— И все же. — продолжил он. — я рад твоему приезду.
— Не нужно мне было приезжать.
— Настоящей опасности не было. — согласился он. — и отец весной прислал бы подкрепление.
— Прислал бы?
Принц проигнорировал явное недоверие в моем голосе.
— В Уэссексе все изменилось. — тихо ответил он.
— Новая женщина? — съязвил я, имея в виду новую жену короля Эдуарда.
— И она — племянница моей матери.
Этого я не знал, Я знал лишь, что король Эдуард изгнал вторую жену и снова женился на юной деве из Кента, Теперь его старая жена в монастыре, Эдуард называл себя добрым христианином, а добрые христиане женятся на вею жизнь. Но хорошая плата золотом или землями, без сомнения, убедила церковь, что эта доктрина неправильна и король вправе выкинуть одну женщину и взять в жены другую.
— Выходит, сейчас ты в фаворе, мой принц? — поинтересовался я. — Ты снова наследник?
Он покачал головой. Свежий снег скрипел у нас под ногами, Этельстан вел меня по переулку, который заканчивался у восточных ворот. За нами следовали двое его стражников, но не приближались, чтобы не слушать разговор.
— Мне сказали, отец по-прежнему отдает предпочтение Этельвирду.
— Твой соперник — с горечью произнес я, Я презирал Этельвирда, второго сына Эдуарда, Вечно Всем недовольный, пронырливый кусок скользкого дерьма.
— Мой единокровный брат. — уклончиво сказал Этельстан. — которого я люблю.
— Любишь?
Какое-то время он не отвечал. Мы поднимались по римской лестнице на восточную стену, где часовые грелись у жаровен. Остановились наверху, глядя на лагерь поверженного врага.
— Ты правда любишь этого мелкого говнюка?
— Нам приказали любить друг друга.
— Этельвирд — подлец. — заявил я.
— Он может стать хорошим королем. — тихо сказал Этельстан.
— А я стану следующим архиепископом Контварабурга.
— Это было бы любопытно. — улыбнулся он. Я знал, что он, как и я, презирает Этельвирда, но отвечает так, как велит семейный долг. — Мать Этельвирда. — продолжил он. — сейчас не в чести, но ее семья все так же богата, все так же сильна и поклялась в верности новой жене.
— В самом деле?
— Дядя Этельвирда — новый олдермен. Он встал на сторону Эдуарда и не сделал ничего, чтобы помочь сестре.
— Дядя Этельвирда. — гневно ответил я. — и родную мать продаст в шлюхи, чтобы сделать Этельвирда королем.
— Возможно. — спокойно согласился Этельстан.
Я вздрогнул, хотя и не от холода. Вздрогнул, потому что почуял ловушку в этих словах, Я по-прежнему не понимал, для чего меня выманили через всю Британию, но подозревал, что знаю, кто поставил этот капкан.
— Старый я дурень. — сказал я.
— А солнце восходит каждое утро.
— Мой принц! Мой принц! — прервал нас возбужденный голос. Вдоль крепостной стены бежал воин, чтобы нас поприветствовать. Ростом с ребенка, но в кольчуге, с копьем в руках и в шлеме, украшенном белыми и красными лентами.
— Сестра Сунгифа. — ласково произнес Этельстан, когда вновь прибывший опустился перед ним на колени. Он коснулся рукой в перчатке ее шлема, и она восхищенно улыбнулась в ответ.
— Это лорд Утред из Беббанбурга. — представил он меня. — Сестра Сунгифа. — сказал он уже мне. — собрала отряд из пятидесяти женщин, они стояли на укреплениях, чтобы дать моим воинам отдохнуть и обмануть противника насчет нашей численности. Обман удался!
Сунгифа посмотрела на меня, одарив ослепительной улыбкой.
— Я знаю лорда Утреда, мой принц. — сказала она.
— Конечно, знаешь. — ответил Этельстан. — я вспомнил, ты говорила.
Сунгифа улыбалась так, будто полжизни ждала возможности со мной встретиться. Под кольчугой я увидел серую монашескую рясу и толстый плащ, Я протянул руку и слегка приподнял украшенный лентами шлем, только чтобы увидеть ее лоб, а на нем — красное родимое пятно в форме яблока, единственный изъян одной из самых красивых женщин, которых я когда-либо знал. Она весело смотрела на меня.
— Рада снова тебя видеть, господин. — скромно сказала Сунгифа.
