ракеты окрашивали их в оттенки крови и огня.
Жуткая сцена разыгрывалась под дьявольский вой установок «Тарантул». Вопли турелей перегружали даже тончайший слух космодесантника, поэтому Амадей лишь ощущал поступь титанов из Легио Децимаре, шагавших к позициям его войск. Исполины, названные в честь существ из мифов Эллады, точно так же маршировали на войну с создавшими их богами.
Рану на правой стороне лица Дюкейна закрывала стальная пластина, но ему хватило и одного глаза, чтобы осмотреть боевые порядки X легиона.
Справа от него орудия линии укреплений «Эгида» вели свирепую перестрелку с отрядом Плутонических Янычар в технологичном снаряжении, рассчитанном на условия ледяных миров. Слева колонна основных бронемашин легиона, в том числе «Зверь Мануса», опытный образец боевого танка «Сикариец», распадалась под натиском множества вражеских «Леманов Руссов» типа «Завоеватель». Прямо перед Амадеем, за рядами промерзших сторожевых постов, соединения Африкейского Полу-моторизованного держали оборону против неприятеля, которому безнадежно уступали в возможностях, — отделений прорыва III легиона, наступающих эшелонами.
— Да, они точно идут.
Дюкейн одной рукой поднял свой плащ, чтобы все увидели сверкающий герб клана Сорргол. В тот же миг по его истерзанным барабанным перепонкам ударила серия мощных хлопков. Подняв взгляд, Амадей увидел перехватчики «Ксифон», летящие строем в форме наконечника стрелы. Они пронеслись над наблюдательным пунктом Дюкейна, и плащ вздулся вокруг его кулака, словно шар. Машины мчались сквозь неплотный зенитный огонь к испускающим пар утесам, которые окружали позиции союзников.
Уже скоро Дети Императора поплатятся за то, что дерзнули вызвать Железных Рук на бой.
Они подняли бурю.
Пришло время опустить молот.
Десантные капсулы отстрелили фиксаторы крышек люков — утилитарных металлических плит, грубо склепанных гибридов стыковочного зацепа со спусковой аппарелью, — и те рухнули, расколов лед на крутом склоне. Над теплозащитной оболочкой, раскаленной после прохождения через атмосферу, вздымались токсичные клубы медной взвеси и газообразных углеводородов. Казалось, кто-то окуривает ими, словно благовониями, ветеранов клана Авернии из Первого ордена, размещенных в капсулах.
Выйдя из мглы, Габриэль Сантар сошел по рампе на быстро сублимирующуюся[4] вечную мерзлоту Весты.
Его окружило облако пара. Поверхность луны под сабатонами воина в буквальном смысле вскипела от тепла, крошечными порциями покидавшего герметичную обувь. Доспех пытался очистить изображение на дисплее шлема: сбрасывал иконки, дорисовывал скрытые участки местности на основании загрузок с авгуров. При этом сила тяжести неудержимо влекла Габриэля вниз по склону, в направлении звуков боя.
Ранее примарх счел необходимым одарить свой орден-прим первой сотней прототипов брони модели «Катафракт». Контейнеры с Марса вскрывал Харик Морн. Увидев доспехи, он с увлажнившимися глазами сказал: «Мы живем в золотом веке».
Сантар сжал громадную латную перчатку, потрескивающую разрядами. Атмосфера луны ускользала из его хватки.
Габриэлю казалось, что он надел «Лэндрейдер».
После удаления и упорядочения символов, означающих бойцов отделения и опасные факторы, на экране остались нетронутыми два набора рун, для изменения которых не хватало прав доступа. Первый из них — контрольные программы задания — загрузил и установил сам Манус. Второй представлял собой приказ о начале операции от лорда-командующего Дюкейна: кодовое слово «молот».
Как всегда, никакого воображения.
Кроме Амадея, в высших эшелонах легиона не осталось никого из Терранской старой гвардии. С первых дней воссоединения примарх решил продвигать своих сородичей, однако Дюкейн просто отказывался погибать.