— Привет, Мус. — ответил я.
Это была Мус, Сунгифа, она же сестра Гомерь, вдова епископа, шлюха и бузотерка.
И, несмотря на ловушку, я порадовался тому, что попал в Честер.
Глава 2
— Так ты помнишь сестру Сунгифу? — спросил меня Этельстан.
Мы покинули укрепления и выходили из города через восточные ворота, собираясь проверить часовых, охраняющих запертых на арене врагов. Похолодало, снег припорошил ямы, и Этельстан наверняка предпочел бы остаться в тепле зала, но поступал, как должно — разделял со своими людьми тяготы и лишения.
— Сунгифу трудно забыть. — сказал я.
Десяток воинов Этельстана теперь ехал вместе с нами. Не далее четверти мили отсюда находились сотни побежденных врагов, хотя я не ожидал от них неприятностей. Они испуганы и скрылись в самодельных лачугах, ожидая, что принесет утро.
— Удивлен только, что она стала монахиней. — добавил я.
— Она не монахиня, а послушница. Когда не изображает воина.
— Мне всегда казалось, что она снова выйдет замуж.
— Нет, сели ее призвание — служение Богу.
— Жаль тратить такую красоту на вашего бога.
— рассмеялся я.
— Красота. — произнес он чопорно. — ловушка дьявола.
Костры, что мы разожгли вокруг арены, осветили его лицо, напряженное, почти злое. Он сам начал спрашивать меня о Сунгифе, но теперь стало ясно, что эта тема ему неприятна.
— А как поживает Фригга? — ехидно спросил я, Я захватил юную Фриггу возле Честера несколько лет назад и отдал Этельстану.
— Она красивая, как я помню. — продолжал я.
— я чуть было не оставил ее себе.
— Ты женат. — сказал он осуждающе.
— Но ты — нет. — возразил я. — и время пришло.
— Время для женитьбы еще настанет. — пренебрежительно ответил он. — и к тому же Фригга вышла за одного из моих людей. Теперь она христианка.
«Бедная девочка». — подумал я.
— Но тебе действительно пора жениться. — сказал я. — Ты можешь попрактиковаться с Сунгифой.
— поддразнил я его. — она явно тебя обожает.
Он остановился и уставился на меня.
— Какая непристойность! — Он перекрестился.
— С сестрой Сунгифой? Вдовой епископа Леофстана? Никогда! Она очень благочестивая женщина.
«Боже на своих дурацких небесах. — думал я, пока мы шли. — неужели Этельстан не знает ее историю?»
Я никогда не понимал христиан, Я мог понять их убежденность в том, что пригвожденный бог восстал из мертвых, что он ходил по воде и лечил болезни, поскольку все боги умеют творить чудеса. Нет, поражает меня другое, Сунгифа была замужем за епископом Леофстаном, неплохим человеком. Мне он нравился. Он был, конечно, глупец, но святоша, помню, как он рассказывал, что один из пророков бога женился на шлюхе по имени Гомерь.
Я уже забыл, зачем тот пророк взял в жены шлюху, это объяснялось в священной книге христиан. Припоминаю, вроде не потому, что хотел поскакать на ней, это было как-то связано с его верой, И епископ Леофстан, у которого разум иногда бывал как у мухи, решил поступить так же. Он вытащил Сунгифу из какого-то борделя в Мерсии и сделал своей женой. Он торжественно уверял меня, что его Гомерь, как он требовал ее называть, изменилась, покрестилась и ведет жизнь праведницы. Но, когда он не видел, Сунгифа совокуплялась с моими людьми, как безумная белка, Я никогда не говорил об этом Леофстану, но пытался изгнать Сунгифу из Честера, чтобы мои воины прекратили калечить друг друга, сражаясь за ее благосклонность, Я потерпел неудачу, она по-прежнему здесь, и насколько я знаю, все так же весело скачет с ложа на ложе.
Мы шли к залитой светом костров арене, а вокруг вихрился снег.
— Ты знаешь, что до замужества Сунгифа была. — начал я.
— Довольно! — прервал меня Этельстан, Он снова остановился и теперь смотрел рассерженно. — Если ты решил рассказать, что сестра Сунгифа до брака была блудницей — мне это известно! Только ты никак не поймешь, что она увидела вею греховность своей жизни и раскаялась! Ее жизнь — доказательство искупления. Свидетельство всепрощения, какое мог дать только Христос! А ты говоришь мне, что это ложь?
Посомневавшись, я решил не мешать ему верить в то, что он сам избрал.
— Конечно же нет, мой принц.
— Всю жизнь я страдаю от злобных сплетен. — гневно продолжил он, жестом велев мне идти дальше. — Я ненавижу сплетни, Я знаю женщин, воспитанных в вере, благочестивых и добродетельных, но менее праведных, чем Сунгифа! Она славная женщина и вдохновляет всех нас! И за то, чего здесь достигла, она заслуживает небесной награды. Она ухаживает за ранеными и утешает страждущих.
Я чуть было не спросил, каким способом она дарит утешение, но вовремя прикусил язык. Невозможно спорить с благочестием Этельстана, а оно, как я понял, с годами только росло, Я как мог старался его убедить, что старые боги лучше, но потерпел неудачу, и теперь Этельстан становился все больше и больше похожим на деда, короля Альфреда, Он унаследовал и острый ум короля, и его любовь к церкви, но добавил к ним навыки воина.
В общем, он был довольно грозен, и я вдруг понял — если бы я не знал его с детства, а встретил сейчас впервые, он, наверное, мне бы не понравился. Если этот молодой человек станет когда-нибудь королем, думал я, могут сбыться мечты Альфреда о саксонской земле под правлением короля-христианина. Более того, это вполне возможно, А значит, этот юнец, к которому я относился как к сыну, враг Нортумбрии, Мой враг.
— Почему я в итоге всегда сражаюсь не на той стороне? — спросил я.
Этельстан рассмеялся и, к моему удивлению, похлопал меня по плечу, видимо, сожалея о гневном тоне, с каким говорил мгновение назад.
— Потому что ты — сакс в душе. — сказал он. — и еще потому, что, как мы уже говорили, ты глупец. Но глупец, который никогда не станет моим врагом.
— Неужели? — с угрозой спросил я.
— По моей воле — никогда! — он шагал вперед, направляясь ко входу на арену, где под аркой, возле большого костра, столпился с десяток моих воинов.
— Цинлэф до сих пор внутри? — обратился к ним Этельстан.
Берг, ближайший часовой, вопросительно посмотрел на меня, словно спрашивая, следует ли отвечать, Я кивнул.
— Арену никто не покидал, господин. — доложил Берг.
— А мы точно знаем, что Цинлэф здесь? — спросил я.
— Мы видели его два дня назад. — сказал Этельстан, улыбнувшись Бергу. — Боюсь, ночью вы замерзнете.
— Я норвежец, господин, холод меня не беспокоит.
Этельстан рассмеялся в ответ.
— Тем не менее, я пришлю людей вам в помощь. Ну, а завтра. — Он умолк, отвлекшись на Берга, который смотрел куда-то мимо него.
— Завтра мы их убьем, да, господин? — спросил Берг, продолжая глядеть на север, через плечо Этельстана.
— Да, убьем. — тихо сказал Этельстан. — конечно, убьем. — Он обернулся посмотреть, что привлекло внимание Берга. — И возможно, начнем убивать прямо сейчас. — резким тоном добавил он.
Я тоже обернулся — к нам приближалась группа незнакомцев. Одиннадцать воинов — бородатые, в кольчугах, шлемах и плащах. Трое несли щиты с нарисованными тварями, которых я принял бы за драконов, Их мечи были в ножнах. Свет костра отразился в золоте на шее одного из воинов и озарил серебряный крест на груди сопровождавшего их священника. Воины остановились ярдах в двадцати от нас, но священник все шел вперед, пока до Этельстана ему не осталась всего пара шагов, тогда он опустился на колени.
— Мой принц. — произнес священник.
— Встань, встань! Священники не преклоняют передо мной колени! Ты представляешь Господа, это я должен встать перед тобой на колени.
— Чёрта с два. — сказал я, но тихо, так что Этельстан не услышал.
Священник поднялся, К черной рясе на коленях прилипли комья снега. Он дрожал, и, к моему удивлению и еще большему изумлению священника, Этельстан шагнул вперед и набросил ему на плечи свой тяжелый плащ.
— Что привело тебя сюда, отче? — спросил он. — И кто ты?
— Отец Бледод. — ответил тощий священник с жидкими черными волосами. Он был без шапки, борода всклокоченная, глаза испуганные. Он нервно потеребил серебряный крест.