Сантар считал, что такому пережитку прошлого, как лорд-командующий, больше подходит место в Совете кланов. Пусть читает неофитам лекции по древней истории.
Амадей считал, что Габриэль — чересчур высоко забравшийся щенок, к которому слишком внимательно прислушивается Манус.
Соперничество помогло обоим стать лучшими воинами, чем прежде.
— Терминаторы — в центр авангарда, — Боксировал Сантар. — Отряды прорыва — на фланг. Тактическим отделениям держать дистанцию, прикрывать наступление. Постоянно искать ауспиками арьергардные группы врага.
Этот участок кальдеры, относительно пологий, располагался таким образом, что на него не попадали лучи ближайших звезд, дающие толику тепла. Здесь находился самый толстый и устойчивый ледник в окрестностях, на котором и развернули основные силы «молота» Дюкейна.
Дисплей Габриэля по-прежнему отображал сообщения о менее крупных высадках пехоты и бронетехники, занимавших позиции для окружения кратера, хотя Сантар не нуждался в таких отчетах. Пока он разбирался в тонкостях настройки рунного экрана, отдаленный гул сражения пронзил треск одиночного выстрела.
Примерно три секунды терминаторы продолжали брести вперед, как будто ничего не случилось. Затем ауспик-специалист ордена, Йораан, который выделялся среди братьев подрагивающей сенсорной антенной на броне, рухнул. На его шлеме проступили красные пятна.
«Черт!»
Прошло еще около трех секунд. Терминаторы все так же грузно шагали вниз по склону, слишком грузные, чтобы остановиться.
«Черт!»
С ледяного выступа над десантными капсулами донеслись отголоски болтерных выстрелов, и скрупулезно очищенный дисплей Сантара внезапно заполнился ауспик-откликами.
Более проворные отделения прорыва и тактические легионеры развернулись к противнику, но их методично перебили. Габриэль и сотня лучших воинов X легиона все это время топали и сползали ко дну кратера.
— Назад! — взревел Сантар в вокс-канал и через решетки усилителей. — Назад, к десантным капсулам! Укроемся за ними и примем бой!
Контрольные программы зарегистрировали попадания в спину и руку, без пробития брони. Дрожа от ярости, Габриэль вывернул кисть с комбиболтером и выпустил шквал снарядов в пелену испарений позади себя.
Он мог вынести поражение, но не смириться с унижением.
Сантар наконец сумел прервать спуск. Лед у него под ногами шипел и пузырился, трескался под тяжестью легионера и окатывал его сабатоны кипящим этаном.
Не успел Габриэль выбрать подходящую цель для своего гнева, как его внимание привлекло мощное гудение по меньшей мере двадцати перегруженных от холода суспензорно-репульсорных двигателей. Эскадрон гравициклов пронзил морозную дымку, словно пучок метательных ножей. Их пурпурные капоты, покрытые обколотой коркой льда, украшали стилизованные изображения лошадей. На передних обтекателях гордо лучились золотом палатинские аквилы. Машины обстреляли катафрактов, которые разворачивались в сторону первой засады, и уложили двоих из них. Пока Сантар и уцелевшие воины наводили тяжелые пушки, от гравициклов остался лишь еле слышный шум турбин.
— Я думал, брат, в этом конфликте ты играешь роль героя! — злобно крикнул им вслед Габриэль. Он просканировал испарения всем приборным комплексом доспеха, но обнаружил только ложные сигналы и помехи. Сантар выругался, проклиная потерю ауспик-специалиста. — Какой же герой так труслив в сражении?
— Тот, что побеждает, капитан, — донесся из мглы бестелесный голос. — Тот, что побеждает всегда.
Новый буран очередей поверг нескольких терминаторов, однако броня нового образца в целом справилась с обстрелом, и катафракты выстроились оборонительным кольцом. На их эбеново-черных доспехах алели пятна краски.
Как только стихли отголоски стрельбы, из тумана выкристаллизовались воины III легиона.