— Благодарю за плащ, господин.
— Ты валлиец?
— Да, господин. — Отец Бледод неуклюже указал на своих спутников. — Это Грифид из Гвента, Он будет говорить с тобой, господин.
— Со мной?
— Ты принц Этельстан, господин?
— Да. — улыбнулся Этельстан.
— Грифид из Гвента, господин, хотел бы вернуться домой. — сказал священник.
— Меня удивляет. — мягко ответил Этельстан. — что Грифид из Гвента вообще покинул свой дом. Или он прибыл в Мерсию насладиться погодой?
Священник, который, похоже, был единственным валлийцем, способным понимать язык саксов, не ответил. Лишь нахмурился, пока одиннадцать воинов смотрели на нас с немой угрозой.
— Зачем он приехал? — спросил Этельстан.
Священник беспомощно махнул левой рукой и смутился.
— Нам заплатили, мой принц. — признался он.
Этот ответ вызвал гнев Этельстана, Валлийцам он, конечно, казался спокойным, но я чувствовал его ярость оттого, что в мятеж Цинлэфа вовлечено и войско Уэльса.
Мерсия и Уэльс всегда враждовали. Они нападали друг на друга, однако Мерсия с ее богатыми полями и щедрыми садами могла потерять больше. Более того, первый воин, убитый мною в стене щитов, был валлийцем, и он пришел в Мерсию, чтобы красть скот и женщин.
В тот день я убил четверых, У меня не было ни кольчуги, ни шлема, только одолженный у кого-то щит и два моих клинка, В тот день я впервые познал радость битвы. Наше маленькое мерсийское войско возглавлял Татвин, настоящий зверь среди воинов, и когда бой закончился, а мост, что мы защищали, был весь залит кровью, он сделал мне комплимент.
— Помоги мне, Боже. — с ужасом сказал он. — да ты же просто дикарь.
Я тогда был подростком, зеленым и плохо обученным, и принял это как похвалу.
Этельстан едва сдерживал гнев.
— Ты сказал, что этот Грифид — из Гвента. — сказал он, глядя на человека, на чьей шее сверкала золотом цепь. — Но ответь мне, отче, разве король Гвента не Артвайл?
— Да, мой принц.
— И король Артвайл решил, что отправить людей сражаться против моего отца, короля Эдуарда, это хорошо?
Отец Бледод по-прежнему выглядел смущенным.
— Золото, господин, заплачено Грифиду.
Ответ показался Этельстану уклончивым. Он задумался, глядя на стоящих в снегу воинов.
— И кто такой этот Грифид из Гвента?
— Родственник Артвайла. — признался священник.
— Родственник?
— Брат его матери, мой принц.
Этельстан на мгновение задумался. Ничего удивительного, что войско валлийцев присоединилось к осаде. Валлийцы — враги Мерсии, и всегда ими были, Король Оффа, правивший Мерсией во времена ее величия, построил стену и вырыл ров, чтобы обозначить границу, и поклялся убить любого валлийца, что осмелится перебраться через стену. Но они, разумеется, осмеливались и, скорее, относились к преграде как к вызову. Мятеж в Мерсии давал валлийцам возможность ослабить старинного врага.
Они были бы просто глупцами, если бы не воспользовались проблемами саксов, и королевство Гвент, расположенное по ту сторону рва Оффы, наверняка надеялось урвать себе земли, если мятежники Цинлэфа одержат победу. Пара мертвых воинов — небольшая цена, если валлийцы получат великолепные пастбища саксов, и понятно, почему король Артвайл заключил сделку с Цинлэфом, Отец Бледод делал все возможное, чтобы обелить своего короля, и Этельстан на него не давил.
— Скажи. — спросил он священника. — сколько воинов привел в Честер Грифид из Гвента?
— Семьдесят четыре, господин.
— Тогда передай Грифиду Гвентскому. — произнес Этельстан, и каждый раз в это имя он вкладывал все больше презрения. — что он и его семьдесят четыре воина могут свободно пересечь реку и убираться домой, Я не стану им препятствовать.
И это, подумал я, решение верное. Нет смысла ссориться с побежденными. Если бы Этельстан предпочел убить Грифида и его валлийцев, что он был в полном праве сделать, весть о резне дошла бы до валлийских королевств и вызвала бы ответный удар. Лучше получить признательность, позволив Грифиду и его людям уползти обратно в свои лачуги.