Их пышно украшенную броню покрывали узоры эбру[5] и агиографические[6] изображения. Мягкие сочленения обтягивал тонкий шелк, трепетавший от легчайших движений. Поверх доспехов Дети Императора носили длинные красные плащи с искусно сработанными застежками. В их снаряжение входило разнообразное оружие ближнего боя, причем многие держали по клинку в каждой руке.
Сантар с досадой заметил среди противников Железных Рук. Он увидел Венерация Уриена. Великан, сложением напоминавший самца грокса, сжимал в кулаках, обмотанных цепями, два огромных силовых топора. Вместе с ним бывших братьев атаковал Харик Морн, обхвативший ценной меч обеими руками, будто мясник. Габриэль выпустил в кирасу Харика весь магазин, и смешанный отряд фехтовальщиков III легиона обрушился на стену железной брони.
Точнее, не совсем обрушился. Мечники обтекали преграду, словно туман. Они уклонялись от ударов, обходили блоки, проскальзывали в бреши построения, чтобы атаковать более громоздких неприятелей со всех сторон. Сантар знал, что Уриен и Морн — лучшие бойцы клана, и не сомневался, что других неприятелей выбрали из самых умелых воинов 2-й роты Детей Императора.
То, что они пришли за ним, а не за Дюкейном, слегка обрадовало Габриэля.
— Ты мертвец, капитан.
Сантар повернул голову в сторону говорящего. Поразительно громадный доспех повторил движение с секундной задержкой.
Пурпур на броне капитана Акурдуаны по большей части уступил место золоту. По левой стороне нагрудника и дальше по руке спускалась изящная вязь его личной тугры[7]. Палатинская аквила, распростершая крылья на кирасе, так походила на живую птицу, что, казалось, сейчас взлетит. С верхушки шлема струился плюмаж из конского волоса, за плечами трепетал алый плащ. Стрелки на утесах палили из болтеров во всех, кто оказывался в радиусе шести метров от их командира, — но не в Габриэля. Очевидно, капитан приберегал его для себя.
Акурдуана, вооруженный двумя длинными мечами, счел необходимым вытащить только один. Другой клинок он демонстративно оставил висеть на бедре, в ножнах из желтого шелка. Ходили слухи, что капитан хорош, что он не знает себе равных в Третьем.
Сантар служил в другом легионе.
— Нет. Еще нет.
— Это уже тонкости. — Пожав плечами, Акурдуана бросился в атаку.
Габриэль отступил на шаг, но доспех оказался слишком громоздким и медленным, поэтому он принял косой удар клинка на кирасу и отмахнулся молниевым когтем. С таким оружием Сантару хватило бы одного попадания. Воздух вспыхнул, рассеченный энергетическим полем лезвий, но мечник уклонился так легко, словно прочел замысел неприятеля на лицевой пластине его шлема.
Растянутый шаг в сторону, резкий разворот, почти небрежный выпад — и латная перчатка Габриэля от слабого касания клинка стукнулась о вечный лед.
Гейзер мгновенно растаявшего этана врезался Сантару в шлем с такой силой, что воин запрокинул голову, упершись шеей в кабели горжета, и завалился на спину.
Он попытался встать, но лед под ним испарялся, мешая подняться, и Габриэль завыл от бессилия. Со звуком, похожим на вздох, Акурдуана приставил меч к герметичной прокладке над горлом Сантара.
Тот умел распознать мастерство воина в поединке. Акурдуана был так же превосходен, как любое творение Ферруса Мануса.
Пару секунд Габриэль думал, как отыграться за поражение, но руны контрольных программ моргнули и расширились, залив весь дисплей красным сиянием. Во вспомогательные системы доспеха хлынули коды отключения.
Терминатор увидел, что к нему ковыляет Харик Морн. Легионер прижимал ладонь к участку нагрудника, в который Сантар выпустил столько зарядов с ноосферно-активной краской, что по-настоящему пробил броню.
— Чтоб тебя, брат… Серьезно ты к делу подходишь.
Габриэль мог лишь восхищаться предусмотрительностью Ферруса Мануса. Если бы не протоколы обездвиживания, Сантар уже оторвал бы Акурдуане голову, и неважно, что это был учебный бой.
— Мне жаль, капитан, — как будто искренне произнес мечник. — Но теперь ты действительно мертвец.
2
Все спрашивают меня о руках Ферруса Мануса, но при первой встрече с ним я поразился кое-чему иному. Его глазам. Смотря в них, ты словно бы гляделся в огромное и темное зеркало, которое отражало лишь то, что желало. Это было даже по-своему прекрасно… «Летописи Акурдуаны», том CCLXVII, «Гибель владык Гардинаала»
Юный и своенравный «Железный кулак» покинул сухие доки Луны чуть больше сорока лет назад. Если в какие-то моменты звездолет казался несдержанным, адепт Ксанф — представитель Механикума в 52-м экспедиционном флоте — немедленно указывал, что подобной воинственности следует ожидать от пылкого машинного духа, еще не уверенного в своих силах. Внутри корабля опорные балки из нанопозиционированной пластали стонали под тяжестью колоссальных двигателей реального пространства. Системы жизнеобеспечения, самые совершенные и адаптивные из всех, что выпускались на Терре со времен Темной эпохи Технологий, очищали атмосферу с неистовством огнедышащего дракона. Посторонние сочли бы углеродную пыль в воздухе и непривычно крепкие ветра признаком неполадок, однако медузийцы обожали такие условия. «Железный кулак» был медузийским космолетом до мозга костей, вырубленных из базальта с Фелгарртских равнин.
Он станет первым из многих.
Во всех элементах корабля — от полностью автоматизированных, ощетинившихся пушками орудийных палуб, абляционной брони на корпусе, взаимодействующих ауспиковых и авгурных комплексов до генераторов поля Геллера и каждой мелочи внутреннего устройства — жил вольный гений Ферруса Мануса.
Медуза была темным миром, поэтому на «Железном кулаке», кроме пультов управления, светились только люминесцентные камни, добытые со дна ее морей и закрепленные в потолочных бра.
Медуза была ледяным и враждебным миром, поэтому коридоры и технические переходы «Железного кулака», тянущиеся на сотни и сотни километров, отделали камнем и железистым стеклом. Даже дверцы люков не уступали в суровости промерзшей, но восхитительной караашской тундре. Для воинов будет лучше, если мрак и необузданность планеты, воспитавшей примарха, отправятся с ними к звездам. Пусть легионеры гордятся этим, ведь комфорт ослабил бы их боевой дух.
И, как и на самой Медузе, под холодной поверхностью корабля бурлило пламя.
Мозес Труракк все еще не отключился от дремлющей души «Ксифона», хотя палубная команда уже давно завершила послеполетные проверки и сдала смену. Пилот сидел, сомкнув веки, под приглушенным светом люмен-полос, но в его разуме мелькали яркие образы. Медно-коричневые облака. Рев турбин. Промельк черноты крыло самолета, вывернувшегося из перекрестья прицела.
«Легче работай элеронами».
Не открывая глаз, Мозес коснулся пальцами рукояток управления закрылками, потом взялся за центральный рычаг.
«И не надо так агрессивно давить на ручку. Машина хочет летать, брат. Не мешай ей».
Труракку захотелось возразить голосу из памяти, но он удержался и качнул отключенный рычаг влево, потом вправо. Даже во сне самолет жаждал взмыть в небо.
Терранин на месте Мозеса вряд ли бы назвал состояние перехватчика «сном». Бортовой когитатор «Ксифона» просто перевели в режим пониженного энергопотребления и отрезали от внешних раздражителей, чтобы он завершил декомпиляцию записей о боевом вылете для последующей выгрузки. Но для медузийца Труракка почтение к технике было столь же естественно, как привычка отворачиваться от ветра, защищая лицо. Он знал, что машина грезит.